Радужный кот - Виталий Олегович Лесков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дело было плохо. У Фёдора были глубокие рваные раны, одна совсем скверная – внизу живота, на руках вообще не осталось целого место, он потерял много крови и тяжело дышал. Пульс едва прощупывался.
Семён наложил жгут на левую руку, которая пострадала больше всего. Поднимать тело до приезда медиков он не решился, полил обильно раны перекисью, приложил бинты, зажал.
Шубин стоял рядом с катаной в руке и озирался по сторонам. Но сколько бы он ни озирался, сквер был пуст, и от того, он чуть не подпрыгнул на месте, когда из-за плеча раздался недовольный дребезжащий голос:
– Ну чего вы с ним возитесь-то? Великое дело, собака покусала!
– Эта ещё откуда?! – Ипполит с изумлением воззрился на старуху в древнем бесцветном пальто и калошах.
Семён хмуро взглянул на соседку и поздоровался.
– Шли б вы домой, Агафья Тимофевна, тут опасно.
– Да как же ж тут опасно, если Гаврик убежал?
– Гаврик? – переспросил Ипполит. – Так вы, бабушка, волколака видели? Куда он делся?
– Видеть-то видела. Как тебя сейчас, милый, вижу. Только его уж след простыл. А тебе, Семён, не гоже тут сидеть с тряпками с этими.
– Она права, Пол, – сказал Коготков. – Агафья Тимофевна, вы до приезда скорой бинты ему придержите? Нужно прям надавить немного, ага?
– Придержу, касатик, не волновайся… Эко тебя отсамоварило! – Агафья опустилась перед Фёдором на колени, положила ему руку на лоб, что-то прошептала.
И тут неожиданно Фёдор открыл глаза, увидел Семёна и, схватив его за куртку выдохнул:
– Димка… Он за Димкой бежал.
У Семёна перехватило дыхание.
– Где? Где Димка?! Живой?!
– Живой. В школе, – прохрипел Фёдор и вновь потерял сознание.
– Вот, – сказала Агафья, – богатырь какой, укольчик от бешенства поставят, и будет, как огурчик.
Но Семён уже не слышал её, он бежал по направлению к школе.
Ипполит было кинулся за ним, но костлявая рука Агафьи схватила его за предплечье.
– Ты хоть обожди, милый! На вот тебе яблоко.
– Да на кой оно мне хрен! – Ипполит хотел вырваться, но Агафья, удивительно сильная, сумела удержать его.
– Бери, говорю, без него дорогу не найдёте.
Ипполит, не желая тратить время на споры, схватил яблоко и побежал за Семёном. Догнал он его только у школьных дверей, которые были наглухо заперты. Коготков бил по железу кулаком и кричал, чтобы открыли, но никто ему не отвечал.
– Погоди, – сказал Ипполит, и, швырнув яблоко Агафьи в сторону, достал из кармана компас. Стрелка крутилась как полоумная.
– Магия, – проворчал Шубин. – Не знаю, как, но кто-то наложил на это место чары.
– Магия… магия, – повторил Семён. – А Димка-то здесь, как думаешь?
Ипполит пожал плечами.
– Как же нам быть? – Коготков наморщил лоб, и тут же в этот лоб прилетело яблоко.
– Это ещё что? – проворчал патрульный, потирая ушибленное место.
– Это… – Ипполит уставился на яблоко так, как будто до сих в жизни видел одни только апельсины, – его мне старуха твоя дала.
А яблоко, меж тем, крутилось на месте, подпрыгивало, как пёс, даром, что хвостом не виляло. Стоило Семёну сделать к нему шаг, как оно подскочило и понеслось куда-то вокруг школы. Патрульные переглянулись и бросились за ним.
Подарок Агафьи привёл их на пожарную лестницу. Они одним махом заскочили на второй этаж, но там их ждала отчего-то не в дверь, а самая обыкновенная стена. Впрочем, яблоко это нисколько не смущало, и оно с чувством выполненного долга, затихло на полу.
– Посмотри, Сём, там, кажись, трещина, – сказал запыхавшийся Ипполит.
– И что?
– Она почти строго диагонально идёт. Такого быть не может.
Коготков подошёл ближе: действительно трещина шла по диагонали. Но что с того? Семён задумчиво провёл по ней ладонью, и вдруг его рука наполнилась теплом, вспыхнула разноцветными искрами. Стена тоже вспыхнула, и пальцы, нащупав углубление, легко провалились внутрь. Патрульный потянул их вверх, и кирпичная кладка, будто забыв о своей природе, сложилась волной, точно холст в каморке папы Карло.
Путь был свободен. «Ну спасибо тебе кот,» – прошептал Семён и полез внутрь. Туда, где уже виднелся короткий коридор с рядом белых однотипных дверей. Яблоко Агафьи тоже закатилось в школу, но вело себя странно – жалось в стену, будто боялось чего-то.
Выбирать не приходилось, патрульные двинулись вперёд, на ходу отрабатывая кабинет за кабинетом, пока не дошли до развилки. Здесь они остановились. Семён нервничал: проверять всё подряд было слишком долго, промедление могло стоить Димке жизни. И разделяться было тоже нельзя: мало ли какая тварь выскочит из-за поворота. «Эх, ты! – ругнулся Семён на яблоко. – Чего ты там зажалось?!»
– Ладно, – Ипполит положил ему руку на плечо. – Давай, я направо, ты налево. У лестницы на первый этаж встретимся.
Семён нехотя кивнул, и поспешил к кабинетам. Почти все они были пусты, а если в них что и находилось, то только парты да стулья, и то какие-то странные, будто нарисованные. Он проверял уже седьмой или восьмой кабинет от развилки, когда услышал крик Ипполита о помощи.
Бросился в коридор. Побежал. Скорее! Сердце стучало как бешеное. Он уже отчетливо слышал звуки близкой яростной борьбы и рычание. Вот катана чиркнула лезвием по стене и… затем был звук, который он не перепутал бы ни с чем – на пол упало тело. Чьё тело? В сердце на мгновение вспыхнула надежда, но её тотчас оборвал злорадный вой. А в следующий миг перед Семёном точно из-под земли вырос волколак. Здоровенный и сильный. Его морда и грудь были залиты кровью, а глаза сверкали торжеством и злобой.
Семён молча ударил с разбега. Раз, второй. Оборотень уклонялся легко. Его полуволчье тело было создано для боя. Создано убивать таких, как Семён. И Коготков знал это. Но и отступать он теперь не мог. Патрульный сделал финт, заставив чудовище отшатнуться, и тут же резко ударил вниз, по коленям. Оборотень перепрыгнул через саблю непринуждённо, как дети прыгают через скакалку, ударил Семёна в плечо. Тот отступил на шаг, замер. Украдкой посмотрел на злосчастный кабинет: из дверного проёма медленно выползала кровавая лужа.
Волколак поймал его взгляд и противно гоготнул:
– Дурак. Всё ещё думаешь ему помочь? Да ты сам теперь труп.
Семён нахмурился – оборотень был почти прав. Вот только… Может, заговорить ему зубы и напасть неожиданно?
– Ты кто такой? – спросил Коготков, не подобрав ничего более подходящего.
Полуволчья – получеловечья пасть растянулась в улыбке.
– Что, Семён, не признал?
– Да у меня таких знакомых отродясь не было, – ответил Коготков, прикидывая, куда и как нанести удар.
