Смысл жизни - Александр. Омильянович

Тем временем полиция начала прочесывать камыши. В течение нескольких часов он слышал возбужденные голоса полицейских, скрип весел, шелест раздвигаемых баграми камышей, лай собак на берегу. Однако поиски оказались безрезультатными.

Когда наступила ночь, начальник полиции снял расставленные посты и покинул берег. Только после этого Куберский, едва не теряя сознание от холода, вылез из камышей, отыскал оружие и направился в сторону Ожехувки. Там он немного согрелся, очистил одежду от грязи и рассказал товарищам, что произошло.

В ту же ночь он перебрался в свое укрытие на Красное болото…

Куберский на минуту умолк. В землянке воцарилась тишина. Леон, Василий и Яшка не хотели нарушать ее, зная, что Кубер должен собраться с мыслями. Тот снова закурил и спустя некоторое время продолжил свой рассказ:

— Облава продолжалась несколько дней. Я знал, что во всех близлежащих деревнях, на перекрестках дорог, на полевых тропинках и возле дома моих родителей организованы засады.

В Тайно-Подъезёрном и окрестных деревнях появились какие-то подозрительные типы, переодетые в нищих или бродячих мастеров. Повсюду были развешены объявления о моем розыске, и за мою голову была назначена значительная сумма. Даже ксендз Дмоховский из Барглува клеймил меня с амвона и обещал отпустить грехи любому, кто поможет меня поймать. А я по-прежнему скрывался на Красном болоте и знал, что здесь меня никто не найдет.

Примерно через месяц после этого случая я направился в Граево. Я хотел встретиться с товарищами из партийной ячейки. Они знали о моем положении. Секретарь ячейки располагал информацией о том, что меня разыскивает не только полиция из Граево, но что моим делом занялись уже «Дефа» [5] и «Двойка» [6]. Чтобы меня поймать, в этот район были направлены даже специалисты из Варшавы. Мои товарищи запретили мне поддерживать с кем-либо контакты. Не давали мне и партийных поручений. Это делалось умышленно, чтобы в случае ареста я знал как можно меньше. Кстати, они не скрывали этого от меня. Некоторые по-дружески советовали мне, чтобы я хотя бы на несколько лет уехал отсюда.

Я вернулся в свое укрытие, испытывая горечь, обиду и боль в сердце, сознавая свое бессилие. Я чувствовал, как расставленные вокруг меня сети постепенно опутывают меня, и мне, как рыбе, приходится проскальзывать сквозь их узкие ячейки.

Я стал избегать людей. Превратился в «болотного» человека. Жену и дочурку навещал только по ночам и сразу же возвращался обратно. Ночевал где придется — в стогах сена, в скирдах ржи, в чьих-то сараях. Хорошим убежищем служила для меня некоторое время часовня на барглувском кладбище. Товарищи помогали мне. Приносили еду, доставляли книги, газеты, журналы.

Однажды ночью я напоролся на засаду. Было темно, и поэтому ни одна пуля не попала в меня. В другой раз около Райгруда неожиданно наткнулся на полицейский патруль. Бежать было уже поздно, да и некуда. Я заметил, что полицейские не узнали меня. Когда они потребовали предъявить документы, я выхватил пистолет, и оба вооруженных блюстителя порядка бросились бежать.

Был случай, когда меня опознал шпик, очевидно по фотографии, помещенной в объявлении о розыске. Я шел в сторону деревни Бжозувка. По дороге мне встретился какой-то незнакомый человек, не похожий на местного жителя. Поравнявшись, мы смерили друг друга взглядом. Вдруг я услышал позади себя: «Стой!» Я, не раздумывая, кинулся в кусты. Человек выстрелил в меня из пистолета, вероятно, раз пять, но промахнулся.

Семью мою также не оставляли в покое. Время от времени в дом врывалась полиция и перетряхивала в нем все вверх дном.

Осенью 1926 года товарищи из Граево сообщили, что они хотели бы поговорить со мной об очень важном деле. Ночью я явился в условленное, место. Теплой, а вместе с тем горестной для меня была эта встреча… Я все понял и принял решение…

Склон холма полого спускался к перелеску, далее шел луг, пересеченный глубоким рвом, — там проходила граница Польши с Восточной Пруссией. За холмом были видны дома, покрытые красной черепицей, и окружающий их ландшафт.

Межа, разделявшая голые поля и проходившая недалеко от границы, поросла редким терновником. В одном из кустов вот уже несколько часов лежал одинокий человек. И хотя он давно принял решение, что-то удерживало его от действий. Из своего укрытия он видел, как время от времени вдоль границы проходили польские и немецкие пограничные патрули.

День начал клониться к закату. Вечер был теплый, и заход солнца предвещал хорошую погоду. Человек укрылся курткой, положил руку под голову и попытался заснуть. Границу он решил перейти после полуночи.

Но сон так и не приходил. В голову лезли назойливые мысли: сумеет ли он перейти границу, получит ли работу? Не станут ли его расспрашивать, кто он, откуда, зачем пришел?

Прошло несколько часов. Он встал, расправил затекшие члены и направился в сторону перелеска. Не доходя опушки, остановился, прислушался, затем пересек ее, свернул немного вправо и увидел в темноте пограничный столб. Вот он уже на другой стороне. Он прибавил шаг, чтобы выйти как можно быстрее из опасной зоны. Вскоре вдали замаячили постройки деревни Ленгхайде, как называли ее немцы, а в действительности — Длугоше. По рассказам контрабандистов он знал, что здесь живет человек, который может помочь устроиться на работу в Восточной Пруссии. Он осторожно крался задворками, отыскивая взглядом нужный ему дом. Наконец увидел его, осмотрелся по сторонам и толкнул калитку, ведущую во двор…

Зондерфюрер Конрад Охманн, начальник пограничного участка в Простках, вошел в свой кабинет.

Минуту спустя появился дежурный пограничник и доложил, что звонили два раза из Ленгхайде.

Поскольку местная агентура почти ежедневно информировала его по телефону о всех инцидентах и подозрительных лицах, появившихся в пограничной зоне, он не придал этому значения и принялся спокойно за работу.

Однако тут же раздался телефонный звонок. Охманн узнал голос Густава Миколайтзыка из Ленгхайде.

Выслушав его сообщение, он коротко бросил в трубку:

— Хорошо, понял. Задержи его. Проверим, может быть, ты прав. — Затем повесил трубку и приказал дежурному вызвать своего заместителя.

Через минуту в кабинет Охманна вошел Готлиб Юрчик, заместитель начальника пограничного участка.

— Поедешь в Ленгхайде. Сегодня ночью там появился какой-то субъект из Польши. Миколайтзык считает его подозрительным.

— Понимаю.

— Возьмешь двух человек для конвоя и доставишь его сюда…

Спустя час перед домом, в котором разместился погранучасток в Простках, остановилась автомашина. Из нее вышел довольно прилично одетый мужчина и в сопровождении конвоя направился в здание.

Охманн выслушал рапорт Юрчика, прочитал записку от Миколайтзыка и велел ввести задержанного.

Когда Куберский вошел в кабинет, Охманн смерил его с ног до головы изучающим взглядом. Задержанный тоже внимательно осмотрел Охманна.

— Поляк? — спросил наконец Охманн.

— Да, — ответил задержанный.

— Фамилия?

— Вацлав Куберский.

— Документы есть?

— Есть.

— Покажи!

Задержанный положил на стол документы, и Охманн с Юрчиком склонились над ними, что-то шепча друг другу.

Охманн задал еще целый ряд вопросов, а затем приказал ув/ести Куберского.

— Ну и что ты думаешь о нем, Готлиб? — обратился он к Юрчику.

— Он не похож ни на контрабандиста, ни на сезонного рабочего. Слишком интеллигентен.

— Мне тоже так кажется, — заявил Охманн и снял телефонную трубку. — Соедините меня с третьим отделом абвера в Гижицко, — попросил он телефониста.

В трубке послышался голос начальника отдела капитана Берга.

— Господин капитан, сегодня ночью в приграничной полосе задержан поляк, — докладывал Оманн. — Сейчас он находится у нас. Производит впечатление подозрительного. Предварительный допрос ничего не дал, разве что усилил наши подозрения. Жду указаний…

Ответил еще на несколько вопросов, заданных капитаном Бергом, и повесил трубку.

— Поедешь сейчас с ним в Гижицко, — обратился он к Юрчику, — и подробно расскажешь все Бергу. Но смотри…

Капитан Берг внимательно прочитал показания Куберского и вопросительно взглянул на находившегося в кабинете лейтенанта Лемке.

— Это все?

— Так точно.

— Значит, за эти десять дней он так больше ничего и не сказал?

— Ничего.

— А где подтверждения его показаний? Вы же работаете в контрразведке…

— Не успели…

— Молчите и позовите лучше лейтенанта Шнапелля.

Спустя минуту к капитану Бергу явился лейтенант Шнапелль.

— Пограничный участок в Простках задержал и доставил к нам подозрительного поляка. Я думаю, что это шпион. Почитай его показания и скажи, нет ли у тебя агентов в том районе, откуда он родом. Я должен иметь подробные сведения об этом человеке. — И Берг протянул Шнапеллю папку с показаниями. Куберского.