Хо - Raptor

Есть только один ответ. Причиной является всё та же уникальная защитная система человеческой психики. Когда нагрузка становится слишком тяжёлой и невыносимой, когда тоска начинает сводить с ума, люди спасают сами себя, смеясь, когда уже не хватает слёз для того, чтобы плакать. Этот неестественный, искусственный, патологический смех вытаскивает больную душу из пучины непроглядной скорби, возвращая человеку желание жить дальше.

— Давайте споём? — неожиданно предложил Сергей.

Он был уже основательно пьян. Это было заметно по его движениям, лишённым координации, по заплетающемуся языку, и блуждающему взгляду пустых тусклых глаз.

— Давай! — поддержал его Бекас, который был ещё сильнее «нагружен», и даже сидел пошатываясь. — А что споём?

— Ну-у-у, незнаю. Ик. Ч-что-нибудь. Такое, чтобы э-эх-х! — Сергей сжал кулак и потряс им в воздухе.

После этого все начали вспоминать песни, которые можно было спеть. Найти подходящую оказалось сложнее, чем предполагалось. Если кто-то один знал слова какой-либо предлагаемой песни, то их не знали остальные. В конце концов выяснилось, что никто не знает таких песен, которые были бы известны всем присутствующим без исключения. Или же их знали, но не могли вспомнить слов. Воспользовавшись этими пьяными выяснениями, Ольга попыталась тихонько увести Сергея в каюту.

— Серёж, — она слегка потянула его за рукав. — Может быть, хватит на сегодня? Ты уже сильно пьяный. Пойдём спать?

— Погод-ди! — громко ответил Сергей. — Всё н-нормально! Ик. Вот спою сейчас, и пойду спать. Я должен спеть, понимаешь? Это важно.

— Понимаю, — вздохнула Ольга.

— Так что петь-то будем? — спросил Гена.

— Щас, погоди, кэп, — помахал перед ним указательным пальцем Бекас, — мы вспомним какую-нибудь нормальную песню, и с-споём без базара! Ну чё, ребят, ё-моё, неужели вы ни одной песни не знаете, блин! Ваще, нормально.

— А сам-то? — ухмыльнулась Лида. — Я предложила вам спеть «Что стоишь качаясь, тонкая рябина?». Вы отказались.

— Да ну её в баню, твою «Рябину»!

— А вы знаете что-нибудь из репертуара ДДТ? — спросил Осипов.

— ДДТ — это круто, Шевчук, да, у него песни хорошие, душевные, — согласился Сергей, — но, ик, гитара нужна. Без гитары не то совсем…

— Ну вот, опять не слава богу.

— А чё? Я бы сбацал. Может поищем гитарку? Ик! Наверняка где-нибудь найдём.

— Вот ещё, сейчас будем ходить-искать. Не, давайте вспомним лучше что-нибудь, что не требует аккопон… Амкомпо… Аккомпанемента, — с трудом выговорил Бекас.

— Думайте, думайте. Вспоминайте, — торопил Сергей.

На несколько секунд все погрузились в размышления. Наконец Иван положил голову на кулак, и глубокомысленно затянул общеизвестную песню, которую знали определённо все: «О-ой, моро-оз — моро-оз. Не моро-озь меня!».

К нему тут же присоединились Сергей, Гена и Лида. Четыре нетрезвых голоса усиленно выводили слова, стараясь петь с душой. Возможно, им казалось, что они поют замечательно, хотя со стороны это нелепое песнопение звучало по меньшей мере бездарно, и резало слух трезвого человека.

Ольга всегда недолюбливала подобные пьяные выступления за столом. Ей были больше по душе другие песни. Не такие, «лишь бы что-то орать» в пьяном угаре, а глубокие, чувственные, мелодичные. В идеале, исполняемые под гитару. И уж совсем хорошо петь на природе, у костра… Но подобная мечта была, разумеется, невероятно далека от того, что происходило сейчас. Оле хотелось поскорее уйти отсюда, в тишину, подальше от грохота неровных голосов, действующих на неё раздражающе. Но она терпела ради Сергея, молча дожидаясь завершения этой «душевной» песни.

Молчал и Владимир. Но он молчал по иной причине. Геранин вообще никогда не пел, наверное, потому, что стеснялся своего голоса, и полного отсутствия слуха. Не смотря на это, песня явно подействовала на него совершенно иначе, нежели на Ольгу. Взгляд толстяка просветлел, он заметно оживился и приободрился. Хотя, его состояние могло измениться благодаря действию всё той же водки.

Но вот, наконец-то, песня закончилась. Ребята весело загудели, радуясь тому, «как здорово у них получилось спеть». Сергей глупо аплодировал сам себе, и выкрикивал фразы типа: «Браво!», «Потрясно!» и «Ай да мы!». Затем, немного успокоившись, он перевёл свой тупой пьяный взор на Ольгу, и, икнув, спросил:

— Слушай, а ты почему не пела, а?

— Я сегодня не в голосе, — попыталась отшутиться та.

— Не, это неправильно, Оль… Ик! Мы так старались, так пели, а ты нас не поддержала, ик!

От Сергея сильно пахло сивухой, и при каждом его выдохе Оля с трудом сдерживалась, чтобы не сморщиться и не отвернуться.

— Серёж, всё, хватит. Ты хорошо спел, теперь иди спать, — как можно деликатнее попросила она.

— Но ты-то с нами не спела. Д-давай споём вместе, и-и с-с-сразу с-спать… Ик! Без вопросов, — Серёжку уже сильно развезло, и в своём пьяном кураже он был неуправляем.

— Я не хочу петь.

— Почему?

— Да чё ты пристал к человеку? — приподнял шатающуюся голову Бекас. — Прилип как банный лист.

— П-погоди-и… Тут надо разобраться.

— Ты же мне обещал, — прошептала Ольга, заглядывая в непробиваемо-пьяные глаза Сергея. — Забыл?

— Д-да, обещал, — сильно тряхнул головой тот. — Ик, ой-и… Блин. Да ч-что это я раз… Ик! …ался? Обещал, да. И пойду спать! Но мы же только начали распева-аться, понимаешь?!

— Эх, ты, — Оля отвернулась.

— Не обижайся, Олечка, я тебя люблю… Просто мы тут это… Ик. А ты спать хочешь, да? Ну иди, любимая, иди спать. А я щас… Следом за тобой. Мы тут только споём ещё разок, и всё. И я сразу пойду. Ик! — произнося это, Сергей попытался обнять её, но Ольга быстро высвободилась, и вышла из-за стола.

— Ладно, как хочешь, — сухо произнесла она, окинув присутствующих беглым взглядом. — Всем спокойной ночи.

— Угу. И тебе доброй ночи. Приятных снов, — рассеянно кивнули те.

Сразу после этого Сергей облокотился на стол, и протяжно завыл:

— Чёрный во-орон, что-о ж ты вьёшься…

— Над мое-ею голово-ой… — моментально подхватили новую песню друзья.

А Ольга уже шла к выходу, не оглядываясь и не замедляя шаг. Ей хотелось уйти отсюда как можно скорее. Спрятаться в каюте, укрыться одеялом, и постараться уснуть, чем быстрее — тем лучше. Впереди была тяжёлая ночь, в которой уже не будет необычных чудес, навсегда оставшихся по ту сторону непроницаемой бездны, единственный мост через которую она уже сожгла. Эта ночь должна была быть обыкновенной, жутко обыкновенной, наводнённой мыслями, по большей степени неприятными. И воспоминаниями, о которых лучше вообще забыть. Оля понимала, что, не смотря на усилия воли, она была морально не готова к этой ночи. А ведь её нужно было пережить во что бы то ни стало. Главное — заснуть. Только заснуть. Забыться и отключиться.