Трехгрошовый роман - Бертольд Брехт

Неподалеку от Ковент-Гардена Мэк завез Полли в кафе, а сам поехал дальше, в Кенсингтон. Там его люди обставляли квартиру для брачной церемонии; этому предшествовало одно довольно неприятное событие в другом доме. Собственная квартира Мэка в южной части города не подходила для празднества, так как была слишком мала.

Мэк застал там величайший беспорядок. Мебель для нижнего этажа была выгружена раньше той, что предназначалась для верхнего, и загородила все проходы. Люди Мэка не подходили для роли упаковщиков мебели; кроме того, они уже успели напиться. О'Хара, руководивший выгрузкой, оправдывался тем, что люди начали роптать.

Это был маленький особняк герцога Сомерсетширского. Большой особняк тоже был свободен, так как герцог находился на Ривьере, но он был чересчур пышен и к тому же полностью обставлен, тогда как малый особняк был пуст, за исключением комнат дворецкого. Дворецкий был многим обязан Мэкхиту.

Мэкхиту тут нечего было делать; поэтому он опять поспешил к Брауну. В управлении он его не нашел. Тогда он поехал к мосту Ватерлоо, послал Фанни к Персику и отправился к Брауну на квартиру. Но он его и там не застал.

Фанни тотчас же узнала Персика по описанию. Они очень быстро познакомились. Персик нервничала из-за длительного отсутствия Мэка. Она пила уже третью чашку чаю. Кроме того, у нее не было при себе денег.

Приход Фанни сначала успокоил ее, но потом ее одолели сомнения – кем приходится Фанни Мэку? Фанни было немного за тридцать; она была недурна собой. Фанни внезапно рассмеялась и сообщила Полли, что она заведует антикварной лавкой Мэка у моста Ватерлоо и что у нее больной муж и двое детей. Это сообщение, как ни странно; сразу же успокоило Полли, впрочем ненадолго.

Хуже всего было то, что становилось уже поздно, а Полли еще предстояло купить себе подвенечное платье. Она опасалась, что ей, не дай Бог, придется провести весь вечер в затрапезном платье, и это убивало всю радость предстоящего венчания. Мэк сказал ей, что на свадьбе будет множество шикарных гостей.

Мэк явился довольно поздно, не разыскав Брауна, и усадил обеих женщин в свою карету. Полли ни за что не хотела отпустить Фанни, хотя Мэк рассчитывал, что та уйдет. Ссылку Фанни на то, что она не одета, Полли обошла молчанием.

Мэк взглянул на часы и выругался. Разумеется, все лавки были уже закрыты. Он отлично понимал, что Полли не следует входить в свой будущий дом в будничном платье, хотя бы даже с черного хода. Не дожидаясь ее просьб, он приказал кучеру остановиться в парке в нескольких сотнях метров от дома и пошел вперед добывать платья.

Дело это он поручил одному из своих людей, специалисту по конфекциону, который обладал таким вкусом, что мог бы заведовать отделением у Ворта, но был для этого недостаточно солиден. На следующий день у Ворта недосчитались пяти платьев, и заведующая засвидетельствовала в полиции, что они были в числе лучших. В связи с этим Були претерпел на следующей неделе уйму неприятностей, так как в преступном мире действительно не было человека, равного ему по вкусу. Так или иначе, Мэк принес Полли в карету первоклассное подвенечное платье.

Одно из оставшихся четырех надела Фанни, таким образом, иона была в подвенечном платье.

Полли нашла в доме около полусотни людей, принадлежавших, судя по их внешности, к самым различным общественным слоям. Кроме некоего лорда Блумзбери, одного полковника, двух членов палаты общин, двух известных адвокатов и пастора из прихода святой Маргариты (совершившего обряд венчания в соседней комнате), она пожала честную руку целому ряду мелких коммерсантов, агентов и закупщиков Мэка – по большей части коренастых господ с брюшком. Почти все они были с женами.

Явились на приглашение и два-три владельца д-лавок – жалкие людишки в чистеньких костюмах, с праздничным выражением лица. Они держались так, словно были экспонатами на выставке.

Полли в общей сутолоке не успела разглядеть помещение. Она только слышала, как ее муж сказал лорду, что он арендовал этот дом у своего друга, герцога Сомерсетширского.

По левую руку от невесты сидел старик Хоторн. Полли, которую он знал еще ребенком – она не раз приходила в банк с отцом и, покуда мужчины беседовали о делах, играла чековыми формулярами, – сообщила ему, что она и Мэк вчера поссорились с родителями, потому что Мэк не захотел пригласить никого с «фабрики». Вся эта история была шита белыми нитками, но Полтора Столетия покорно проглотили ее.

Место справа от жениха было пока еще никем не занято.

Брауна все не было. Мэкхит несколько раз вставал из-за стола и посылал за ним. Вся свадьба ничего для него не стоила без Брауна. Он был уверен, что присутствие полицейского чиновника произведет на Полтора Столетия неизгладимое впечатление.

Браун пришел, когда уже подавали дичь. Он казался не очень оживленным и был одет в штатское. Мэк в глубине души разозлился на него за это.

С Полли он был обворожителен. Она ему по-настоящему нравилась. Она сидела очень прямо, чуть разрумянившись, и разыгрывала хозяйку. Сама она ела очень мало, как и подобает невесте. Кому приятно видеть, как нежное создание поглощает целую курицу или рыбу?

По мнению большинства гостей, сидевших в конце стола, места были распределены не совсем правильно, но никто не ставил этого в вину невесте. Ее сияющий вид примирил всех.

Мэкхит втайне сокрушался, наблюдая за поведением гостей. Владельцы д-лавок ели весьма пристойно, памятуя, что они не у себя дома, но закупщики, само собой понятно, стеснялись гораздо меньше. Мэкхит, подсевший к ним за десертом, с неудовольствием услышал шипение их жен, которые, разумеется, терпеть друг друга не могли, и даже поймал какую-то непристойную шутку, автора коей он запомнил.

Все же отбор, произведенный им среди его людей, был в общем и целом удачен. Никто из присутствующих не был занесен ни в один заграничный или местный альбом преступников, за исключением Груча; а Груча весь Скотленд-Ярд не опознал бы без отпечатка пальцев. Ядро гостей составляли владельцы лавок, у которых в самом деле на совести ничего не было; своим глуповатым видом они производили впечатление кристально честных людей. О'Хара имел наглость пригласить Дженни; проститутку не следовало звать на семейное торжество, кроме того, полковник наверняка знал ее. Зато такие люди, как Реди Коммивояжер, один из лучших убийц и остряков империи, чрезвычайно способствовали оживлению. В целом это было вполне приличное общество.

После кофе Мэкхит увел Хоторна и Миллера в соседнюю комнату, где на столах и стульях еще был разбросан реквизит свадебного обряда. Браун откланялся, сославшись на служебные дела. За стаканчиком ликера трое мужчин принялись обсуждать возможность участия Национального депозитного банка в д-лавках.

Старики пока что еще не хотели вдаваться в подробности. Они ни звуком не, упомянули о том, что их до известной степени огорчило отсутствие родителей Полли. Мэкхит, разумеется, предвидел, что это их обеспокоит, однако не дал никаких объяснений. Он был уверен, что господин Пичем рано или поздно примирится со свершившимся фактом, а молчание Полутора Столетий доказывало ему, что они понимают ситуацию и разделяют его уверенность.

Вернувшись к гостям, они застали танцы в разгаре. Персик танцевала с О'Хара. Охотничья комната производила праздничное впечатление. Она была обставлена в стиле модерн.

Мэк на несколько минут присел за опустевший стол. Его двойной подбородок утонул в крахмальном воротничке, его лысина побагровела, потому что и он уже выпил. Он попробовал раскинуть мозгами. В сравнительно короткое время ему удалось поразмыслить о многом.

«Ах, – думал он примерно так, – до чего же все эти неприятности отравляют лучшие часы нашей жизни! Они точно жилы в бифштексе! Трогательнейшие сцены испакощены всевозможными заботами. Когда человек, переживает величайший внутренний подъем и преисполнен чистейших чувств, его отвлекают всякие финансовые комбинации. Я лишен возможности просто присесть и выпить свой стаканчик, вина. Попробуй я это сделать, мои гости, эти свиньи, немедленно мне все запакостят. Я должен за всем следить и не могу даже расстегнуть пояс, когда меня так пучит, И за собой я тоже должен следить – я такая же точно свинья. Все могло бы быть хорошо, если бы эти сукины дети хоть сколько-нибудь считались с переживаниями человека в лучший день его жизни. Я добрейший из людей, но если Эдс Ворюга уведет сейчас жену Чарли в соседнюю комнату, я за себя не ручаюсь. Я этого не потерплю в своем доме. Дженни тоже могла бы не приходить, она здесь ни к чему. Не могу же я сажать таких людей рядом с моей женой: это, право же, заходит слишком далеко! Полли всем нравится. Все хотят спать с ней; посмели бы они не хотеть, я бы им показал. Свиньи! Пускай довольствуются своими собственными выдрами. То есть моя-то не выдра… Как я смею говорить такие вещи – это лее подлость! Как я смею упоминать о ней рядом с ними! Она на сто голов выше их всех и меня в том числе. Я, к сожалению, тоже не из порядочных, я не светский человек в полном смысле этого слова. Но я многого добьюсь. Если дело с банком выгорит, я буду порядочным – теперь-то уж буду. Это так приятно быть порядочным, и в финансовом отношении тоже не вредно. Или почти не вредно. Или даже полезно. Вот уже опять нужно идти. Лучшие часы полны забот. Это грустно, очень грустно».