Невидимая невеста - Жюль Верн

— Я собирался сделать это завтра…

— Ну что ж, пойдем туда сегодня.

И вот так, в компании Марка, госпожи и мадемуазель Родерих я побывал на этом острове, превращенном в общественный сад, в своего рода парк с рощами, беседками и всевозможными аттракционами.

Однако мои мысли были заняты не только прогулкой. Марк это заметил, пришлось дать ему какой-то уклончивый ответ.

Было ли это опасением встретить на пути Вильгельма Шторица?.. Нет, я, скорее, думал о том, что он сказал доктору Родериху: «Возникнут такие препятствия, что свадьба станет невозможной… У Шторицев есть средства, превосходящие все человеческие возможности!..» Что означали эти слова?.. Нужно ли принимать их всерьез?.. Я решил поговорить об этом с доктором наедине.

Прошло несколько дней. Я начал успокаиваться. Вильгельма Шторица никто вновь не видел. Однако он не уехал из города. В доме на бульваре Телеки жили по-прежнему. Проходя как-то мимо, я увидел, как закрылись двери за Германом. Однажды в одном из окон бельведера показался и сам Вильгельм Шториц — он смотрел в конец бульвара, в направлении особняка Родерихов.

Таково было положение вещей, когда в ночь с 3 на 4 мая произошло следующее.

Хотя дверь ратуши постоянно охраняли сторожа и никто не мог к ней незаметно подойти, объявление о предстоящей свадьбе Марка Видаля и Миры Родерих было сорвано со стенда публикаций и его обрывки разбросаны поблизости.

VII

Кто же мог совершить столь гнусный поступок? Только тот, кто был в нем заинтересован… А что последует дальше? Еще более серьезные действия?.. Не есть ли это началом преследований семьи Родерих?..

О происшествии доктору Родериху сразу сообщил капитан Харалан и тут же пришел в гостиницу «Темешвар».

— Это дело рук того негодяя, — в крайнем раздражении воскликнул он, — да, его рук дело!.. Как ему такое удается, я не знаю! На этом он, видно, не остановится, но я не позволю ему продолжать в том же духе!..

— Сохраняйте хладнокровие, дорогой Харалан, — проговорил я. — Не предпринимайте никаких опрометчивых шагов, чтобы не осложнить обстановку!..

— Дорогой Видаль! Если бы отец предупредил меня до того, как этот человек покинул особняк, и если бы затем мне позволили действовать, мы были бы от него избавлены!..

— Я по-прежнему считаю, дорогой Харалан, что вам лучше ничего не предпринимать…

— А если он будет продолжать?..

— Тогда потребуем вмешательства полиции! Подумайте о вашей матери, о вашей сестре…

— А разве они не узнают?..

— Им никто ничего не скажет, так же как и Марку… А после свадьбы подумаем, что предпринять…

— Боюсь, после свадьбы, — повторил капитан Харалан, — будет слишком поздно…

В этот день в особняке занимались только подготовкой к церемонии обручения. Господин и госпожа Родерих хотели «сделать все как полагается», если использовать принятое во Франции выражение. Приготовления близились к завершению. Доктор, которого в Рагзе все так любили, разослал довольно много приглашений. В его доме весьма часто мадьярская аристократия встречалась с военными, судейскими, чиновниками, представителями торговли и промышленности. Губернатор Рагза, которого связывала с доктором давняя дружба, принял его приглашение.

Около полутораста гостей должны были собраться в тот вечер в особняке Родерихов. Для их приема вполне хватало места в гостиных и на галерее, где в конце вечера намечалось подать ужин.

Нет ничего удивительного в том, что вопрос о своем праздничном туалете очень занимал Миру Родерих и что Марк захотел привнести в него артистическую нотку — как он уже сделал это однажды при написании портрета своей невесты. Впрочем, Мира была мадьяркой, а мадьяры, независимо от пола, уделяют большое внимание одежде. Это у них в крови, как и любовь к танцам, доходящая до страсти. Поскольку то, что я сказал о мадемуазель Мире, относилось ко всем дамам и кавалерам, вечер по случаю обручения обещал быть восхитительным.

После обеда все приготовления закончились. Я провел тот день в особняке в ожидании момента, когда тоже, как настоящий мадьяр, смогу заняться своим костюмом.

Вдруг, облокотившись на подоконник одного из окон, выходивших на набережную Баттиани, я с величайшей досадой увидел Вильгельма Шторица. Случайно ли он оказался здесь? Нет, конечно. Он медленно шел по набережной вдоль реки опустив голову, а пройдя до особняка Родерихов, выпрямился и бросил на дом уничтожающий, полный ненависти взгляд. Это не ускользнуло от внимания и госпожи Родерих. Она позвала доктора, который постарался ее успокоить, ничего не сказав, конечно, о недавнем визите к ним Вильгельма Шторица.

Добавлю, что, когда я и Марк шли в отель «Темешвар», Шториц повстречался нам на Мадьярской площади. Увидев брата, он резко остановился и, казалось, заколебался, словно желая подойти поближе. Но с места он так и не двинулся, лишь лицо его побледнело, а руки словно оцепенели… можно было подумать, что он вот-вот упадет… Его сверкающие глаза смотрели на Марка, который сделал вид, что не заметил немца. Когда Шториц остался в нескольких шагах позади нас, Марк спросил:

— Заметил этого субъекта?

— Да, Марк.

— Это тот самый Вильгельм Шториц, о котором я говорил…

— Знаю, брат.

— Ты знаешь его?!

— Капитан Харалан уже показывал мне его раз или два.

— Я думал, он уехал из Рагза… — произнес Марк.

— Видно, не уехал или, по крайней мере, вернулся…

— В конце концов, теперь это уже не имеет никакого значения!

— Да, не имеет.

«Но, — подумал я, — лучше все-таки, если бы Вильгельм Шториц убрался восвояси».

Около девяти часов вечера перед особняком Родерихов остановились первые экипажи. Доктор с женой и дочерью встречали гостей у входа на галерею, залитую огнями люстр. Вскоре доложили о прибытии губернатора Рагза; его превосходительство сердечно поздравил семью Родерих. Он высказал особенно изысканные комплименты мадемуазель Мире, а также моему брату. Впрочем, поздравления в их адрес слышались со всех сторон.

Между девятью и десятью часами прибыли представители городских властей, магистраты, офицеры — товарищи капитана Харалана, который, хотя его лицо и казалось мне озабоченным, старался как можно любезнее встретить гостей. Туалеты дам сверкали, оттененные мундирами и черными фраками мужчин. Гости прогуливались по гостиным и галерее, любовались подарками, выставленными в кабинете доктора, драгоценностями и дорогими безделушками. Подарки моего брата говорили о его утонченном вкусе. На одном из консолей[67] большой гостиной стоял великолепный букет из роз и флёрдоранжа[68] — букет обручения. Рядом на бархатной подушке лежал брачный венец, который Мира наденет, по мадьярскому обычаю, в день свадьбы, когда поедет в церковь.