Во весь голос (сборник) - Владимир Маяковский

Белой гвардии

                            для меня

                                             белей

имя мертвое: юбилей.

Юбилей – это пепел,

                                         песок и дым;

юбилей —

                   это радость седым;

юбилей —

                   это край

                                   кладбищенских ям;

это речи

                и фимиам;

остановка предсмертная,

                                                вздохи,

                                                              елей —

вот что лезет

                        из букв

                                      «ю-б-и-л-е-й».

А для нас

                  юбилей —

                                     ремонт в пути,

постоял —

                    и дальше гуди.

Остановка для вас,

                                    для вас

                                                  юбилей —

а для нас

                 подсчет рублей.

Сбереженный рубль —

                                            сбереженный заряд,

поражающий вражеский ряд.

Остановка для вас,

                                    для вас

                                                 юбилей —

а для нас —

                     это сплавы лей.

Разобьет

                 врага

                           электрический ход

лучше пушек

                         и лучше пехот.

Юбилей!

А для нас —

                      подсчет работ,

перемеренный литрами пот.

Знаем:

             в графиках

                                  довоенных норм

коммунизма одежда и корм.

Не горюй, товарищ,

                                       что бой измельчал:

– Глаз на мелочь! —

                                       приказ Ильича.

Надо

          в каждой пылинке

                                              будить уметь

большевистского пафоса медь.

Зорче глаз крестьянина и рабочего,

и минуту

                 не будь рассеянней!

Будет:

            под ногами

                                  заколеблется почва

почище японских землетрясений.

Молчит

               перед боем,

                                     топки глуша,

Англия бастующих шахт.

Пусть

           китайский язык

                                          мудрен и велик, —

знает каждый и так,

                                      что Кантон

тот же бой ведет,

                                что в Октябрь вели

наш

        рязанский

                            Иван да Антон.

И в сердце Союза

                                  война.

                                              И даже

киты батарей

                         и полки́.

Воры

          с дураками

                               засели в блинда́жи

растрат

              и волокит.

И каждая вывеска:

– рабкооп —

коммунизма тяжелый окоп.

Война в отчетах,

                               в газетных листах —

рассчитывай,

                         режь и крои́.

Не наша ли кровь

                                  продолжает хлестать

из красных чернил РКИ?!

И как ни тушили огонь —

                                                  нас трое!

Мы

       трое

               охапки в огонь кидаем:

растет революция

                                  в огнях Волховстроя,

в молчании Лондона,

                                         в пулях Китая.

Нам

        девятый Октябрь —

                                              не покой,

                                                                не причал.

Сквозь десятки таких девяти

мозг живой,

                       живая мысль Ильича,

нас

      к последней победе веди!

Бумажные ужасы

Если б

             в пальцах

                               держал

                                             земли бразды я,

я бы

         землю остановил на минуту:

– Внемли!

Слышишь,

                     перья скрипят

$$$$$$$$$$$$$$$$$$$$механические и простые,

как будто

                  зубы скрипят у земли? —

Человечья гордость,

                                       смирись и улягся!

Человеки эти —

                              на кой они лях!

Человек

                постепенно

                                       становится кляксой

на огромных

                         важных

                                        бумажных полях.

По каморкам

                          ютятся

                                       людские тени.

Человеку —

                       сажень.

                                      А бумажке?

                                                            Лафа!

Живет бумажка

                              во дворцах учреждений,

разлеглась на столах,

                                        кейфует в шкафах.

Вырастает хвост

                               на сукно

                                               в магазине,

без галош нога,

                             без перчаток лапа.

А бумагам?

                     Корзина лежит на корзине,

и для тела «дел» —

                                   миллионы папок.

У вас

          на езду

                        червонцы есть ли?

Вы были в Мадриде?

                                        Не были там!

А этим

             бумажкам,

                                 чтоб плыли

                                                       и ездили,

еще

        возносят

                         новый почтамт!

Стали

            ножки-клипсы

                                         у бывших сильных,

заменили

                  инструкции

                                         силу ума.

Люди

           медленно

                              сходят

                                           на должность посыльных,

в услужении

                         у хозяев – бумаг.

Бумажищи

                     в портфель

                                          умещаются еле,

белозубую

                    обнажают кайму.

Скоро

            люди

                      на жительство

                                                  влезут в портфели,

а бумаги —

                     наши квартиры займут.

Вижу

          в будущем —

                                   не вымыслы мои:

рупоры бумаг

                           орут об этом громко нам —

будет

          за столом

                            бумага

                                         пить чаи́,

человечек

                   под столом

                                         валяться скомканным.

Бунтом встать бы,

                                   развить огневые флаги,

рвать зубами бумагу б,

                                           ядрами б выть…

Пролетарий,

                        и дюйм

                                      ненужной бумаги,

как врага своего,

                                вконец ненавидь.

Нашему юношеству

На сотни эстрад бросает меня,

на тысячу глаз молодежи.

Как разны земли моей племена

и разен язык

                         и одежи!

Насилу,

               пот стирая с виска,

сквозь горло тоннеля узкого

пролез.

              И, глуша прощаньем свистка,

рванулся

                 курьерский

                                       с Курского!

Заводы.

               Березы от леса до хат

бегут,

           листками вороча,

и чист,

             как будто слушаешь МХАТ,

московский говорочек.

Из-за горизонтов,

                                   лесами сломанных,

толпа надвигается

                                   мазанок.

Цветисты бочка́

                               из-под крыш соломенных,

окрашенные разно.

Стихов навезите целый мешок,

с таланта

                 можете лопаться —