Родина - Анна Караваева

— Ты что, Виталий? — мягко спросила она, одновременно показывая всем своим видом: «Если бы ты сейчас хотел сказать мне самые приятные слова, я все-таки не могла бы говорить с тобой, — ты же видишь, я занята серьезным делом».

— Ты что? — повторила Тамара.

— Я… ничего… — растерялся Виталий.

…Утром Тамара, никого не дожидаясь, ранехонько убежала на завод.

— Что ж это сегодня она? — недоумевала Ираида Матвеевна.

— Что? Ей хочется скорее прочитать, что о ней в газете напечатано, — усмехнулся Виталий.

В первой же витрине, около Дома Советов, Ираида Матвеевна и Виталий увидели свежий номер «Кленовской правды». На первой странице, среди колонок жирного петита, под заголовком «Электросварка заработала», смотрели портреты всей челищевской пятерки.

— Тамарочка наша тут… боже ты мой! — пораженно шептала Банникова, разглядывая улыбающееся лицо дочери.

— Видишь, мама, — насмешливо-наставительным тоном заговорил Виталий, — вы с папой мечтали из Тамары артистку сделать, мечтали, чтобы о ней в газетах писали. Вот о ней и написали… только совсем по-другому все вышло!

В большом заводском проходе, где обычно развешивались газеты, Банниковы увидели Тамару. Ее окружила большая группа рабочих, которые читали вслух газету и поздравляли Тамару. Она стояла, радостно улыбаясь и блестя глазами, счастливая, розовая, как будто свежий и веселый ветер ласкал ее лицо.

— Статью-то надо вырезать да на стенку в рамочку бы… для памяти, — шептала Банникова на ухо сыну.

А Виталий смотрел на сестру, и что-то ломалось и таяло в его недоверчивой, строптивой душе.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

ПРОШЛОЕ НЕ ПОВТОРЯЕТСЯ

Однажды вечером, в двадцатых числах декабря, Евгений Александрович Челищев пришел с работы домой оживленный и говорливый, каким его давно уже не видали.

— Ну, Любочка! И вы, девочки… могу вам объявить приятную новость: меня сегодня вызывал Николай Петрович Назарьев для серьезнейшей беседы… Как это произошло? Сейчас я вам все поведаю.

Сообщив, что начальник механического цеха уходит в армию, директор предложил Евгению Александровичу занять его место.

— Я согласился, милые мои, согласился без всяких там уговоров! — повторял Челищев, возбужденно потирая руки. — Это лучше, чем торчать в ремонтном цехе.

Громко прихлебывая чай, Челищев говорил все с той же энергией:

— Я верил и верю, Сонечка, что справедливость по отношению ко мне восстановится. Пусть я сейчас только начальник цеха, пусть я спустился на ступеньку ниже — я согласен, согласен… Пройдет некоторое время, и я опять буду главным инженером завода! Минуточку, Сонечка, минуточку… Я не собираюсь скидывать со счетов Артема Сбоева, нынешнего главного инженера. Я даже… — Евгений Александрович снисходительно покивал куда-то вбок, как будто Артем сидел рядом, — я даже готов признать ряд его достоинств и талантов, н-но… ведь он здесь человек временный, приехал по обещанию и, смотришь, через два-три месяца укатит обратно к себе на Урал. И тогда вспомнят о нас, старых кадрах, с которыми связано прошлое нашего завода… Старый друг лучше новых двух…

— А как парторг Пластунов? Как он к тебе относится? — осторожно спросила Любовь Андреевна.

— Пластунов?

Челищев пожал плечами и с задумчиво-недовольным видом взъерошил поредевшие седые волосы:

— Гм… Пластунов… Видишь ли, трудно его понять.

— Трудно понять? — резко сказала Соня. — Дмитрий Никитич искренний и прямой человек!

— Не спорю, не спорю! — торопливо согласился Челищев. — Возможно, что все вы, молодые, знаете его лучше, возможно.

— Знаю совершенно точно! — еще настойчивее продолжала Соня. — Он помогал нашей бригаде и на Лесогорском заводе, и здесь… А его помощь, идейная и организационная, в нашей комсомольской работе!..

— Ну ладно, не спорьте, — вмешалась Любовь Андреевна.

Губы ее задрожали, из глаз брызнули слезы. Соне стало жаль ее.

— Ну как ты быстро, мамочка, расстраиваешься… Вот уж и слезы… — говорила Соня, обнимая мать и осторожно, любовно вытирая ее мокрые щеки.

— Я такая слабая стала… — виновато пробормотала Любовь Андреевна. — Когда ты так резко говоришь, Сонечка, я начинаю вспоминать, какая ты была маленькая, — такая ласковая, тихая…

— Мама, ты забываешь, что у меня, взрослого человека, есть свои убеждения, свое отношение к людям, и что я считаю правильным, то я отстаиваю.

Разговор перешел на домашние темы.

— Я сегодня лягу пораньше: завтра у нас воскресный утренник на стройке, — сказала Соня, вставая из-за стола.

— Утренник! До войны так говорили о дневных спектаклях в театре, — вздохнула Любовь Андреевна. — Иди, иди спать, дочка.

Вернувшись в воскресенье домой со стройки, Соня решила отдохнуть, почитать. Нади дома не было, с компанией «верхних жильцов» она ушла в кино.

В доме было тихо, только няня осторожно шаркала вялеными шлепанцами в коридоре да пощелкивали дрова в печке. Накрывшись шалью, Соня лежала на своей кровати и читала.

Дверь в столовую была открыта, и слышно было, как отец вслух, негромко читал матери военный обзор из газеты.

— Я говорю тебе — так будет! — вдруг громко прозвучал голос отца.

Соня вздрогнула и открыла глаза: «Я, кажется, хорошо вздремнула!»

— Так и будет, — словно сердясь на кого-то, повторил отец, продолжая уже начатый разговор. — Этот молодой инженерии, мальчишка в сравнении со мной, проводит у нас разные свои мероприятия, выдумывает какие-то новшества, которые неизвестно как покажут себя в будущем…

— Но что же ты можешь сейчас сделать, Евгений? Ведь он главный инженер, у него власти больше, чем у тебя.

«Зачем он это говорит? — недоуменно подумала Соня. — Еще неизвестно, как сложатся его отношения с Артемом Иванычем, а папа уже подозревает его в чем-то, и это несправедливо по отношению к Артему».

Соне так и хотелось крикнуть эти слова отцу, но разговор в столовой прервался.

— Опять мой наперсток закатился, — огорченно вздохнула Любовь Андреевна. — Поищи, Евгений.

— Поищу, Любочка.

Слышно было, как отец шарил под столом.

— На, вот тебе твой наперсток! У тебя теперь как шить, так и наперсток терять, — твои бедные ручки так похудели. Ты что смеешься, Любочка?

— Я вспомнила, Женя: когда ты был женихом, ты любил напевать: «Дай мне ручку, каждый пальчик, — я их все перецелую».

— А я их и сейчас перецелую, моя родная…

«Нет, они у меня все-таки ужасно трогательные», — улыбаясь, подумала Соня, и усталая дрема опять овладела ею.

В механическом цехе ярко горело электричество, но было холодно, как на улице. Пар от дыхания многих людей клубился беловатыми облачками. В обширные проемы между краем недостроенной стены и высокой крышей глядело декабрьское небо с медно-розовыми полосами угасающего дня. Со всех концов большого заводского зала слышались стуки, звоны, скрежет и жесткий визг металла. Вверху, на переносных площадках, гулко переговаривались монтажники, собирающие подъемный кран.

Евгений Александрович, покашливая в шерстяной шарф, обвязанный вокруг шеи, расхаживал по цеху от одной бригады монтажников к другой. Когда Артем Сбоев вошел в цех, Челищев как раз остановился недалеко от места, где бригада Игоря Чувилева собирала один из сверлильных станков.

Артем приближался к Челищеву, с которым до сих пор близко не был знаком. Он считал закономерным, что старого, опытного инженера перевели на руководящую работу, а в будущем, когда Сбоев уедет отсюда, Челищев, наверное, вновь будет главным инженером. Кроме того, это был отец Сони, которую на Лесогорском заводе все уважали и любили. Артем решил держаться с Челищевым как младший со старшим и ни в какой степени не подчеркивать того, что Евгений Александрович, начальник цеха, подчинен ему, главному инженеру.

После краткого и точного отчета Челищева о цеховых делах, который Артем тут же одобрил про себя, Сбоев спросил шутливо-приветливым тоном:

— На что это вы так загляделись, Евгений Александрыч?

— Почему в этой бригаде, как и в некоторых других, слишком много людей? — спросил Евгений Александрович, пряча в шарф сизый от холода подбородок. — Не кажется ли вам, Артем Иваныч, что при нашей нехватке людей комплектовать бригаду таким количеством рабочих слишком щедро?

— Нет, мне так не кажется, — сказал Артем и начал терпеливо объяснять: — Как вам известно, Евгений Александрыч, на завод все приходят и приходят люди. Их надо учить… и, конечно, срочно, сразу бросая в дело. Игорь Чувилев, по примеру своей же практики на Лесогорском заводе, взялся обучить группу новичков.

— Возможно, — холодно проронил Челищев. — Однако расчет во времени, как того требуют интересы производства…