Империя тысячи солнц. Том 1 - Шервуд Смит

Почти весь перелет с орбиты прошел в молчании. На экране заднего обзора быстро уменьшался в размерах линкор, а главный экран заполнялся исполинским диском Дезриена.

Весь экипаж собрался на мостике – даже эйя и оба Омиловых. Жаим стоял за пультом связи, вместе с Марим исправляя повреждения от рапторов Нукиэля. Собственно, другого места для него сейчас не было: капитан «Мбва Кали» приказал вывести из строя скачковые системы «Телварны» и заварить люк в машинное отделение.

Монтроз медленно огляделся по сторонам. Обшивка корпуса начала потрескивать: корабль входил в плотные слои атмосферы.

Вийя сидела за своим пультом, и только необычная точность ее редких движений выдавала, как она зла. Рядом, неподвижно застыв и глядя на нее, стояли эйя. Картина на экране и вообще все остальное, происходящее на мостике, их явно не интересовало.

Марим, похоже, тоже оставалась равнодушной к цели и перелета, все внимание ее было поделено поровну между Жаимом и Ивардом, причем последний вызывал у нее все большую брезгливость.

Монтроз вздохнул. Он не надеялся, что мальчик переживет возвращение на «Мбва Кали». Несмотря на все старания, врачи с линкора так и не смогли приостановить перестройку его иммунной системы, вызванную лентой келли. Со времени ночного посещения их Эренархом он не произнес больше ни одного членораздельного слова. Теперь он сидел на палубе, раскачиваясь из стороны в сторону и время от времени принимаясь бормотать что-то себе под нос; кожа его сделалась почти прозрачной, зеленоватой, в язвах, словно у него рак крови. Голова и руки то и дело начинали ритмично дергаться.

За пультом управления огнем сидел, не спуская взгляда с кольца на пальце, необычно притихший, замкнутый Эренарх. За его спиной молча стояли у переборки двое приставленных к ним морских пехотинцев.

Себастьян Омилов, закрыв глаза, сидел за пультом Иварда. Вид у него был донельзя усталый. Рядом с ним стоял, буквально излучая раздраженное недоверие, его сын.

Монтроз перевел взгляд на экран. В душе царила непривычная пустота. Казалось, растущая на экране планета высосала из него какие-то жизненные соки. Как-то безразлично он отметил про себя, что ему одному из присутствующих на мостике известно, что эта планета может сотворить с человеческой душой.

Ибо Тенайя, его жена, была паломником. Он видел перемены в ней в те несколько коротких недель между ее возвращением из паломничества и смертью. Она стала другой, совсем другой: даже более любящей и нежной, но в чем-то совсем далекой, словно слышала музыку, которую ему слышать не дано. У них было слишком мало времени, чтобы он успел свыкнуться с этим; он так и не узнал, какой могла бы стать их жизнь после того, как ее коснулось Откровение.

Он зажмурился, гоня прочь воспоминания. Казалось, знакомый некогда голос шепчет ему на ухо: «Но в Откровении нет ни прошлого, ни будущего...»

Корабль вздрогнул, и, ожив, запели свою песню плазменные двигатели: «Телварна» начала управляемый спуск в атмосфере, устремившись вниз, навстречу неизвестности.

Когда стихли наконец двигатели, Вийя легким движением руки выключила свой пульт и, так и не говоря ни слова, встала и пошла к выходу. Осри поспешно посторонился, пропуская ее. Следом потянулись остальные. Замыкали шествие двое пехотинцев, неотступно следовавших за Эренархом. Тот, казалось, не обращал на это внимания.

Тонко завыв, опустилась рампа, и в люк ворвался порыв свежего ветра, принесший с собой запахи трав, и сырой земли, и горячего металла обшивки «Телварны», которая потрескивала, остывая. С минуту никто не двигался с места, потом Локри фыркнул, отодвинул Марим и, стуча башмаками, спустился по рампе.

Небо над ними оказалось сочного лазурного цвета, и по нему бежали облака – серые снизу и ослепительно белые сверху. Солнце казалось почти белым. Перед ними расстилался луг, упиравшийся в далекий холм, на вершине которого росло несколько корявых деревьев. Пока Осри разглядывал пейзаж, по склону холма скользнула к ним тень от облака, и он зябко поежился.

Неожиданно из-за корпуса «Телварны» послышался перезвон колоколов, и они пошли на звук, огибая нос корабля.

Осри услышал, как его отец резко втянул в себя воздух, словно от боли и удивления.

– Нью-Гластонбери, – произнес он, глядя на вознесшиеся к небу каменные кружева. Осри покачнулся от внезапного головокружения: два высоких шпиля собора, казалось, нависают над ними.

Лицо Себастьяна было пепельно-серого цвета.

– Бог, который умер, – пробормотал он. – И ради этого мы здесь?

Осри протянул отцу руку, успокаивая его, и тот вцепился в нее. Потом, опустив взгляд на его рукав, провел пальцем по вышитому на нем Фениксу в кольце пламени. С другой стороны от него вдруг возник с озабоченным видом Брендон. Лицо старика вдруг просветлело.

– Похоже, я потерял от рук Эсабианова палача больше, чем мне казалось, если настолько забыл свою мифологию.

– Ты о чем?

Себастьян тряхнул головой.

– Так, ничего. – Он зашагал дальше, погрузившись в размышления. Осри покосился на Брендона – тот, прищурившись, смотрел ему вслед.

– Ну что ж, пошли, разберемся с этим, – пробормотал Брендон. Осри пошел следом за ним, морпехи не отставали.

Идущая впереди Марим ожесточенно лягала ногой заползавшие на тропу низкие кустики. Ивард замычал что-то и, размахивая руками еще более странно, чем обычно, потянулся к ней. Она не обратила на него внимания, и он снова поплелся следом.

По мере приближения собор заполонил своей махиной все небо, весь окружающий мир. Осри попытался вспомнить все, что было ему известно про эту веру. Собственно, из давнего школьного курса ему не запомнилось ничего, кроме удивления, как это человечество не забыло еще о смерти под пыткой, имевшей место более четырех тысяч лет назад.

Пытка? Может, поэтому отец реагировал так болезненно?

Вступая в тень от собора, он продолжал разглядывать его странную, вычурную архитектуру, изваянный из камня взрыв страстей, запечатленный в застывших фигурах людей, зверей, деревьев и других непонятных фигур, пытаясь отождествить все это с тем образом мучительной смерти. Он нащупал сквозь ткань кармана монету и скомканную ленту, вспоминая то тепло и липкую кровь на пальцах, когда он поднял их, выпавших из пальцев Иварда.

Они уже догнали остальных. Вийя подошла к высоким, массивным дверям и решительно взялась за ручку. Мускулы на спине ее напряглись, и дверь бесшумно отворилась. Не дожидаясь, пока створка отойдет до конца, она шагнула в темноту, за ней эйя, а потом и все остальные.

Когда должарианский капитан распахнула дверь, Арторус Ванн подставил ладонь притормозить створку и был поражен тем, как она оттолкнула его руку. Он задумчиво смерил должарианку взглядом, ощутив вдруг вес нейробластера на поясе. Он покосился на Роже; его коллега округлила губы, словно присвистнув, и закатила глаза.

Следом за Эренархом они зашли внутрь и застыли, как и все остальные, пораженные великолепием внутреннего убранства собора. Точнее, как все, кроме маленькой светловолосой рифтерши.

Марим. Выросла на незарегистрированном поселении. Генетический код изменен с целью легкого перемещения в невесомости.

Арторус тряхнул головой, пытаясь остановить поток непрошеной информации. Голова до сих пор гудела от стимуляторов, которые ему пришлось принимать, наскоро изучая материалы допроса рифтеров.

Марим сделала несколько шагов вперед, повернулась и вопросительно, уперев руки в бедра, посмотрела на остальных. До Арторуса дошло, что сами по себе размер и высота для нее ничего не значат.

И тут же забыл о ней.

Все остальные были либо нижнесторонними, либо высокожителями, и собор Нью-Гластонбери потряс в равной степени тех и других. Высокие окна – взрывы красок и замысловатых форм – превращали свет в каскады разноцветных лучей, заливавших интерьер. По обе стороны от них ряды высоких колонн уходили к далекому алтарю, над которым сияла витражная роза. До них донеслись далекие голоса, но слов гимна было не разобрать. В воздухе стоял сладкий аромат благовоний. Ванн услышал негромкий звон и увидел, как крутит головой по сторонам Жаим.

Потом внимание его привлекла новая фигура, идущая к ним по проходу. Приблизившись, она оказалась невысокой, коренастой женщиной с седыми волосами и добрым лицом, одетой в длинное черное платье с множеством пуговиц и забавным стоячим воротником.

Каким-то образом часть величия храма передалась и ей; странно, но это почти не противоречило открытости улыбки на ее лице.

Их группа сбилась потеснее. Внимание Ванна сконцентрировалось на трех фигурах: Вийе, равнодушно смотревшей на женщину в черном, Брендоне лит-Аркаде – стройном, элегантном, с таким же непроницаемым лицом. И, разумеется, на незнакомке.