Русские писатели и публицисты о русском народе - Дамир Соловьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
25 февраля 1869 г.
Внизу пьянство и грубое невежество, в середине неурядица и брожение умов, в верхнем слое отсутствие способностей, патриотизма и характеров. Право, иногда готов отчаяться в будущности России – но не отчаиваешься.[184]
19 мая 1869 г.
А отечество? Я люблю его, и как горячо люблю, хотя рассудок мой изобличает в нем, с одной стороны, глубокое варварство, а с другой, пожалуй, цивилизацию, но какую шаткую, фальшивую, чисто показную.
Ложь нас съедает.[185]
12 июня 1869 г.
Вот в нескольких словах характеристика России: массы народные – это полудикость, интеллигенция – это полуобразованность.[186]
20 ноября 1869 г.
Начинать многое и ничего не кончать – это одно из свойств нашей русской натуры.[187]
24 мая 1870 г.
Странное и нелепое положение общества: живешь, точно в каком-то омуте, в котором ни на что опереться нельзя: на каждом шагу вас встречают обман и мошенничество. Таковы наши нравы. Я уже года два, как отказался иметь в доме слугу мужчину. Можно сказать, что между мужскою прислугою почти повально свирепствуют пьянство и воровство. Между женщинами по крайней мере не так сильно развито пьянство. Все это сильно осложняет и отравляет домашний быт.[188]
16 августа 1870 г.
Немец глубокомыслен с ног до головы; мы легкомысленны и более остроумны, чем глубоки. Немец устойчив и постоянен; мы шатки и неспособны к выдержке. Немец – раб труда, как вол; мы народ веселый и разгульный, но способны в один день поработать больше, чем кто другой в месяц. Оттого, говорят, и работа наша непрочна – правда, но мы о том не тужим и готовы не плакать над развалинами своих зданий, а скорее смеяться над тем, что долго себя мучили работою. Немец – эгоист до мозга своих костей; русский добродушен и доступен всяким человеческим впечатлениям. От немца не ждите великодушия, самоотвержения, забвения обид; русский, подравшись со своим врагом, побратается с ним, даст ему и хлеба и денег, словом, забудет, что у него морда была в крови от кулака его противника.[189]
23 апреля 1871 г.
Наклонность к розни едва ли не лежит в основе русского духа, на этом и покоится незыблемо самодержавие.[190]
8 марта 1872 г.
Россия страдает совсем не теми недугами, как Западная Европа, и потому к нам вовсе не идут те теории об изменении существующего порядка, какие проповедуются там. У нас две глубокие раны, требующие врачевания: невежество народа и дурная администрация.[191]
5 июня 1872 г.
Униженные в течение последнего времени отовсюду извне, развращенные до мозга костей внутри, где взять нам чувство своего национального достоинства?[192]
20 июня 1872 г.
Общество, которого не могли пробудить ни крестьянское освобождение, ни земские учреждения, ни судебная реформа, стоит того, чтобы им управляли посредством насилия.[193]
25 июня 1872 г.
Да, Россия одно, а общественность наша – иное. Конечно, и дым отечества нам сладок, однако не этот отвратительный смрад от повсеместной испорченности нравов.[194]
4 июля 1872 г.
Общество, которое само ничего разумного и честного не хочет делать, не заслуживает, чтобы с ним поступали честно и разумно![195]
8 июля 1872 г.
Множество неудобств бывает следствием всяких реформ общественных, и жаловаться на них было бы несправедливо и малодушно. Но бесчестность, отсутствие всяких понятий о законности и долге, обманы при всяких сделках, одним словом, попирание общественной честности – вот что крайне дурно и невыносимо в нынешнем состоянии нашего общества. Это уже не от реформ, а от того, что составляет нравы наши. Поэтому и реформы служат не столько основанием добра, сколько поводом ко злу. И так как подобное состояние нравов есть наследие веков, то надобны силы, чтобы переменить их к лучшему.[196]
8 октября 1872 г.
Мы от предков наших унаследовали значительную долю рабского страха перед властями. Ведь не могли же без последствий пройти по истории ни Петр Великий со своими благими видами, но и со своим кнутобойством и застенками, ни Бирон, ни милосердная Елизавета с резаньем языков и битьем кнутом своих придворных дам, ни бешеный Павел, ни верховный визирь Аракчеев. Клеймо, наложенное ими на наши нравы и дух, долго не изгладится.[197]
8 ноября 1872 г.
А нравственно что такое наша общественность? Полнейшая развращенность умов и сердец, стремление к материальным интересам. Общество наше не выработало в себе тех великих идей, которые служат опорою лучшего порядка вещей. Как же можно его уважать?[198]
1 января 1873 г.
Наша современная общественность не обещает ровно ничего, что бы превышало пошлость настоящего. Эта пошлость так въелась в наши нравы, что они неспособны возвыситься ни до чего, из чего образуется мощь умственная и нравственная. Самая резкая и выдающаяся сторона общественности нашей, отмеченная особенною жизненностью, это страсть к прибытку, к добыванию денег, растворенная всякого рода плутовствами и безобразнейшими надувательствами друг друга и казны. Тут является даже иногда предприимчивость, но предприимчивость бесчестности. Если же кое-где мелькнет честность, то без предприимчивости. Во всем прочем господствует или совершенная апатия или вспыхивают такие стремления, такие тенденции, от которых ничего, кроме дыма, не остается.[199]
24 января 1873 г.
…народ наш, при своей полудикости, способен производить Пугачевых и Разиных, а не граждан, которые были бы в состоянии участвовать в решении высших общественных задач.[200]
22 марта 1873 г.
Что мы можем принести в дар Европе? Кабаки, деспотизм, чиновничий произвол и великое расположение к воровству.[201]
18 июня 1873 г.
Конечно, несправедливо упрекать русский народ в том, что он ознаменовывает некоторую долю предоставленной ему свободы разными пороками – пьянством, воровством, мошенническими замашками и проч. Но это не оттого, что ему дана некоторая свобода, а оттого, что ему долго не доставало ее.[202]
16 июля 1873 г.
Где у нас залоги нравственного и общественного величия? Мы лишены единства общественного духа. «Мы едим друг друга и от того сыты бываем», – сказал человек, который тоже ел других, пока сам не был ими съеден. Нравственность наша скверная: она не поддержана ни сознанием человеческого достоинства, ни религиозными высшими истинами.[203]
2 августа 1873 г.
Прочел доклад валуевской комиссии о состоянии наших крестьян. <…>
Доклад говорит: состояние крестьян вообще улучшается со времени освобождения их. Однако быт их очень неудовлетворителен, по крайней мере, в большей части Империи. Главные причины: крайнее невежество их и деморализация, вследствие чего обширные размеры пьянства <…>.[204]
14 сентября 1873 г.
Исторически великое значение народа определяется не обширностью территории и не обилием народонаселения, а принципами и стойкостью в их осуществлении. России пока недостает ни того, ни другого.[205]
20 сентября 1873 г.
У нас нет ни патриотизма, ни общественного духа. Он возникает из народа, а у нас народ – стадо, погоняемое и подчас угнетаемое, а главное, не достигшее сознания долга, законности и нравственного достоинства. Слов и учреждений, заимствованных из общечеловеческой цивилизации, у нас найдется довольно, но это слова без содержания, и учреждения, носящие на себе только личину европеизма. Тут нет и тени свободного проявления мысли, свободного начинания в пользу общую, одна внешность, ложь.
Нелепо и смешно возмущаться этим. Такой порядок вещей есть порядок, как и всякий другой; в нем так же можно жить и умирать, как и везде.[206]
4 декабря 1874 г.
Россия похожа на мальчика, который рос в сквернейшей школе истории, где его били не на живот, а на смерть. Потом он очутился в другой, менее тяжелой школе, где его начали меньше бить. Вот он зашалился – теперь к нему приставляют для исправления гувернеров в лице администрации. Но беда в том, что сами гувернеры большею частью люди прескверные, и толку выходит мало. Мальчик выходит лжецом, мотом, и трудно полагать, чтобы из него вышло что-нибудь хорошее.
Величайшая насущная надобность для нас состоит в нравственности. Но где ее взять? В религии? Но к ней чувствуется величайшее охлаждение, да она и заключается в одной обрядности и ничего не дает сердцу. В литературе и науке? Но они проповедуют лишь пошлый реализм, или надутое педантство и отвращение к идеалу.[207]