Даже ведьмы умеют плакать - Анна Литвиновы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, говорите.
– Я вдруг потеряла сознание. А потом увидела… себя. Как я лежу на кровати. И Лизу увидела, она сидела рядом. А я вроде бы где-то сверху, смотрю на них… на себя и на нее… и не могу ничего ни сказать, ни сделать. Наверное, в этот момент у меня сердце остановилось?
Фельдшерица дернула плечом и что-то буркнула. Лизе послышалось: «Маразм!» А доктор успокаивающе погладил старушку по руке и сказал снисходительно:
– Нет, бабушка, сердце у вас не останавливалось. С чего бы? Двадцать лет еще проживете. Это вы вдруг заснули, и вам сон такой приснился.
Бабушка не стала спорить:
– Ну, может, и правда заснула…
И вдруг подмигнула Лизе – озорно, молодо, весело. В ее глазах плясали такие искорки, что внучка вдруг поверила: а ведь они с бабушкой и впрямь еще поедут вместе в Европу! И снимут в оперном театре самую лучшую ложу, и будут очаровывать иностранцев: Ли-за – красотой, а бабушка – мудростью и благородной статью…
ЛИЗА. «ЛЮБОВНЫЙ СЕЗОН»
Лиза была так счастлива, что любимая бабуля выкарабкалась, что весь вечер носилась вокруг нее, как Пират – вокруг плошки с кормом. И чай заваривала, и ноги бабушке пледом укутывала, и конфетки ей разворачивала. Старушка на нее даже цыкнула, строго, как в школе: «Ну, что ты ластишься? Натворила небось чего-то?»
– Нет, бабулечка, ничего не творила. Просто радуюсь, что с тобой все хорошо, – улыбнулась Лиза.
– А я по глазам вижу: ты мне что-то рассказать хочешь, – не отставала проницательная старушка.
М-да, от бабули так просто не отвяжешься. Что ж, расскажем. Но – с купюрами. На сегодняшней вечер бабуле назначается щадящий режим.
– У нас начальник сегодня заболел. Увезли в больницу с подозрением на инсульт, – скупо отчиталась Лиза.
– Ряхин, что ли, ваш? – уточнила старушка.
– Ну да.
Лиза ждала, что бабуля сейчас начнет охать. Или как минимум – расспрашивать о симптомах. Но она отреагировала неожиданно:
– И поделом ему.
– Что ты такое говоришь, бабуля?! – Лиза аж отпрянула.
А бабушка с достоинством ответила:
– Нехороший человек ваш Ряхин. И болезнь ему бог в наказание послал…
– Ну, ты, ба, даешь! – Лиза еле справилась со своим ступором. – Не по-христиански рассуждаешь, право слово!
И тут бабуля отрезала:
– А у меня, Лизонька… как бы это сказать… выборочное христианство. За добро – и правда нужно платить добром. А за зло – извините, злом. Вот хочешь, я тебе такой случай расскажу…
И бабушка повела неспешный рассказ: как однажды пришел к ней пациент с экземой на ладонях. Болезнь вроде несложная, только никакое лечение не помогало: ни мази, ни таблетки, ни диеты. А потом выяснилось, что пациент этот – нечист на руку и не раз судим за воровство. «И ты знаешь, Лизочка, что интересно? Я ведь никак не могла понять, почему у него сыпь на правой руке проступает больше, чем на левой. И только потом догадалась: ворует-то он правой рукой, верно? Потому она и пострадала больше…»
В общем, болтали до часа ночи, и, конечно, наутро Лиза снова проспала. Опять не позавтракала, брючки гладила «вполвзмаха», красилась на ходу. Одна радость: нет Ряхина, и к девяти можно не спешить. И на такси от «Выхина» до офиса не тратиться…
Лиза терпеливо стояла на остановке, ждала автобуса и прислушивалась к импровизированному митингу, который устроили пенсионеры.
Старики, как всегда, возмущались тем, что «транспорт нынче ходит как хочет». Какая-то бабка истошно вопила:
– Надо в мэрию писать! И в правительство! Безобразие! Каждый день этот автобус час ждем!
«Делает вид, что злится, а физия-то – довольна-ая», – отметила Лиза.
Она давно заметила, что на остановке «их» автобуса образовался своего рода пенсионерский клуб. С раннего утра окрестные деды и бабки съезжались на продуктовый рынок, раскинувшийся у метро «Выхино». По дешевке скупали бананы с гнильцой и кур с тухлецой. А потом – как раз в то время, когда Лиза ехала на работу, – с удовольствием болтались на остановке, демонстрировали друг другу покупки и вдохновенно ворчали на азербайджанцев, «подмявших под себя всю торговлю».
«Так что им большой интервал даже на руку. Ес-ли б автобус ходил часто – когда бы они трепались? И где?» – подумала Лизхен.
Обычно она с интересом прислушивалась к дискуссиям на автобусной остановке, но сегодня безобидные пенсионеры ее раздражали. Орут, словно грачи прилетели, и всю остановочную скамейку своими авоськами заставили – а хорошо бы сейчас посидеть, по-дремать, пока автобуса нет…
Эту ночь Лизхен спала очень плохо. Не помогли ни бабушка с вечерней сказкой, ни Пират – хотя кот и добросовестно урчал у нее под боком. Раз двадцать, наверное, проваливалась в сон – и через минуту в ужасе просыпалась. То перед глазами всплывало лицо Ряхи: одутловатое, с кровожадными глазками и почему-то с фингалом. Или виделась давешняя кондукторша – ее пальцы с облупившимся лаком тянулись схватить Лизино горло. А то казалось, что спит она в пустой квартире, а бабушка с Пиратом куда-то исчезли – далеко, навсегда… В общем, ерунда какая-то, а не спанье. А сегодня с утра – голова тяжелющая. Так и хочется рявкнуть на митингующих пенсионеров, поскидывать с лавочки их авоськи, усесться и блаженно закрыть глаза. Хорошо хоть, Ряхе сейчас явно не до контроля посещаемости. Лежит небось в больничной, неудобной кроватке и с трепетом утреннего обхода ждет.
…Впрочем, свои полномочия по ворчне и придиркам Ряха с успехом делегировал гидре Дроздовой. Лиза едва в офис вошла, как та прошипела:
– Ты, Кузьмина, в курсе, сколько времени?
Ссориться с ряхинской протеже не хотелось, и Лиза вежливо ответила:
– Да, Антонина Кирилловна, в курсе. Девять часов семнадцать минут. Я приношу вам свои извинения.
Мишка Берг, изумленный Лизиной кротостью, аж присвистнул.
– Так вот, Кузьмина, – Дроздова триумфально провозгласила, – чтобы этого больше не повторялось! – И милостиво разрешила: – Можете приступить к работе.
Берг не удержался, фыркнул – и Антонина тут же оборотилась в его сторону:
– А от вас, Михаил, я жду макета по Усачевой. Сегодня, к пятнадцати ноль-ноль.
– Это вы, Антонин-Кирилн, сами додумались? – ехидно спросил Мишка.
– Что-что? – грозно нахохлилась Дроздова.
– В смысле, свои собственные указания раздаете или являетесь рупором?
– Каким еще рупором?!
«Тупая ты, Кирилловна», – явственно расслышала Лиза. Комментарий донесся из уголка, где сидели юные менеджерши.
– Я имею в виду, как там наш шеф поживает? В сознании он? Способен ли руководить процессом?
Лиза бросила на Берга предостерегающий взгляд: пожалуй, Мишка перебарщивает. Но Дроздова не заметила иронии в его голосе. Она серьезно заявила:
– Аркадий Семенович чувствует себя удовлетворительно, находится в полном сознании, но он очень переживает.
– Что, кормят плохо? – теперь не удержалась Лиза.
Перед глазами мелькнула картинка: пухленький Ряха, с отвращением взирающий на больничную тарелку с жидкой манной кашей.
– Это больница Управления делами президента, Кузьмина, – снисходительно ответила Дроздова. – И питание там организовано по высшему разряду. А волнуется Аркадий Семенович потому, что по Усачевой поджимают все сроки, а концепция (уничтожающий взгляд в сторону Лизы) до сих пор в зачаточном состоянии.
– Нет, Антонина Кирилловна. Теперь концепция – в ваших опытных, чутких руках, и, значит, волноваться Ряхину незачем. – Лиза изо всех сил разыгрывала подобострастие.
А Мишка Берг от своего компьютера показывал пантомиму: что именно Дроздова делает своими руками, когда находится наедине с Ряхиным.
Бабушка всегда учила Лизу не смеяться над пошлыми шутками, но тут уж удержаться было никак невозможно. Лиза хихикнула, молодые менеджерши ее поддержали, Дроздова насторожилась… и тут распахнулась дверь, и на пороге возник Красавчик. Николай. Ник.
– А у вас тут весело, – оценил он.
– Вы что-то хотели, молодой человек? – прозудела Дроздова.
Красавчик окинул ее насмешливым взглядом.
– От вас – ничего.
Менеджерши опять зафыркали, а Лиза Дроздову даже пожалела. Право слово, несчастная тетка. Ни лица, ни фигуры, ни мозгов, вот и смеются над ней все кому не лень…
А Ник подошел к Лизиному столу:
– Привет, Лизочка! Ну что, ту-ти ту-ту-ту?
Юные, только после школы менеджерши недоуменно переглянулись, но Елизавета Ника поняла. «Ту-ти ту-ту-ту» – это из старого анекдота. Когда «малиновый пиджак» в лондонской гостинице просит на ломаном английском подать два чая в двадцать второй номер. Значит, Ник ее опять чаевничать зовет… Что ж, приятно!
Лиза встала:
– С удовольствием. Только я бы лучше кофейку…
Ник тут же скользнул взглядом по ее лицу и сочувственно спросил:
