Бурные страсти тихой Виктории - Лариса Кондрашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тебя как, отметелить при всех или лучше без свидетелей? — грозно спросила Виктория, как, бывало, они выясняли отношения еще в детстве. Не важно, с мальчишками или с девчонками.
А как же иначе? Разве, став взрослой, Вика дралась с кем-нибудь? А тем более с женщиной? Но в то же время вспомнить прежние навыки вряд ли ей будет трудно.
По лицу женщины было видно, как она пытается что-то сообразить. Эта девчонка — сколько же ей лет? — никак не походила на тот образ жены Петровского, который она нарисовала себе со слов Александра. Жена. Да это просто тинейджерка какая-то!
Лизавета считала себя женщиной умной и интеллигентной. Судьба занесла ее на лесоторговую базу — одно название предприятия вызывало в ней раздражение, — которую собиралась покинуть в самом ближайшем будущем.
Одно ее удерживало. Надо было обзавестись приличным мужем. Коллектив на базе в основном мужской, но Лизавета чувствовала себя здесь как лебедь в курятнике — это ее собственное сравнение. Иными словами, большинство работающих здесь были явно не ее полета.
Хотя кое-кто вызвал у нее интерес. Мужчин, которых она сочла пригодными для своих матримониальных устремлений, было двое. Один — заместитель директора, мужчина сорока лет, богатый и властный, хотя внешне простоватый. Лизавета порой ловила на себе его заинтересованный взгляд.
И другой — Александр Петровский. Первый был не женат, а второй…
Она сначала решила, что ничего ей здесь не отломится. Старший менеджер, красавчик, женился всего полгода назад, по сторонам не глядел — тут у Лизаветы глаз наметанный. Но когда он стал ей о своей семейной жизни рассказывать, Лизавета поняла, что можно попытаться из этой жизни его увести.
Все шло по плану, пока этот дурачок вчера вдруг не взбунтовался. Думал, что Лизавету можно просто взять и бросить. Правда, и она сделала ошибку, поторопилась, но теперь, взвесив все «за» и «против», решила, что еще не все потеряно.
Но вот как вести себя с юной Петровской, она не знала. Что с такой взять? Еще, поди, драться начнет, чего Лизавете никогда делать не приходилось.
Произносить какие-то успокаивающие слова не поворачивался язык, тем более что всего полтора часа назад она сама позвонила этой… хулиганке домой и что-то ей говорила… Другая бы сглотнула, а эта отношения выяснять примчалась. И ведь такая никаких доводов слушать не станет, а вцепится своими острыми когтищами, еще все лицо расцарапает. Говорят, следы от них очень долго заживают.
Вика ждала. От возбуждения она не могла устоять на месте и переминалась с ноги на ногу, как боксер на ринге. Даже отошла от разлучницы чуть подальше, чтобы иметь разбег. Или замах.
Удар, удар… Еще удар…
Опять удар — и вот
Борис Буткеев (Краснодар)
Проводит апперкот.
Или вот так сейчас вскинуть правую ногу и ударом под подбородок влупить этой разлучнице, которая от страха не иначе язык проглотила!
Ну, пусть и не в подбородок, а хотя бы под зад поддать.
— Мне не о чем с тобой разговаривать, — наконец выдавила Елизавета и собралась гордо покинуть плацдарм, где столкнулись их с Викторией интересы, но не тут-то было.
Разве не для того выходят на тропу войны, чтобы испить вражьей крови?! Вика иногда выражалась по-книжному, но это были издержки бабушкиного воспитания.
— Вы как предпочитаете, мадам, — сказала Вика, проворно заступая ей дорогу, — лишиться волос или руки?
— В каком смысле — руки? — спросила Лизавета, пятясь назад.
— В том смысле, что я вам ее сломаю!
Вика наступала. Настроение у нее было хулигански-задорное. Соперница ее боялась. Слепому было бы видно, она едва не уписалась от страха.
Теперь Вика понимала, что имели в виду ребята с ее улицы, когда говорили: «А я его взял на понт, типа “пасть порву, моргалы выколю!” И он спекся!»
Придется все-таки отпустить ее небитой. А жалко, руки так и чешутся.
Но чем-то же жажду мщения надо утолить. Ну хотя бы плюнуть на землю и носком плевок растереть.
А еще Виктория хотела сказать напоследок что-то очень остроумное, такое, чтобы припечатать эту хищницу на веки вечные, выжечь на ней клеймо… и в этот момент проснулся персональный Викин святой — «коверный клоун».
Отчего-то веселить толпу он любил именно в такие вот напряженные минуты, когда нужна вовсе не клоунская расслабленность, а сосредоточенность и точность.
Вику обманула легкость, с какой отступала назад Лизавета, не глядя под ноги. Не учла, что та здесь каждый камень знала. А вот Вика…
Она зацепилась ногой за торчащий из земли старый рельс — когда-то здесь, наверное, пролегала узкоколейка — и с размаху растянулась во весь рост, как следует, приложившись об железяку лбом.
Она уже не слышала, как Лизавета истошным голосом закричала:
— Позовите Петровского, его жена расшиблась!
Глава седьмая
Пришла в себя Вика от того, что ее равномерно покачивало и глаза на запрокинувшемся лице видели высокое голубое небо. Немного погодя она поняла, что ее несут, и ощутила знакомый запах — так пахнуть мог только Санька.
— Я ее не трогала! — вскрикивал рядом женский голос. — Я пальцем к ней не прикасалась!
— Санька, — тихо сказала Вика, — поставь меня на землю, уже все прошло.
Она увидела близко-близко его обеспокоенные голубые глаза.
— На этот раз ты упала как следует, правда, Тростинка?
Так он звал ее в самые интимные минуты их жизни, потому что Вика была, по его мнению, очень худенькой, и все говорил, что ему как мужу придется-таки ее посадить на жирную, богатую белками пищу.
— Споткнулась, — призналась Вика, слегка отстраняясь от него — что же это, на виду у всех…
Но оказалось, что поблизости уже никого нет, а Лизавета вообще испарилась, будто всего лишь от звука Викиного голоса. Наверное, стала удирать со всех ног, потому что Вика своим возвращением из глубины обморока сняла с нее обвинения чуть ли не в убийстве жены старшего менеджера.
— А чего это ты так вырядилась? — спохватился Санька, ставя ее на землю и слегка отодвигая от себя, чтобы получше рассмотреть.
— Ну, это… поговорить, — нехотя созналась Вика.
Теперь ей казалось, что она совершила ужасную глупость, придя к мужу на работу в таком виде. Коллеги Петровского скажут, что у его жены не все дома. И сама же на себя разозлилась: чего в самом деле она мямлит? Кто создал эту ситуацию? Разве не Санька виноват в том, что его любовница звонит им домой и