Легко видеть - Алексей Николаевич Уманский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В школьные годы Михаила с судьбой Пушкина все было ясно. Высший свет во главе с царем Николаем Первым затравил поэта, организовав клеветническую компанию и спровоцировав его дуэль с Жоржем Дантесом, которая привела к гибели поэта. Все советские школьники знали, как обстояло дело. Поэтому первые сомнения в правильности незыблемой теории советского пушкиноведения возникли не скоро – когда Михаил уже взрослым человеком прочел книгу Викентия Викентьевича Вересаева, в которой тот без комментариев представил высказывания о Пушкине самых разных его современников. Прежде Михаилу не было известно очень многое из того, что великого русского поэта никак не украшало – ни как светского человека, ни как семьянина. Одновременно появились большие сомнения в том, что царь поощрял травлю Пушкина. Напротив, приводились свидетельства того, что Николай Палкин, как неизменно именовала царя советская историография, проявлял определенную антипатию не к Пушкину, а именно к его будущему убийце Дантесу. Однако фактов для собственных выводов насчет того, что истинно, что ложно в истории гибели Пушкина на основе материалов, собранных Вересаевым, еще явно не хватало. И все-таки Михаилу уже тогда стало ясно, что эту историю надо начинать рассматривать не с момента распространения в свете пасквиля, называющего Пушкина членом ордена рогоносцев, а с того момента, когда Наталья Николаевна против воли мужа настояла на том, чтобы при переезде семьи из Москвы в Петербург они взяли с собой двух ее старших родных сестер Екатерину и Александрину Гончаровых. Пушкин был несомненно прав, противясь нажиму жены. Он убеждал ее, что это не годится, что муж с женой должны жить одни, в крайнем случае – еще и со своими престарелыми родителями. Он убеждал в этом Натали, прежде всего исходя из ее интересов, но не мог говорить ей откровенно обо всем до конца. Две молодых девушки с фигурами, очень похожими на фигуру сестры – это было оч-чень рискованно абсолютно для всех, могущих оказаться в одном доме. Для Пушкина – тем, что он не совладает со своим африканским темпераментом и совратит кого-нибудь из своячениц, а то и обеих. Для Екатерины и Александрины – тем, что они рискуют лишиться невинности до замужества, что могло иметь для них неприятные и даже скандальные последствия. Для Натальи Николаевны – тем, что по ее же милости муж изменит ей в ее собственном доме. Пушкин абсолютно безошибочно представил себе последствия такого безрассудства, но красавица жена поднажала и уговорила, исходя из интересов любимых сестер, слезно умоляющих ее увезти их с собой с столицу из подмосковного дома, где их мать в открытую жила с лакеями и где у них не было практически никаких шансов на приличное замужество, в то время как пребывание в петербургском светском обществе представлялось им в этом смысле куда более перспективным. Кстати, на сей счет обе барышни не ошиблись. В конце концов и та, и другая стали баронессами – Екатерина – баронессой Дантес-Геккерен, Александрина – баронессой Фризенгоф. В проигрыше осталась русская литература и на какое-то время – вдова поэта прекрасная Натали.
После женитьбы долгому неудовлетворению страсти жениха пришел конец. Ближайший друг Пушкина, князь Нащокин, выказал тогда полную уверенность, что первое, что сделает Пушкин после свадьбы – «это развратит свою жену». Иными словами, что он введет ее в свой интенсивнейший сексуальный оборот и посвятит во всевозможные привычные ему сексуальные изыски. В правоте убеждения Павла Воиновича Нащокина сомневаться не приходится. Нет свидетельств относительно того, пытались ли супруги Пушкины прибегать к каким-либо предосторожностям для предотвращения зачатий, но в течение их недолгой совместной жизни Наталья Николаевн беременела часто. Она родила от Пушкина четырех детей, и не раз у нее случались выкидыши. Этот факт был совсем немаловажен в цепи событий, приведших к дуэли Пушкина и Дантеса, ибо каждая беременность Натали, как благополучно кончавшаяся родами, так и неблагополучная, на время выводили Натали из сексуального общения с мужем, который наверняка истекал вожделением к окружающим женщинам. Из книги Вересаева было известно, что Пушкин, будучи женатым, посещал проституток, которые тоже оставили потомкам кое-какие воспоминания о встречах с ним. Но он же не мог дневать и ночевать с проститутками, да и стоило бы это совсем недешево поэту, слишком часто проигрывавшемуся в карты и оставшемуся без денег. Кредит же в борделях дается далеко не часто и не всем. А брать женщину Александру Сергеевичу наверняка хотелось не один раз в сутки. С кем из женщин в это время он виделся постоянно, по много раз на дню? Со свояченицами-обладательницами соблазнительных форм. Они неизбежно должны были стать во время тайм-аутов Натальи Николаевны объектами сексуальных устремлений ее мужа, тем более, что он еще и до брака не сомневался в том, что захочет заполучить их в свою постель. Как заполучил – о том история умалчивала. А вот что заполучил, достаточно определенные сведения в ней остались. Няня детей Натальи Николаевны сообщила одной из дочерей, что ее тетя Александрина была виновата перед ее матушкой (своей сестрой). И в подтверждение рассказала следующее. Однажды у Александрины пропала нательная иконка. Обыскали весь дом, все закоулки. Иконка долго считалась пропавшей, пока ее однажды случайно не нашли в какой-то складке в диване Александра Сергеевича. Но Михаил считал, что еще раньше, чем Александриной, Пушкин овладел Екатериной. Она была постарше, возможно, выглядела соблазнительней, хотя литературный гений вскоре обнаружил, что умом она совсем не так хороша, как телесными статями. И тогда он обратил свой благосклонный взор на более разумную и интересную Александрину, которая даже определенное время благодаря его вниманию считала себя музой – вдохновительницей поэта. Косвенными, но весомыми доказательствами такой гипотезы Михаилу представились следующие факты. С какого-то момента «муза» Пушкина Александрина вдруг резко изменила свое отношение к нему. Что он, стал настолько хуже писать, что она в нем могла разочароваться? Нет, с дарованием Александра Сергеевича ничего плохого не произошло. Тогда что могло настолько отравить ей настроение, что она отказывалась даже ездить с Пушкиным в свет, жаловалась на головные боли, а еще – часто демонстрировала в доме неприкрытую злобу к своему благодетелю и родственнику? Михаил предположил, что для такой метаморфозы в отношении свояченицы к Пушкину могло быть только одно: случайное открытие, что с другой ее незамужней сестрой Екатериной Пушкин живет точно так же, как с ней – его музой и вдохновительницей. После такого открытия воображать, что Александр Сергеевич живет с женой по брачной обязанности, зато с ней – по действительно одинаковому устремлению его и ее души, стало невозможно. Отсюда и возникла глубокая депрессия девушки, расставшейся с невинностью, как она сама себя уверяла (возможно, что и Пушкина тоже), во имя высшего духовного союза с человеком необыкновенного дарования и оплодотворения его творческого начала.
С Екатериной все было проще. Видимо, в ходе связи с Пушкиным секс пришелся ей сильно по вкусу, и когда летом 1836 года на Каменноостровской даче Дантес, красавец-кавалергард, приволокнулся за ней, он очень легко получил то, что хотел. Единственное, что могло и скорей всего осталось в то время ему неизвестно – это знание, кто был его предшественником в лоне девы. Впоследствии он получил право узнать и об этой детали, но не раньше, чем когда по воле царя, фрейлины Загряжской – тетки сестер Гончаровых – и самого Пушкина – опекуна Екатерины – был принудительным образом обвенчан с ней, что крайне веселило Пушкина и наверняка вызвало ярость у Дантеса, соревновавшегося с Пушкиным за обладание его женой Натали. Но это случилось потом.
Надо сказать, что интерес Михаила к событиям последнего периода жизни Пушкина был подогрет двумя обстоятельствами. Две сотрудницы его отдела – Наташа и Тамара – явно заинтересованные загадками, до сих пор до конца не разгаданными ни современниками Александра Сергеевича, ни целой армией пушкинистов из последующих поколений – изучали массу публикаций помимо тех, которые вошли в подборку Вересаева. Они нередко делились с Михаилом своими открытиями, которые, правда, почти не продвигали их самих к построению убедительной версии причин гибели гения русской литературы, но их старания узнать истину до конца не оставили Михаила равнодушным – он тоже этого ЗАХОТЕЛ. Следствием стало второе обстоятельство. Он начал просматривать, а затем и читать литературоведческие статьи в толстых журналах, которые выписывал совсем не для того, чтобы узнавать мнение литературоведов и критиков – прежде он их постоянно оставлял без внимания, для него это был просто литературный балласт. Однако, поняв, что немалая доля балласта представляет
