Радужный кот - Виталий Олегович Лесков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Димка задумался.
– А кто же?
– Ну ведьмы какие-то, кто же ещё? А на фиг он им сдался, не пойму. Всю ночь голову ломал. Ничего не понимаю.
Димка посмотрел на сморщенный Лёхин лоб и улыбнулся: всё-таки, Пипеткин его настоящий друг.
– Ладно, – сказал он. – Проехали.
– Ты это… – Лёха посмотрел на него с беспокойством, достойным матери. – Будь осторожен, а?
– Да кому я нужен?! – ответил Коготков.
Вот только на душе у него стало отчего-то не по себе. В гардероб они спустились вместе, вместе оделись и вышли из школы. Оба были рады, что помирились, поэтому прощались долго. А потом взяли и разошлись. Лёха пошёл в одну сторону, а Димка – в другую.
Шёл и хрустел лужами: ледяная корка была тонкой и прозрачной, в ней точно мухи в янтаре, застыли осенние листья, и прятались отраженья. Удивительно, но он совсем не думал о ведьмах. Думал об Алёнке, Пипеткине, о коте и о том, что любая осень всегда ведёт к Новому году.
– Дима! – голос раздался совсем рядом и был знакомым.
Мальчик поднял голову и увидел Фёдора. Тот был непривычно опрятный, совсем без щетины и, вообще, выглядел великаном. «Даже выше папы, – подумал Димка. – Что это с ним?» Дядю Федю он отчего-то совсем не боялся. А вот Фёдор, напротив, казался смущённым.
– Что, Димас? Как оно, молодое? – пророкотал он громче обычного.
– Ничего, – улыбнулся мальчик.
– Из школы идёшь?
– Из школы.
– Молодец. Вот что, Димас, я тебе сто рублей принёс. Долг платежом красен. Слыхал? – Фёдор протянул ему аккуратно сложенную вдвое бумажку.
– Слыхал, – ответил Димка и не задумываясь взял деньги. – Ну я пошёл?
– Погоди, – Фёдор вздохнул. – Я тебе вот чего ещё сказать хотел, – он замялся, подбирая слова, – ты мне, Димка… ты меня из беды вытащил. Понял?
– Нет, – мальчик удивлённо уставился на Фёдора.
Тот вздохнул ещё тяжелее и покачал головой.
– Ты мне когда в субботу эти деньги-то дал, я будто… Я пить, короче, бросил. Вот.
Димка удивлённо заморгал.
– Да ты не моргай, – сказал Фёдор. – Бывает так. Во мне как будто щёлкнуло что, свет включился.
– Так ты снова с папкой работать будешь? – обрадовался мальчик.
Дядя Федя горько усмехнулся.
– Куда мне теперь. Я с дружбаном договорился, буду в зале рукопашный бой вести для пацанят. Ты, кстати, тоже приходи. Знаешь на Парковой спортзал?
Димка кивнул.
– Ну вот и молодец, – лицо Фёдора сделалось вдруг мягким и добрым, таким, каким Димка его никогда не видел. – Вот и славно.
Мальчик задумался. Всё это было хорошо, но…
– А не запьёшь? – спросил он как-то совсем по-взрослому и посмотрел Фёдору в глаза.
Дядя Федя опустил взгляд, хмыкнул: пацан очень напоминал отца.
– Нет, не запью.
И тут Димку окликнули. Мальчик обернулся и увидел своего дядю, одного из тех, которые давеча приходили к ним в гости.
– Здрасти, – сказал он удивлённо.
– Привет, герой!
– А что вы здесь делаете?
– За тобой пришёл. Мы обратно уезжаем, хотели проститься, посидеть. Торт вот купили. Мама попросила тебя встретить.
– Зачем?
– Чтобы ты не задерживался, конечно. Ну пошли?
Фёдор оглядел незнакомца. Тот был высокий, сильный, уверенный в себе мужик, но что-то в нём царапало. В его движениях и манере разговора было что-то странное, знакомое, едва уловимое.
– Дим? – спросил Фёдор. – Это родственник твой?
– Да, дядя Глеб.
– Гаврила, – поправил мужчина. – Мы с братом близнецы, все путают.
– Извините, – смутился мальчик.
– Ничего. Ну пойдём.
– Пойдём, – согласился Димка.
Махнул дяде Феде рукой, и они отправились вниз по улице. Он – кнопка и Гаврила.
И тут Фёдор вспомнил. Вспомнил лес, портал, грибника. Чёртова грибника, который говорил вот точно также, двигался также. Вспомнил кровь на руках, Галину… Чёрт! Картинки пролетели у него перед глазами за один миг – всё то, что он так хотел забыть.
– Погодите! – крикнул Фёдор.
В два шага он нагнал их, подмигнул Димке и сказал:
– Я с вами прогуляюсь, мне Варваре надо деньги отдать, в долг брал.
– Так отдай мальчонке, он передаст, – сказал Гаврила.
– Нельзя, – возразил Фёдор. – Деньги-то я занял, а сколько не помню. Так что придётся мне с вами идти.
– Потом отдашь, – процедил Гаврила и глянул на него с угрозой.
Но Фёдор будто и не заметил этого.
– Нет, потом нельзя. Потом забуду. Сейчас пойду, – и он взял Димку за руку.
– Отпусти, – велел Гаврила, в голосе его на этот раз послышалось рычание. – Отпусти и пошёл вон.
– Не зря, – вздохнул Фёдор. – Всё не зря.
И тотчас без замаха ударил Гаврилу в скулу.
– Беги! – крикнул он Димке. – В школу беги!
Мальчик опешил. Он отступил на шаг, непонимающе уставился на Фёдора, потом на дядьку и с ужасом увидел, что у Гаврилы из-под верхней разбитой губы торчат острые нечеловеческие клыки.
– Беги, твою мать! – крикнул Фёдор.
Упрашивать не пришлось. Димка развернулся и бросился к школе. Он не видел, как Фёдор преградил дорогу чудовищу. Не видел, как они сшиблись, как острые когти оборотня пропороли старую потрёпанную куртку дяди Феди и полоснули по животу. Как тот не чувствуя боли, бил и бил, стараясь попасть по ненавистной волчьей морде. Не видел, как Фёдор пропустил страшный удар и покачнулся. Но слышал крик. От крика Димка вздрогнул и заплакал, но он был уже у школы. Уже хватался за ручку двери и тянул её на себя. Дверь вспыхнула фиолетовым и пропустила его внутрь. И только тогда, когда она захлопнулась, дядя Федя упал на асфальт.
Глава XVIII
Олег Васильевич курил, стоя на крыльце полицейского участка. Рядом, похожий на паровоз, такой же кряжистый и усатый, пыхтел папиросой Пантелеич. Оба застыли в задумчивых позах и были похожи на мыслителей древней Греции, с тем лишь отличием, что последние не курили вовсе и вообще вели здоровый образ жизни.
– Грядёт что-то, Пантелеич, – произнёс майор и выпустил из лёгких облако сизого дыма.
– Точно! Десятое.
– Что? – переспросил Кошевой.
Пантелеич задумчиво уставился в пустоту, пошамкал губами, крякнул и со значением произнёс:
– Десятое, говорю, грядёт. Аванс.
Олег Васильевич поперхнулся дымом и закашлялся.
– Аванс, – передразнил он его. – Как бы мы от такого аванса кони не двинули.
Пантелеич вопросительно направил на майора усы.
– Каждый год, – продолжал Кошевой. – Каждый год, сколько я здесь работаю, на День Всех Святых случается какая-то хренотень. И до Нового года. До Нового года! Слышь, Пантелеич? Мы эту хренотень расхлёбываем.
– А! – махнул рукой старый шофёр. Мысли об авансе занимали его куда больше.
– Ты, Пантелеич, совсем другой философской школы, – заметил майор.
– Платон мне
