Самостоятельные люди. Исландский колокол - Халлдор Лакснесс

Затем все гурьбой направились в охотничий замок, где вскоре должны были начаться танцы. Это был семейный бал, и потому никто не надевал ни масок, ни карнавальных костюмов, как это обычно бывает при дворе. Только королева и ее фрейлины перед танцами переоделись в черное.

После трапезы начались беседы между гостями. Но произошло нечто странное: Арнасу Арнэусу, который, благодаря своей учености, всегда бывал желанным гостем во всяком высоком обществе, теперь показалось, что разные важные и высокоученые лица, с которыми он был хорошо знаком, то забывали с ним поздороваться, то исчезали из поля его зрения до встречи с ним. Конечно, он понимал, что некоторые почетные члены магистрата, подобно бургомистру — совладельцу Компании, не могли и словом обменяться с человеком, по вине которого их совсем недавно осудили за обман и недовес. Но ему показалось более странным, что двое судей-дворян из верховного суда его королевского величества поспешили отвернуться и испариться в ту минуту, когда им неизбежно пришлось бы ответить на его поклон. Еще менее мог он понять, почему двое его коллег по духовной консистории так смутились при виде его. А его товарищ по работе и старый друг — учитель короля, библиотекарь Вормс — был рассеян и неспокоен, беседуя с ним, и при первой возможности поторопился уйти. Он не мог не видеть, что некоторые кавалеры при его появлении перешептывались и посмеивались совершенно так же, как всегда посмеивались в Скандинавских странах над исландцами, но чего за последнее время никто не позволял себе в отношении Арнаса Арнэуса.

Увлекаемый потоком гостей, он вошел в замок. И когда он стоял в зале среди других гостей, музыканты задули в свои трубы, король и его свита проследовали в бальный зал, и тут взгляд нашего всемилостивейшего монарха упал на исландца. По благороднейшему лицу юного короля с птичьим носом и насмешливыми бегающими глазками сладострастного старца скользнула усмешка, и он изрек на северогерманском диалекте, которому научился у своих нянек, нечто, обозначавшее:

— А-а, великий исландец, великий охотник за дамскими юбками!

Где-то послышался хохот.

Гости в зале склонялись перед его величеством, когда мимо них следовала высочайшая чета. Исландец по-прежнему стоял в одиночестве. А когда он оглянулся на других гостей, они сделали вид, что не заметили происшедшего. И все-таки он еще не понимал, кем же он был в глазах этого общества или какое положение он, в сущности, занимал, пока толстый гамбуржец с мягким голосом снова не появился возле него.

— Прошу прощения, но вы, милостивый государь, не отказались побеседовать со мной о некоторых мелочах в таком месте, где бы никто не мог прислушиваться к нашим словам. Если сударю угодно…

Вместо того чтобы продолжать путь во внутренние залы, они вышли из галереи во фруктовый сад. Арнас Арнэус молчал, говорил немец. Он говорил о датском зерне и скоте, о завидном расположении Копенгагена и о великолепном алебастре, привезенном сюда из Азии, упомянул множество великолепных дворцов короля и сказал, что его величество такой галантный человек, что равного ему не найти ни в одной христианской стране, разве только среди магометан. Он привел в пример один восхитивший всех случай, — это произошло, когда в честь короля давалось большое празднество в Венеции. На этом празднестве его величество танцевал шестнадцать часов подряд, кавалеры же и послы из трех царств и четырех королевств, а также гости, прибывшие из городов и княжеств, побледнели от усталости или же лишились дара речи. А на рассвете были посланы слуги в город, чтобы разбудить наиболее сильных женщин, привыкших таскать на рынок капусту или носить бочонки с рыбой на голове. Их разодели в шелка, золото и павлиньи перья, чтобы они могли танцевать с королем из страны белых медведей — так там называют Данию, — ибо к тому времени те венецианские дамы, которые еще не свалились с ног, были близки к бесчувствию.

— Но, как говорится, — продолжал немец, — за удовольствия приходится расплачиваться даже королю. Я знаю, что вам, милостивый государь, лучше, нежели мне, известно финансовое положение этого государства. И не к чему сообщать вам о том, что все труднее становится добиться в государственном совете утверждения ассигнований на маскарады, которые не только растут в числе, но и с каждым годом обходятся все дороже. У нас в Гамбурге достоверно известно, что доходы от торговли с Исландией за последние годы шли на покрытие расходов по увеселениям двора. Но теперь корову выдоили так, что вместо молока течет кровь, да к тому же корова эта голодает, что вам, милостивый государь, известно лучше, чем кому бы то ни было, так что за последние годы с трудом удавалось выжать из Компании и губернатора потребную королю арендную плату. А теперь после наложения штрафа за муку купцы собираются прекратить судоходство, чтобы еще тяжелее наказать ваш народ. Но как бы то ни было, балы должны продолжаться, нужно строить новые дворцы, королеве нужна еще пара испанских лошадей, их высочествам принцессам — крокодил. А главное — нужно готовиться к войне. Теперь добрые советы дороги.

— Боюсь, что не совсем понимаю, к чему вы клоните, господин коммерции советник, — сказал Арнас Арнэус, — уж не поручили ли вам король или датское казначейство раздобыть денег?

— Мне предложили купить Исландию, — ответил немец.

— Кто, разрешите спросить?

— Король Дании.

— Приятно слышать, что человек, продающий свою страну, не может быть обвинен в государственной измене, — сказал Арнас Арнэус. Голос его внезапно стал веселым. Он засмеялся. — Подкреплено ли это предложение документом?

Немец вынул из-под плаща бумагу с подписью и печатью его королевского величества, в которой нескольким купцам из Гамбурга предлагалось купить остров, называемый Исландией и находящийся между Норвегией и Гренландией, а одновременно и все права и привилегии, связанные с полным и свободным правом собственности, от которого король и его потомки полностью отказывались на вечные времена. Цена устанавливалась в пять бочек золота, и деньги должны были быть вручены Королевскому казначейству при подписании контракта.

Арнас Арнэус пробежал документ при свете фонаря во фруктовом саду и со словами благодарности возвратил его Уффелену.

— Я уверен, мне не нужно подчеркивать, — сказал немец, — что, знакомя вас с этим письмом, я хотел только оказать вам, самому знатному исландцу в датском государстве, особое доверие.

— Наступило время, — сказал Арнас Арнэус, — когда мое имя так низко котируется в датском государстве, что я последним узнаю новости, касающиеся жизни и блага Исландии. Мое несчастье в том, что я хотел блага моей родине, а такой человек считается врагом датского государства: это рок обеих стран. Правда, в Дании, в хорошем обществе всегда считалось признаком дурного тона упоминать об Исландии. Но поскольку мною владело стремление пробудить исландский народ к новой жизни, вместо того чтобы довольствоваться древними книгами моей родины, мои друзья прекратили знакомство со мной. А его величество всемилостивейший король оскорбляет меня публично.

— Могу я надеяться, что предлагаемая сделка не неприятна вам, если исходить из избранной вами точки зрения?

— К сожалению, я думаю, что совершенно безразлично, какую сторону я возьму в этом вопросе.

— И все же, состоится эта покупка или нет, зависит от вас.

— Каким образом, милостивый государь? Я ведь никак не причастен к этому делу.

— Без вашего согласия Исландия не будет куплена…

— Я благодарю за оказанное мне доверие и посвящение в тайну. Но у меня нет возможности оказать какое-либо влияние в подобном вопросе — ни словом, ни делом.

— Хотите ли вы блага Исландии? — спросил немецкий купец.

— Конечно, — ответил Арнас Арнэус.

— Никто лучше вас не знает, что для исландцев не может быть худшей участи, чем оставаться дойной коровой короля данов и его наймитов — губернаторов и купцов-монополистов, которым он препоручает страну.

— Это не мои слова.

— Вы хорошо знаете, что богатства, собранные здесь, в Копенгагене, возникли благодаря многим десятилетиям торговли с Исландией. Путь к власти в датской столице всегда лежал через исландскую торговлю. Вряд ли найдется такая семья в этом городе, в которой хотя бы один человек не получал куска хлеба от Компании. И здесь считают, что Исландия может быть ленным владением только высокородных дворян, лучше всего лиц королевского происхождения. Исландия — добрая страна. Ни одна другая страна не содержит такое большое число богачей датчан, как Исландия.

— Редко можно встретить иностранца, рассуждающего с таким знанием дела, — сказал Арнас Арнэус.

— Я знаю еще больше, — сказал немец. — Я знаю, что исландцы всегда дружественно относились к нам, жителям Гамбурга, и это не удивительно, ибо из старых прейскурантов видно, что в тот самый год, когда король данов изгнал Ганзу с острова и захватил для себя и своих людей монопольное право торговли с Исландией, цены на производимые в стране вывозные товары были снижены на шестьдесят процентов, а на иностранные повышены на четыреста.