Даже ведьмы умеют плакать - Анна Литвиновы

Нет, на такое самопожертвование я не способен. Провести последние часы жизни с кистью в руках? Ради чего? Ради эфемерной посмертной славы – которая то ли будет, а скорее всего нет? И на которую мне, в сущности, совершенно наплевать?!

Да, ни один из вариантов меня в принципе не прикалывал.

Тут я поймал себя на мысли, что думаю о своей гипотетической гибели совершенно всерьез.

Мне даже самого себя стало реально жалко.

«Эй, очнись!» – велел я. Ведь это просто чья-то неумная шутка. Хорошо организованная, скоординированная, но от этого не становящаяся чем-то более реальным, чем затянувшийся прикол. Неужели дурацкий розыгрыш, родившийся в воспаленном мозгу какого-нибудь моего недоброжелателя, можно воспринимать всерьез?!

За своим memento mori 4 я и не заметил, как совершил все утренние ритуалы: побрился, почистил зубы, попил кофе и оделся.

И почему-то ничуть не удивился звонку в дверь.

ХУДОЖНИК. НЕОЖИДАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

За дверью оказался не капитан Флинт, принесший мне очередную черную метку. На пороге стоял Андрюха – мой маршан, посредник между мною и покупателями. Андрюха был жук и ловчила – впрочем, беззлобный ловчила, никогда (кажется) по-крупному не обманывавший и (кажется) искренне желающий мне процветания.

– Ты чего без звонка? – вылупился я на него.

– Да вот, пролетал мимо, решил проведать, – привычно соврал он.

– Ну, проходи, раз залетел. Кофе будешь?

– Лучше чаю. Зеленого. А еще лучше – водочки.

– Водки в доме не держу.

– Ладно, шучу. У меня еще дела. Заваривай свой чай.

Андрюха проследовал на кухню. Покрутился, озираясь, и автоматически бросил в рот кусочек сырокопченой колбасы, оставшийся после моего завтрака. Наконец расселся: лысый, полный, одутловатый от нездорового образа жизни. Я был рад его видеть: все лучше, чем бесплодные размышлизмы о скорой смерти или одинокое рисование пепси-кольной рекламы или натюрморта.

– Рассказывай, – потребовал я, наливая ему зеленый чай, а себе – кофе.

– Чего рассказывать-то?

– Никогда не поверю, чтоб ты сорвался ко мне с утра пораньше просто так.

– Соскучился без твоих глубоких синих глаз. Гы-гы-гы.

– Ты мне эти голубые штучки брось. Сам знаешь, они со мной не проходят.

– Знаю. Ты прав: у меня до тебя дело. Дело на сто тысяч.

– Выкладывай.

– Я тут, знаешь ли, закорешился с одним капиталистом. Он в Москву приехал разжиться чем-нибудь новеньким. Вот и отсматривает разных деятелей искусства. И, знаешь ли, оказалось, что вкусы у него старорежимные – похоже, на иллюстрациях к «Огоньку» воспитывался. Никакого модернизма, сюра, гиперреализма и прочей дребедени ему не надо. Ты подавай ему такой умеренный, кондовый реализм. Типа «Медведей в лесу». Или «Охотников на привале». Ну, я сразу и вспомнил о тебе.

– Я никаких «Охотников» не пишу.

– Ну, пейзажи пишешь с натюрмортами. Слушай, ты на меня не обижайся, я человек простой, что думаю, то говорю.

Совсем не простым человеком был Андрюха, а, между прочим, кандидатом искусствоведения.

– Хочешь, я тебя великим живописцем земли русской назову? – продолжил он, ерничая.

– Не хочу.

– Тогда скажу без комплиментов. У этого капиталиста бабла немерено. Он, если ему понравится, все, что у тебя есть, оптом скупит, да еще по такой цене, что закачаешься. Озолотишься!..

– А ты?

– Ну, и я, конечно, вместе с тобой озолочусь.

Андрюха брал за свои труды ровно половину цены картины. Согласитесь, немало. За такие деньги можно со мной и понянчиться.

– В общем, – резюмировал он, – я его к тебе сегодня вечером привезу. А сейчас давай показывай.

– Что?

– А что в закромах имеется. А я тебе, неразумному, подскажу, какой холст куда вешать да в каком порядке ему показывать.

– Ну, пошли.

Мы отправились в мою комнату-мастерскую. Андрюха рассмотрел только начатый мой натюрморт, бросил на лету:

– Недурственно. Но ты его отсюда сыми да спрячь.

– Почему?

– А поставь на подрамник что-нибудь уже законченное. У покупателя будет ощущение, что он покупает холст с пылу с жару. Только что вышедший из-под кисти мастера. Это, знаешь ли, всегда покупателя возвышает.

За что я любил Андрюху: он весь был набит подобными хитростями из серии «как развести клиента на бабки». И торговаться умеет как зверь.

Под его руководством я развесил по стенам свои натюрморты и пару пейзажиков. Три холста, которые показались Андрюхе самыми лучшими, он посоветовал оставить в загашнике, прислоненными к стене.

– Сделаешь вид, что ни в коем случае не хочешь их продавать. Что они тебе страшно дороги. Ломайся до последнего – а когда я мигну, притворишься, что он тебя уговорил. Понял?

– Понял. А кто он такой, твой иностранец?

– Какой иностранец?

– Ну, тот, которого ты ко мне приведешь.

– А я разве сказал, что иностранец?.. Он – наш. Фамилия – Шевченко. Денежный мешок из какого-то «Ворюга-нефть-и-газ». Наворовал себе достаточно, теперь удалился от дел, живет в Европах, с молодой какой-то девкой-моделью. Занимается коллекционированием. Собирает автографы поэтов Серебряного века и современную живопись. Хобби у него такое. Понял?

– Понял. Надо же ему чем-то заниматься и как-то наворованные бабки тратить.

– Именно.

После того как мы развесили картины, комната приобрела полубогемный вид небольшой картинной галереи. Андрюха удовлетворенно потер руки.

– Ну, теперь другое дело. Денежному мешку – достойную встречу. В общем, жди, вечерком мы к тебе подскочим. И перекрести пальцы, чтобы этому капиталисту понравиться.

И Андрюха исчез, оставив после себя аромат одеколона «Хьюго Босс», который у меня почему-то ассоциировался с запахом свежеотпечатанных долларовых бумажек.

МАГАЗИН

Покупатели любят, когда их угощают художники. Это придает им вес в собственных глазах.

Я не думал, что сегодняшний «Ворюга-нефте-газ» окажется исключением.

Заглянул в холодильник. Впрочем, я и без этой инспекции знал, что там лежит: купленный вчера йогурт «Даниссимо», «Вискас» и сыр.

Этого было явно недостаточно, чтобы потчевать заезжего мецената. Похода в магазин, значит, мне не избежать.

Я оделся и отправился на стоянку за автомобилем. Решил не шкандыбать в магазин на своих двоих, а воспользоваться колесами и затовариться полной мерой. Чтобы и вечернего покупателя накормить, и Андрюху, и мне самому на пару дней осталось.

Свой автомобиль я держал на стоянке – он у меня хоть и древний, да уж больно редкий: «Фольксваген»- «жук « первого выпуска. Самый популярный автомобиль всех времен и народов. В моем „жуке“, ввиду его древности, вечно что-то ломалось, и я всеми правдами-неправдами доставал для него запасные части и стимулировал слесарей-умельцев изрядными суммами. Зато когда с ним все было в порядке и я его седлал, мне нравилось, что на него поглядывают – и в автомобильном потоке, и с тротуаров. На такой машине в серой массе не затеряешься.

– На прогулочку? – традиционно приветствовал меня сторож на стоянке. Он вечно задает один и тот же вопрос. Видимо, в его понимании жизнь художника только и состоит, что из разнообразных «прогулочек».

– По делам, – важно ответил я, и по выражению лица сторожа понял, что он мне, как всегда, не поверил.

«Жук» приветливо затарахтел, когда я повернул ключ зажигания. Я включил на полную «Радио-джаз» – и порадовался. Мне понравилось, как я выгляжу со стороны: молодой художник на раритетной машине, отправляющийся куда-то под звуки джаза.

Я решил, поскольку уж вооружился авто, поехать в дальний понтовый супермаркет «Седьмой океан». Во всяком случае – гарантированно накуплю вкуснятины перед вечерним приемом.

В «Седьмом океане» я разошелся и стал сваливать в тележку все деликатесы подряд: осетрину и нарезку семги, икру красную и черную, колбасу «Дворянскую» и «Брауншвейгскую», пирожные «Тирамису» и мороженый торт «Венеция». Решил денег не жалеть: ведь если понравлюсь меценату, сегодня вечером я стану богаче как минимум на пару тысяч долларов.

Питейные вкусы заезжего покупателя мне были совершенно неизвестны, поэтому к традиционной русской водке пришлось присовокупить коньяк, джин, а также по бутылочке «Шабли» и «Бордо».

Когда я подходил к кассе, то пересчитал в уме стоимость трофеев. Кажется, зашкаливало за пять тысяч. У меня не было с собой столько наличных, но имелась «Виза», а на карточку рекламное агентство недавно перечислило мне гонорар.

Кассирша – молоденькая, крепко сбитая, губастая – с почтением стала пробивать мои понтовые покупки. Закончив, бросила на меня недвусмысленный взгляд, выпятила грудь, улыбнулась и пропела четырехзначную сумму. Когда я достал из портмоне «Визу», она улыбнулась еще двусмысленней и пропела «Спа-а-асибо» с таким видом, будто бы я ее уже на ужин пригласил. Хотя кредитные карточки есть сейчас у каждого студента, почему-то они до сих пор производят впечатление на девушек.