Шесть баллов по Рихтеру - Екатерина Алексеевна Каретникова

– Ну прогнозы были разные, – вздохнул Вик. – И пятьдесят, и двадцать. Максимальную вероятность ты почти угадала – восемьдесят пять.

– И как же ты?

– Как? – он пожал плечами. – Ты же видишь.

– Да. Даже в темноте. Но ты здесь. Ты не исчез. Или дождя ни разу не было?

Вик усмехнулся:

– На самом деле был. Но у вон той башни прекрасный сухой подвал.

– И там можно переждать?

– Если тебя не увидит охрана, можно.

– Тебя не видела?

– Три недели, представляешь? Вчера увидела.

– Это она тебя так?

Он пожал плечами.

– Делать охране больше нечего. Это я сам. Лестница оказалась слишком крутой, а я – не слишком.

– Ясно. Но, по-моему, дел у охраны не много. Вон, новые правила перехода через кордон придумывают.

– Это какие?

– Ну, – замялась я, – раздеваться при осмотре.

– А это не просто так, – объяснил Вик. – Они смотрят, нет ли аллергии на коже. Если есть, ты рискуешь умереть под этим дождем. Сильно рискуешь. Это недавно узнали, вот правила и изменились.

– Я вообще-то надеюсь попасть под него, – вдруг ляпнула я.

И не хотела, а само вырвалось.

– У тебя кто-то пропал, да? – спросил Вик.

– Да.

– Твой парень?

– Человек, которого я люблю.

– А это не одно и то же?

– У кого как, – хмыкнула я. – Если повезет, может, и одно. Вернее, один.

– Ясно, – кивнул Вик. – В принципе, я так и подумал. Тогда хорошо. Можно пойти вместе.

– Почему? – удивилась я. – Разве тебе нужно под дождь?

– А куда мне? Я – проводник. Вариантов больше нет. Вернее, есть парочка, но они мне совсем не нравятся. Ладно. У нас еще ночь впереди. Ночью дождя не будет.

Теперь я поверила ему сразу. Человек продержался три недели рядом с башней последнего кордона – значит, опыт у него о-го-го. Не чета моему.

– Пойдем? – спросила я и решилась. – Если здесь есть спокойное место, можно поставить палатку.

Вообще-то, ночевать в одной палатке с незнакомым человеком – неоправданный риск, но Вик не был совсем незнакомым. Я читала о нем тысячу и один раз. И потом, он ни капли не напоминал того, с кем нельзя оставаться наедине.

* * *

Это был самый странный сон из всех, которые я видела. Как будто я шла по воде. Ничего волшебного – там было мелко, по щиколотку. Я шла по неровному дну, а впереди светило вечернее солнце. Его свет растекался по водной глади, окрашивая ее в нежно-розовый с едва заметной примесью золота оттенок. Я почему-то знала, что мне нужно пройти метров двадцать, не больше, а потом все исчезнет. Море, солнце, я. Все исчезнет, но зато на этом месте появится что-то другое. То, чему нельзя не появиться. То, чего ждут тысячи людей. То, без чего они не смогут жить. Или смогут, а меня кто-то обманул. Но теперь это уже не играло никакой роли. Я знала, что должна пройти двадцать метров. Иначе перестану быть собой.

И вот, когда я сделала предпоследний шаг (я очень четко знала, что этот шаг именно предпоследний, а не какой-нибудь еще) солнце вспыхнуло ослепительно и жарко. Я зажмурилась, меня обдало холодной волной снизу и теплом сверху. А потом подул ветер. Сильный, почти сбивающий с ног.

– Стой! – закричала я себе.

Больше-то было некому.

И не упала. И проснулась.

У противоположной стены палатки неровно дышал Вик. А снаружи кто-то стоял. Стоял и освещал застегнутую молнию двери так, что она казалась даже не белой, а серебристой.

Я расстегнула спальный мешок почти бесшумно. Нужно, наверное, было разбудить Вика. Но я решила, что пока буду это делать, потеряю время. Поэтому просто вытащила из кармана куртки пропуск и взяла фонарь.

Вряд ли в такой близости от кордона могли бродить грабители. А вот охрана – вполне.

– Эй! – позвали снаружи.

И этот голос был совсем не похож на голос охранника. Он был тоненьким и дрожащим.

– Эй! Вы живые?

Я рванулась ко входу и одним движением расстегнула молнию.

У палатки стояла девушка. Невысокая хрупкая девушка в ярко-розовом комбинезоне.

– П-привет, – слегка заикаясь выдала я. – Мы-то живые. А ты?

Иногда от волнения я начинала заикаться. Не всерьез, но все-таки.

– И я живая.

– А где твои? Ты с кем? Или одна?

Девочка дернула плечом:

– Одна. Родители там.

– Где? – не поняла я.

– Ну мы были у вон той стены, и начался дождь. Но я испугалась и убежала. А они там остались. И пропали.

– Мамочки, – вырвалось у меня. – Это когда тут был дождь?

– Не тут. Тут не было. У стены. Если бы тут был, я бы тоже в нем осталась.

– Это как? – растерялась я. – От нас до стены – метров двести. И что? Там дождь был, а тут нет?

– Так бывает, – хрипло отозвался Вик из своего спальника. – У этих дождей всяко бывает. Я же чувствовал, что тут ничего не будет. Его и не было. Ты, кстати, сны видела?

– Видела, – призналась я.

– Ну, значит, хорошо, что тебя разбудили. А то в этих местах такие сны, что могут затянуть.

– Куда?

– Туда. В сон.

Вик говорил совершенно серьезно. Я поежилась, представив, что могла не проснуться.

– А как ты чувствуешь, что не будет дождя? – спросила вдруг девушка и посмотрела на Вика широко открытыми глазами.

Кажется, она нарочно таращилась, чтобы не зареветь. Знаю я этот способ. Помогает, но ненадолго. Если только не отвлечься всерьез.

Я бы, кстати, тоже не отказалась узнать, как Вик это чувствует. Ну и не врет ли, заодно.

– Да не знаю я! – вздохнул Вик.

Горестно так, искренне.

– Чувствую, и все. Тут будет, там не будет.

– И ни разу не ошибся? – спросила девушка.

– Нет, почему, – покачал головой он. – Сначала очень даже ошибался. А потом как-то натренировался, что ли. Чем горше опыт, тем надежней.

– А если ошибался, – осенило меня. – Значит, попадал. Да? Попадал?

Вик молча кивнул.

– Но если попадал, значит, то, что про тебя писали, правда? А как ты возвращался? Это же невозможно! Все говорят. Все пишут. Никого же не находят! Никто не возвращается! Кроме тебя.

Я почувствовала, что еще чуть-чуть, и окончательно потеряю человеческий облик. Вцеплюсь Вику в рубашку и начну его трясти, обрывая пуговицы и раздирая ткань, лишь бы он сказал. Сказал! Сейчас! А не отмалчивался, как герой немого кино. Зараза.

– Да можно вернуться, – сказал Вик. – Что ты в самом деле? Веришь всем этим байкам из сети. Можно. Просто…

Я никогда не видела, чтобы палатка схлопывалась изнутри. Как будто ее с четырех сторон одновременно