Радуга Шесть - Том Клэнси

Прошло несколько часов, прежде чем рассвет снова разбудил Попова в его номере, напоминающем комнату мотеля. Он быстро втянулся в утреннюю рутину пробуждения, сначала включил кофейник, затем пошел в ванную, чтобы принять душ и побриться, через десять минут вышел, включил телевизор и нашел канал CNN. Первым было сообщение об Олимпийских играх. Мир стал таким скучным. Он помнил свой первый выезд в Англию, тогда в своем отеле он тоже включил CNN, выслушал комментарий и доклад о разногласиях между Востоком и Западом, сообщение о передвижении армий и росте подозрительности между политическими группами, что определяло мир его молодости.

Особенно хорошо он помнил вопросы, так часто неправильно истолкованные журналистами, как пишущими, так и электронными: вес заряда и дальность ракет и системы противоракетной обороны, которые якобы угрожали нарушить равновесие между основными державами. Все это осталось в прошлом, сказал себе Попов. Ему казалось, словно исчез горный хребет. Очертания мира изменились практически за ночь, вещи, которые он считал вечными и неизменными, мутировали во что-то, ранее казавшееся ему совершенно невозможным. Глобальная война, которой он опасался, стала теперь такой же невероятной, как прилет метеора с неба, угрожающего покончить с жизнью на земле.

Наступило время, когда ему нужно узнать побольше о Проекте. Попов оделся и спустился в кафетерий, где увидел доктора Киллгора, который, как и обещал, уже завтракал.

— Доброе утро, Джон, — поздоровался русский, занимая место напротив эпидемиолога.

— Привет, Дмитрий. Готов к прогулке?

— Да, мне кажется, что готов. Ты сказал, что достанется смирная лошадь?

— Именно поэтому ее и зовут Батермилк[33]. Восьмилетняя квортерная кобыла. Сидя на ней, ты можешь ничего не бояться.

— Квортерная кобыла? Что это значит?

— Это значит, что квортерные лошади соревнуются в скачках только на четверть мили; это одна из самых богатых скачек на эту дистанцию в мире, проводится в Техасе.

— А, понимаю. Четверть по-русски — это квортер, quarter — по-английски.

— По-видимому. Ну что ж, это один из многих общественных институтов, которые мы скоро не увидим, — сказал Киллгор, намазывая масло на кусок хлеба.

— Извини? — не понял Попов.

— Хм-м. О, ничего важного, Дмитрий. — В этом действительно не было чего-то особенно важного. Большинство лошадей выживут и вернутся в свое дикое состояние.

Будет интересно наблюдать за тем, как они переживут это после стольких лет человеческой заботы о них. Доктор полагал, что их природные инстинкты, генетически закрепленные в их ДНК, спасут большинство. А потом наступит день, когда члены Проекта, или их потомки, поймают их, приручат и помчатся на них верхом, наслаждаясь Природой. Рабочие лошади, такие, как квортерные и аппалуские, почти наверняка выживут. Он менее уверен в судьбе чистокровных лошадей, поскольку они в высшей степени приспособлены только для одного — с максимальной быстротой мчаться по кругу, насколько позволяет их физиология, — и больше ни для чего. Ничего не поделаешь, такова их судьба, и дарвинские законы выживания жестоки, хотя по-своему справедливы. Киллгор закончил завтрак и встал.

— Готов?

— Да, Джон. — Попов последовал за ним к выходу. Снаружи стоял собственный «Хаммер» Киллгора, они сели в него и поехали на юго-запад этим ясным чистым утром.

Через десять минут они подъехали к конюшням. Доктор взял седло из помещения, где висело снаряжение для конной езды, и подошел к стойлу, на двери которого висела табличка «Баттермилк». Киллгор открыл дверь, вошел внутрь, быстро закрепил седло на спине кобылы и передал поводья Попову.

— Просто выведи ее наружу. Она не укусит тебя и не лягнет. Это очень смирная кобыла, Дмитрий.

— Ну если ты в этом уверен, Джон, — с сомнением в голосе произнес русский. На ногах у него были кроссовки вместо сапог, он не знал, важно это или нет. Кобыла посмотрела на него огромными коричневыми глазами, ничем не проявляя своих мыслей об этом новом человеке, который вел ее наружу. Дмитрий подошел к большой двери конюшни, и кобыла послушно последовала за ним на простор чистого утреннего воздуха. Через несколько минут появился Киллгор верхом на мерине.

— Знаешь, как садиться в седло? — спросил врач.

Попов решил, что видел достаточно вестернов. Он вставил левую ногу в стремя, поднялся, перекинул правую ногу через спину кобылы и нашел правое стремя.

— Отлично. Теперь держи поводья вот так и щелкни языком. — Киллгор продемонстрировал резкий щелчок языком. Попов сделал то же самое, и кобыла, на первый взгляд кажущаяся глупой, послушно пошла вперед. По-видимому, во мне сохранились какие-то инстинкты, подумал Попов. Он делал движения, правильные движения почти без подсказки. Ну разве это не поразительно?

— Вот видишь, Дмитрий, — похвалил его доктор. — Так и должно быть, приятель. Прекрасное утро, и огромный простор перед тобой.

— Но нет пистолета, — улыбнулся Попов.

Киллгор тоже не удержался от смеха.

— Здесь нет индейцев или конокрадов, так что некого убивать. Ну вперед! — Киллгор ударил ногами по бокам своей лошади, и она прибавила шага, Батермилк сделала то же самое. Попов заставил свое тело двигаться в том же ритме, как и его кобыла, и не отставал от доктора.

Как прекрасно, подумал Дмитрий Аркадьевич. Теперь он понимал дух всех бесчисленных вестернов, которые так ругал раньше. В этом было нечто фундаментально-мужественное, хотя ему не хватало соответствующей шляпы и шестизарядного револьвера. Попов сунул в карман руку и достал солнечные очки, посмотрел вокруг на бескрайний простор и каким-то образом почувствовал себя частью всего этого.

— Джон, я должен поблагодарить тебя. Я никогда не чувствовал себя так прекрасно. Здесь просто великолепно, — искренне сказал он.

— Это влияние природы, приятель. Такой она должна быть всегда. Вперед, Мистик, — скомандовал он своей лошади. Темп ускорился, доктор оглянулся, чтобы убедиться, что Попов не отстает от него на большей скорости.

Было непросто двигаться синхронно в такт бегу кобылы, но постепенно Попов справился с этим и скоро поравнялся с Киллгором.

— Значит, вот так американцы завоевали Запад?

Киллгор кивнул:

— Точно. В то время эта земля была покрыта бизонами, три или четыре огромных стада, насколько видел глаз. И всю эту красоту истребили охотники, истребили все за десять лет, пользуясь главным образом однозарядными ружьями Шарпса. Они убивали бизонов из-за их шкур чтобы делать из них одеяла и все остальное, убивали ради мяса, а иногда даже из-за вкусных языков. — Убивали безжалостно, как Гитлер убивал евреев. — Киллгор покачал головой. — Одно из величайших преступлений, совершенных Америкой, Дмитрий. Их убивали только из-за того, что они мешали, стояли на пути. Но скоро они вернутся, — добавил он, думая о том, сколько времени потребуется для этого. Пятьдесят лет — у него есть шанс увидеть их. Может быть, сто лет? Они дадут возможность волкам и медведям гризли вернуться обратно, но хищники размножаются медленнее, чем животные, на которых они охотятся. Ему хотелось увидеть прерию такой, какой она когда-то была. Этого же хотели и многие члены Проекта. Некоторые из них даже мечтали о том, чтобы жить в вигвамах, как когда-то жили индейцы. Однако это, по его мнению, было уж слишком — политические идеи вытесняют здравый смысл.

— Эй, Джон! — послышался крик сзади, за несколько сотен ярдов. Оба мужчины оглянулись и увидели всадника, мчащегося к ним галопом. Через минуту можно было различить лицо.

— Кирк! Когда ты прилетел сюда?

— Вчера вечером, поздно, — ответил Маклин. Он остановил коня и пожал руку Киллгору. — А ты?

— На прошлой неделе, вместе со всей командой из Бингхэмтона. Мы закрыли операцию там и решили, что настало время убирать палатки.

— Все до единого? — спросил Маклин голосом, который почему-то привлек внимание Попова. Все кто?..

— Да, — сурово кивнул Киллгор.

— Работа по расписанию? — спросил Маклин, отбрасывая то, что расстроило его раньше.

— Почти точно в соответствии с расчетами. Правда, пришлось... ну... помочь последним.

— О! — Маклин опустил голову, чувствуя угрызения совести по отношению к женщинам, которых он похищал. Но это длилось недолго. — Так что все двигается вперед?

— Да, Кирк. Олимпийские игры начинаются послезавтра, и тогда...

— Точно. Тогда все начинается по-настоящему.

— Хелло, — произнес Попов через секунду. Казалось, Киллгор забыл о его присутствии.

— О, извини, Дмитрий. Кирк Маклин, познакомься, это Дмитрий Попов. Джон прислал его к нам пару дней назад.

— Как поживаешь, Дмитрий? — Они обменялись рукопожатиями. — Русский? — спросил Маклин.

— Да. — Кивок. — Я работаю непосредственно на доктора Брайтлинга.

— А я всего лишь маленькая часть Проекта, — признался Маклин.