Нищета. Часть первая - Луиза Мишель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Монахиня унесла Лизетту на вытянутых руках, точно боялась, что прикосновение к этому прелестному существу осквернит ее. Она опустила дитя в колыбельку, стоявшую особняком, но все же заботливо подложила мягкую подушку под голову маленькой отверженной, ибо церковь не в состоянии была убить в монахине женщину, подобно тому как проституция не смогла убить в Олимпии материнских чувств.
Итак, на некоторое время Анжела освободилась от забот о ребенке. Что касается платья, то сменить его ей было не на что. Однако она не теряла, не хотела терять надежды получить работу. Она расскажет обо всем мадам Регине, и та, конечно, не останется безучастной к судьбе маленькой Лизетты. Лишь бы заработать немного денег, и тогда можно будет приодеться, как все. Ведь она так опрятна, так любит чистоту… «Это у нее в крови», — говаривала мать.
И Анжела снова отправилась в путь, ступая словно по иголкам, до того у нее болели и кровоточили ноги, обутые в поношенные башмаки. Надежда в ее груди сменялась страхом и отчаянием, доводившими ее до слез.
Появление молодой девушки у мадам Регины произвело сенсацию. Мастерицы пренебрежительно оглядели ее. Но еще хуже был прием, который оказала ей хозяйка мастерской. У этой дамы был только один глаз, но смотрел он с таким презрением, что девушка буквально остолбенела. Хотя она приготовила немало красноречивых слов, надеясь разжалобить свою будущую хозяйку, но так и не раскрыла рта. Справившись, что ей нужно, и не дожидаясь ответа, мадам Регина протянула ей монетку в два су и сказала.
— Надо приказать привратнику, чтобы не пускал сюда нищих. До чего обнаглели эти люди!..
Анжела больше ничего не слышала. Сгорая от стыда, она точно обезумевшая бросилась к выходу, но не могла найти дверь. Мастерица, с которой она говорила утром, пришла ей на помощь: покраснев, словно оскорбление было нанесено ей самой, она открыла Анжеле дверь и, крепко пожав ей руку, сунула ей франк.
Этот знак симпатии, это проявление дружбы глубоко тронули бедную девушку. Она подумала, что мир не без добрых людей и что в конце концов ей помогут. Такие люди уже встречались Анжеле: она вспомнила об отзывчивой хозяйке молочной, принявшей такое участие в ней и в Лизетте. Молочная была поблизости, и Анжела направилась туда чего-нибудь перекусить. Почти не задумываясь, она истратила десять су, сознавая, что не имеет права голодать, ибо тогда у нее не будет молока для ее драгоценной крошки.
Оставалось еще четыре франка. Она не теряла надежды найти в конце концов какую-нибудь работу. Зачем отчаиваться? Какой в этом прок? У Анжелы был практический ум, и, невзирая на неопытность в житейский делах, она могла бы сносно устроить свою жизнь, если бы не беспросветная нужда.
Близилась ночь: пора было подумать о Лизетте. Анжела валилась с ног от усталости. И все же ей пришлось возвращаться в предместье. Черпая силы в материнской любви, девушка пустилась в обратный путь. Он показался ей бесконечным и трудным, как путь на Голгофу[17]. По дороге она думала: «Удивительно, что в таком огромном городе, как Париж, человек, стремящийся жить честно, не может найти работы!»
Наконец Анжела добралась до яслей. Другие матери тоже пришли сюда за своими детьми. Это были жены рабочих. Все они выглядели очень опрятно. Монахини вежливо разговаривали с ними, не обращая на Анжелу ни малейшего внимания.
Юная мать взяла своего ребенка на руки и ушла, счастливая тем, что вновь может прижать его к своей груди. У нее было такое чувство, словно она потеряла и вновь нашла Лизетту. Радость заставила ее на минуту позабыть все заботы.
Но заботы преследуют бедняков неотступно. И мучительные мысли вновь овладели Анжелой. Где провести ночь? Вернуться к Олимпии? А если пьяница все еще там? Даже если он и ушел, то разве, протрезвев, не может заявиться снова? Правда, у нее есть еще четыре франка, но что она будет делать, когда истратит их.
А вдруг и завтра она не найдет работы…
Анжела шла в полной растерянности, когда навстречу ей попалась Амели с г-ном Николя. Увидев их, девушка очень обрадовалась: с самого утра она находилась среди чужих людей, и вот наконец встретила знакомых. По-видимому, и они были ей рады, особенно Николя. Заметив Анжелу, он довольно ухмыльнулся. Они, ее друзья, ищут ее с самого утра; заходили к Олимпии, но птичка из гнездышка уже улетела; там оказался только этот чертов де Мериа… Он, конечно не ровня им, но, в сущности, добрый малый, не дурак выпить. Денег у него куры не клюют, и он швыряет ими направо и налево.
Анжела рассказала, какую ужасную ночь она провела в обществе пьяницы, Амели прыснула со смеху.
— И ты не догадалась обшарить его кар…
Она не договорила, так как Николя наступил своей подружке на ногу. Однако Анжела это заметила, поняла, что Амели собиралась сказать, и возмутилась, почувствовав смутную неприязнь к этой чете, которую связал порок.
Господин Николя заговорил о малютке. Нужно быть просто подлецом, чтобы бросить такого ангелочка и такую женщину, как Анжела… Ведь она сущий цветочек, нет, не цветочек — ягодка!
Отпустив этот комплимент, «журналист» прищелкнул языком, откланялся и ушел, обменявшись с Амели многозначительным взглядом.
От Анжелы это не ускользнуло; сама не зная почему, она инстинктивно не доверяла этим людям.
— В самом деле, — заговорила непринужденно Амели, — твой молодчик — просто чудовище. Как его зовут?
— Я никому этого не сказала, даже матери.
— Матери, конечно, говорить не следует, но подруге — другое дело. Все останется между нами. Ведь открылась же ты брату?
— Я?
— Да, ты.
— Ничего подобного! Эту тайну я унесу с собою в могилу.
— Как, Огюст ничего не знает?
— Ничего.
— Поклянись жизнью своей малютки!
— Клянусь.
— Ты что, любишь этого прохвоста?
— Я его ненавижу, презираю. Но не спрашивайте меня, Амели, я все равно ничего не скажу, ни вам, ни кому другому. У меня есть на то своя причина.
Амели поняла, что попытки вызвать Анжелу на откровенность — пустая трата времени. Уж такой у нее характер…
— Ладно, поговорим о другом, — заметила она равнодушно. — В конце концов меня это мало интересует, к тому же твои секреты известны всем. Скажи лучше, знаешь ли ты, что твой бывший хозяин…
— Ну?
— Господин Руссеран…
— Что он сделал?
— Он-то? Ничего. Зато с ним кое-что сделали… Кое-что, не совсем для него приятное…
При этом Амели посмотрела на Анжелу так пристально, что бедняжка опустила глаза, не решаясь ее расспрашивать.
— Разве тебя не интересует эта история? — продолжала Амели. — О ней шумят все газеты, весь квартал Муфтар взбудоражен. Тем более что люди знают, о ком идет речь…