Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлинский насмешник

Когда они вышли из терема, в беседке Спящих облаков Сяоюй с Инчунь продолжали угощать Юэнян.

– Что ж мы зятюшку-то не позвали? – вдруг вспомнила она.

– Его батюшка за город отправил, – пояснила падчерица. – К Сюю за деньгами поехал. Скоро, наверно, воротится.

Немного погодя появился Чэнь Цзинцзи. Одет он был в легкий халат из темного шелка, обут в прохладные туфли, над которыми виднелись светлые чулки, на голове красовались четырехугольная шапка с кистью и золотая шпилька. Поклонившись Юэнян и остальным хозяйкам, он сел рядом с женой.

– Я от Сюя серебро привез, – докладывал он хозяйке. – Две с половиной сотни лянов в пяти слитках. Юйсяо убрала.

Налили чарки. Вино обошло несколько кругов. Царило веселое настроение. Юэнян с Цзяоэр и Гуйцзе сели за шашки. Юйлоу, Пинъэр, Сюээ и Цзинцзи с женой пошли полюбоваться цветами. Лишь Цзиньлянь, укрывшись за горкой в банановой чаще, с белым круглым веером развлекалась ловлей бабочек. Неожиданно сзади нее очутился Цзинцзи.

– Вы ловить не умеете, матушка, – вдруг сказал он. – Давайте я вам поймаю. У бабочек ведь тот же нрав, что и у вас. Тоже мечутся вверх-вниз, покоя не знают.

Цзиньлянь обернулась и косо поглядела на Цзинцзи.

– Ах ты, разбойник! – в шутку заругалась она. – Что тебе, жить надоело? Кто тебя просит учить? А кто увидит, что тогда будешь делать? Знаю, тебе сейчас и смерть нипочем. Напился, вот и храбришься. Ну, платки купил?

Цзинцзи засмеялся.

– Вот тут твои платки, матушка, – говорил он, шаря в рукаве. – Как благодарить меня будешь, а?

Он прильнул лицом к Цзиньлянь, но она его отпихнула. Тут из сосновой аллеи показалась Пинъэр с Гуаньгэ на руках. За ней следовала кормилица Жуи. Пинъэр заметила Цзиньлянь, когда та взмахнула белым веером. Она и не подозревала, что рядом с ней был и Цзинцзи.

– А, тут мама бабочек ловит, – говорила Пинъэр. – Поймай для Гуаньгэ, а!

Цзинцзи, опустив глаза, бросился за горку.

– Тебе зятюшка отдал платки? – нарочно спросила Цзиньлянь, думая, что Пинъэр заметила и его.

– Нет еще, – отвечала Пинъэр.

– Он их с собой принес, – говорила Цзиньлянь. – Только при жене давать не хотел. Мне незаметно сунул.

Они сели на террасу среди цветов и разделили меж собою обновки. Гуаньгэ лакомился сливой. На нем красовался белый с бахромою платок.

– Это твой? – спросила Цзиньлянь.

– Да, ему матушка Старшая повязала, – пояснила Пинъэр. – Чтобы он соком не закапался.

От солнца их укрывали банановые листья.

– Как тут прохладно! – заметила Пинъэр. – Давай посидим, а? – Она позвала Жуи: – Ступай, скажи Инчунь, пусть принесет детскую подушку с тюфячком да нам домино незаметно захватит. Мы тут с матушкой поиграем, ты дома оставайся.

Жуи ушла. Немного погодя Инчунь принесла все, что просили. Пинъэр уложила Гуаньгэ на тюфячок с подушкой, а сама пристроилась с Цзиньлянь рядом и стала играть в домино. Инчунь пошла заваривать чай.

Тут из терема Спящих облаков вышла Юйлоу и поманила Пинъэр рукой.

– Тебя матушка Старшая зовет, – крикнула Юйлоу.

– Я сейчас приду, – сказала Пинъэр и попросила Цзиньлянь поглядеть за ребенком.

Но Цзиньлянь было не до Гуаньгэ. Цзинцзи скрылся в гроте, и она бросилась туда же.

– Выходи! – крикнула она. – Все ушли.

– Иди сюда! – позвал ее Цзинцзи. – Полюбуйся, какой тут огромный гриб вырос.

Обманутая Цзиньлянь вошла в грот. Цзинцзи встал перед ней на колени и умолял позволить насладиться ее прелестями. Они слились в поцелуе, и само Небо, казалось, покровительствовало им.

Пинъэр поднялась в терем.

– Сестрица Мэн проиграла Гуйцзе, – обратилась к ней Юэнян. – А ну-ка, ты попробуй метни стрелу в вазу.

– У меня ребенок без присмотра остался, – заметила Пинъэр.

– Ничего страшного не случится! – заверяла ее Юйлоу. – Сестрица Пань поглядит.

– Сестрица Мэн, ступай, пригляди пока за ребенком, – посоветовала Юэнян.

– Принеси его сюда, будь добра, если не трудно, – попросила ее Пинъэр и обернулась к Сяоюй: – А ты забери тюфячок с подушкой.

Сяоюй с Юйлоу пошли под тенистый банан. Гуаньгэ корчился на тюфячке и сильно плакал. Цзиньлянь рядом не было. Невдалеке стоял огромный черный кот. Заметив приближающихся, он бросился прочь.

– А где же сестрица Пань? – удивилась Юйлоу. – Ой-ой-ой! Бросила ребенка, а его кот напугал.

Из грота выбежала Цзиньлянь.

– Как бросила?! – говорила она. – Я все время тут была. Только руки обмыть ходила. Какой еще кот напугал? Что вы глаза-то вытаращили?

Юйлоу взяла Гуаньгэ на руки и успокаивала, как могла. Они понесли его в терем Спящих облаков. Сяоюй шла сзади с тюфячком и подушкой. Опасаясь разговоров, Цзиньлянь тоже последовала в терем.

– Что случилось? – спросила Юэнян. – Почему ребенок так плачет?

– Его большой черный кот напугал, – объясняла Юйлоу. – Подхожу я, гляжу: сидит прямо рядом с Гуаньгэ.

– Так я и знала! – воскликнула хозяйка.

– За ребенком ведь сестрица Пань присматривала, – вставила Пинъэр.

– Сестрица в грот помыть руки отошла, – пояснила Юйлоу.

– Чего ты болтаешь, Юйлоу! – выступив вперед, заговорила Цзиньлянь. – Причем тут кот? Проголодался ребенок, вот и плачет. Нечего на других сваливать.

Инчунь внесла чай, и Пинъэр послала ее за кормилицей Жуи.

– Ребенка покормить надо, – сказала она.

Цзинцзи, убедившись, что никого нет, вынырнул из грота и, осторожно пробираясь вдоль сосновой аллеи, обогнул крытую галерею и поспешно вышел из сада через калитку.

Да,

Меж жизнью и смертью запутав следы,Он все-таки вышел сухим из воды.

Ребенок плакал и не брал грудь.

– Унеси его домой, – посоветовала Юэнян. – Уложи и пусть поспит как следует.

Пир на том и кончился. Все разошлись.

Цзинцзи так и не пришлось разделить утехи с Цзиньлянь. Они пощебетали, как иволги. Мотылек едва лишь коснулся цветка. Удрученный неудачей, Цзинцзи направился к себе во флигель.

Да,

Хоть ночь сплела любви покров,Закрылись чашечки цветков.Хоть страсть обещана тебе,Но ласточка, увы, в гнезде.

Тому свидетельством романс на мотив «Срываю ветку корицы»:

Пышных волос ароматы,Нежный, чувствительный взгляд,Сочные губы, помадыЯрче любой во сто крат.Вроде любила меня ты,Только не видно любви.Встречи желала когда-то,Но без тебя мчатся дни.Вроде мене отвергала,Но не отвергла совсем, —Так без конца, без началаКружим в шальном колесе.Плачешь одна ты под вечер,Я же страдаю при встрече.

Хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

У ЮЭНЯН УДОСТАИВАЕТСЯ РАДОСТИ ОБРЕТЕНИЯ ПОТОМСТВА

ЛИ ПИНЪЭР ДАЕТ ОБЕТ ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ ДЛЯ СПАСЕНЬЕ СЫНА

Кто сыновей взрастил – доволен тот,

А у бездетных прахом все пойдет.

Есть ладный конь, так уж за ним смотри.

Ждешь толку от детей – добро твори.

Молись, чтобы бесплодье отвести,

Лечись, чтобы во чреве понести.

Отец и мать потомство сотворят,

А счастье – Небеса определят.

Так вот, посуетилась У Юэнян с Ли Цзяоэр, Гуйцзе, Мэн Юйлоу, Ли Пинъэр, Сунь Сюээ, Пань Цзиньлянь и падчерицей и, как разбитая, легла у себя в спальне. Она проснулась, когда уже начали отбивать ночные стражи, и решила послать Сяоюй к Ли Пинъэр.

– Иди узнай, успокоился ли Гуаньгэ, – наказывала она. – Пусть кормилица как следует за ним смотрит и уложит спать. Надо, чтобы ребенок успокоился и не плакал. Скажи кормилице, пусть на кровати и поужинает. А то опять оставит его одного.

– От моего имени поблагодари матушку, – говорила горничной Пинъэр. – Скажи, только успокоился. То плакал, а то дрожал. Вот только что у кормилицы на руках уснул. А лобик горячий. Жуи и пошевельнуться боится. Потом я у нее возьму, дам ей поужинать и во двор сходить.

Сяоюй доложила хозяйке.

– Сами они плохо смотрят, – отозвалась Юэнян. – Как это так! Уйти, а ребенка под деревом оставить. Сперва дали напугать, а теперь спохватились. Доведут они ребенка!

Юэнян умылась и легла спать, а наутро первым делом послала опять Сяоюй справиться о Гуаньгэ.

– Спроси, спал ли он ночью. Скажи, матушка, мол, позавтракает и сама придет.

– Воду скорее неси! – торопила Пинъэр горничную Инчунь. – Мне умыться надо, а то сейчас матушка Старшая придет.

Инчунь бросилась за водой, а Пинъэр тем временем кое-как причесалась и продолжала торопить горничную.

– Чай поставила? – спрашивала Пинъэр. – Зажги в комнате «аромат успокоения».

– Матушка Старшая прибыли, – неожиданно доложила Сяоюй.

Пинъэр стремглав бросилась ей навстречу.

Юэнян направилась прямо к постели кормилицы.

– Пугливый ты мой крикунчик! – гладя по головке ребенка, приговаривала Юэнян. – Ты уж маму-то свою родную не пугай!

Гуаньгэ вдруг опять залился навзрыд. Юэнян поиграла с ним, и он успокоился.