Драккары Одина - Андрей Зайцев

— Долго целишься! — крикнул Хафтур, глядя на Олафа, напряженно застывшего с натянутым луком в руках.　

Подстегнутый криком наставника, Олаф пустил стрелу, вонзившуюся в столб в двадцати шагах от него. В середине столба висело железное кольцо, и стрела воткнулась рядом, в двух пальцах ниже.　

Хафтур удовлетворенно кивнул, пробормотав что-то вроде слов одобрения.　

Олаф, одетый в полотняную рубаху и крепкие штаны из шерсти, сейчас мало был похож на того заморыша, которого нашли на пустом корабле в Северном море. Поскольку мальчик не знал точно своего возраста, считалось, что в тот год ему исполнилось пятнадцать зим сообразно его внешнему облику. И действительно, Рагнар был заметно крупнее и выше ростом, а младший сын Стейнара Бриан, немного уступал Олафу, которого в селении называли Олаф Рус.

— Смотри. — Хафтур подошел и взял лук из его рук. — Ты делаешь вот так... — он поднял лук и подтянул тетиву к груди. — А если сделать так... — викинг встал боком и под­тянул тетиву к плечу. Спущенная стрела с силой воткнулась в дерево, как раз в середине кольца. — Попробуй, он отдал лук юноше.

Олаф сделал еще несколько попыток, убеждаясь в том, что сейчас стрелы летят с большей силой.

— Надо стрелять с обеих рук, —- напутствовал его опытный Хафтур. — Это пригодится в бою...

Разговаривая, они не заметили, как сзади к ним подошел Бриан.

— Дай-ка мне, — попросил он и, наложив стрелу, нацелился в столб, встав в той же позиции, которой только учил своего воспитанника Хафтур.

Стрела Бриана попала в железо кольца и отскочила, упав на землю.

Не скрывая радостной усмешки, Бриан отдал лук Олафу. Между обоими подростками с некоторых пор установилось что-то, похожее на доверие. Бриан был внимателен к новообретенному брату, не разделяя неприязни Рагнара. Хотя на людях немного стыдился показывать свою доброжелательность, но Олаф прекрасно это чувствовал, отвечая тем же.

— Смотри, Олаф! — услышали они насмешливый женский голос. — Бриан учится быстрей тебя!

Оглянувшись, они увидели двух девушек в длинных пла­тьях, вышедших к ним из-за пристройки. Одна из них была Ингрид, дочь Стейнара, а ее подруга — дочерью Лейва Волоса­того, и ее звали Гримхильд. Ингрид была точной копией своей матери Гейды в юности: высокая, светловолосая, с упрямым характером и некоторой медлительностью в движениях. Гримхильд, напротив, была черноволоса и подвижна, как молодая лань. Обоим девушкам исполнилось по семнадцать зим. По­хоже, Гримхильд нравился Олаф, но свою симпатию она пред­почитала облекать в форму насмешек и шутливых замечаний. Ингрид же, насколько это было возможно, избегала общения с «родственником», а тот как будто был рад этому, ему хватало ненависти Рагнара и молчаливой неприязни Гейды.

Поскольку стрел в колчане больше не было, Олаф направился к столбу, а девушки прошли по двору к выходу за ограду. Хафтур проводил их долгим внимательным взглядом. Постаревший викинг, сильно привязавшийся к Олафу, понимал, что для его воспитанника наступает новая пора. Рагнар, как старший сын Стейнара, может со временем стать ярлом. Младший Бриан тоже не должен остаться не у дел. А что будет с Олафом? Его ждет судьба викинга, обманчивое счастье морского бродяги — то, у чего нет названия. Оно приходит и уходит, как морской прилив, и рассыпается между пальцев подобно текучему песку.

Всегда чего-то ждешь, но когда оно приходит, оказывается, что ждал чего-то другого...

— Тебе нравится Олаф? — спрашивала между тем свою подругу Ингрид, задумчиво глядя в сторону фьорда, где бледное солнце уходящего лета медленно катилось к закату.

— Олаф? — насмешливо повторила Гримхильд, как будто пробуя имя на вкус. — Не знаю... Может, и нравится, но он... странный. Откуда твой отец взял его?

— Ты же знаешь, из земли руссов...

— А разве он был в земле руссов? — настойчиво пыталась на что-то натолкнуть Ингрид ее подруга. — Туда плыть далеко. Мой отец говорил, что легче всего плыть через море свеев, к острову Рюген, а там — к побережью балтов...

— Что ты хочешь этим сказать? — резко вскинула голову Ингрид.　

— А то, что твой отец плавал другим путем, через Северное море, мимо земли франков. Это все знают.　

— И что же? — Ингрид раздражалась все больше, даже сама не зная, почему. — Хочешь сказать, что он солгал?　

— Нет, нет! — торопливо проговорила Гримхильд, слегка испугавшись внезапного порыва подруги. — Просто он сказал не всю правду...　

— Не всю правду? — глаза дочери ярла сузились, она побледнела. — Говори!　

— Думаешь, почему твой отец так относится к Олафу? — Гримхильд наклонилась к ее плечу, понизив голос, хотя поблизости от них никого не было. — Да потому, что он — его настоящий сын!　

— Не может быть! — выкрикнула Ингрид и тут же прикусила губу.　

Вот оно что!.. Теперь ей многое стало понятно.　

— Почему не может? — Гримхильд почувствовала неуверенность Ингрид.　

— А ты сама хорошенько подумай...　

Гримхильд лишь повторяла то, что как-то раз услышала во время разговора Лейва Волосатого с женой. Лейв был убежден, что так все дело и обстоит. И его жена согласилась с ним.　

— Ты-то откуда это знаешь? —- Ингрид искала точку опоры. Ей нужна была ясность.　

— Я ничего не знаю! — отрезала Гримхильд, понимая, что невольно перешла границы дозволенного. — И ты никому не вздумай сказать, о чем узнала от меня.　

Ингрид напряженно раздумывала. Все сходилось. Отец никогда не рассказывал, откуда он взял мальчишку. И никто из его людей об этом не сказал ни слова. Но ее мать не случайно ненавидела Олафа. Как женщина, она прозревала истину. Ей не хотелось, чтобы в ее доме жил сын Стейнара от связи с какой-то иноземкой, хотя тот же Харальд Весельчак имел наложниц и не скрывал этого.　

Теперь все выглядело по-другому. Ингрид, не сознавая, что с ней, вдруг почувствовала необъяснимую боль, как будто у нее что-то отняли. Отняли тогда, когда она сама еще не успела решить — как ей быть с этим?

В наступающих сумерках Олаф, играя с Миддом, увидел угловатую фигуру Айво, вернувшегося с берега.

— Там, на берегу, большой кит, — сказал Айво, подойдя к мальчику. — Рыбаки разделывают его.

— Я хочу посмотреть! — встрепенулся Олаф, отпуская собаку. Вид китов, этих морских великанов, странно действовал на него. Когда Олаф впервые увидел кита, был несказанно поражен. До этого он только слышал рассказы о загадочных исполинах моря, способных потопить рыбацкую лодку одним ударом хвоста.

Айво понимающе кивнул, и вдвоем они отправились на берег. С того дня, как молодой финн помог найти похищенного жрецом Олафа, к нему здесь стали относиться намного лучше. Даже ярл Стейнар иногда бросал пару одобрительных словечек, а это дорогого стоило. Карн завидовал Айво, а остальные трали признавали финна, как первого среди равных.

Когда они пришли на берег и остановились на возвышенности, наблюдая за действиями рыбаков, разделывавших тушу кита, Олаф спросил у финна:

— В твоей земле, Айво, есть киты?

— Нет, — покачал головой финн. — Откуда им там взяться? У нас только лес, много, много леса...

— Как же ты попал сюда, если раньше не видел моря?

— По глупости... — задумчиво произнес Айво. — Свей умеют ходить в лесу. Они напали на нас, когда был праздник. Почти всех мужчин убили. Оставили женщин и таких, как я. Меня два раза продавали, прежде чем я попал сюда.　

— Значит, раньше ты тоже никогда не видел китов?　

— Верно, — кивнул Айво. — Но я что-то слышал о них. О чудищах, которые плавают в океане. Там, — он показал рукой на север, — есть такая земля — Похьела. Это царство ведьмы Лоухи. В этой земле ничего не растет. Только снега и льды. Много, очень много снега и льда... Страшное место! Недалеко от Похьелы живут лапландцы — люди-лаппи. Это совсем дикий народ. Они ездят на оленях.　

— Как это... на оленях? — удивился Олаф, пытаясь в наступающей темноте получше разглядеть лицо финна.　

— Да, на оленях. У них целые стада оленей. Это не лесные олени, а другие, северные олени. Лапландцы сумели приручить их.　

— Если там ничего не растет, то как ведьма может жить там? Чем она кормится?　

— Ведьма всегда найдет себе пищу, — рассмеялся Айво. Может, она ест белых медведей?　

— А разве есть такие? — Олаф удивлялся все больше.　

— Да, есть, — кивнул финн, о чем-то раздумывая. — И есть еще такие существа, их называют тюлени. Они похожи на моржей. Белые медведи убивают их...　

— И что же, в той земле никогда не бывает лета?　

— Нет, никогда, — покачал головой Айво, припоминая рассказы стариков.　

Перед его глазами промелькнули лица близких людей — мать, отец, братья, которые погибли в скоротечной и жестокой схватке со свеями. Теперь они все в царстве Туони — Туонеле, откуда еще никто не возвращался на этот свет. Там, в черных реках Туонелы, находят последний приют души умерших. И Айво, когда вспоминал об этом, мучился одним и тем же вопросом: теперь он далеко от родных мест и если вдруг умрет, то куда попадет его дух? В Туонелу? Или в царство Хель, о котором толкуют местные жители? Они представляют Хель, хозяйку этого мрачного мира, красивой женщиной, у которой верхняя половина тела, как у обычного человека, а нижняя часть — скелет... Айво просто дрожь забирала, когда он думал об этом. Ему не хотелось оказаться в таком жутком месте, где вход охраняет огромный злобный пес. Но чем лучше Туонела? Из черной реки никогда не выбраться, не вернуться обратно в лес. Нет! Смерть — это плохо. Везде плохо...