Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ХV
Польщизна, казачество и еврейство
в Западной Руси
Постепенное ополячение дворянства. — Речь Ивана Мелешка. Взаимное отношение культур польской и русской. — Третий Статут. — Днепровские казаки, или Черкасы. — Дашкович. — Низовое, или Запорожское казачество — Походы в Молдо-Валахию. — Войсковое устройство со времени Батория. — Мятежи Косинского и Наливайки. — Еврейство в древней Руси и его прилив с запада. — Льготные грамоты Витовта. — Покровительство польско-литовских королей евреям. — Жалобы на них со стороны шляхты и горожан. — Количество и организация еврейского населения. — Характер и плоды жидовской деятельности по Кленовичу.
Если польское влияние издавна действовало в Западной России благодаря в особенности ополяченности династий Ягеллонов и непосредственному присоединению к Польше Червонной Руси с частью Подолии, то, понятно, как должно было усилиться это влияние со времени Люблинской унии, когда полякам широко отворены были двери в сокращенное великое княжество Литовское, а вся почти Юго-западная Русь, подобно Галиции, теперь вошла в состав земель Польской короны. Поляки получили право селиться в Западной Руси, занимать здесь земские должности и уряды, приобретать имения, наследовать и т. д. Ополячение началось, конечно, с высшего класса, т. е. с западнорусской и литовской аристократии, как сословия самого близкого к королевскому двору, которому оно поневоле старалось угождать, так как от него исходили все пожалования имениями, староствами и высшими урядами. Между семьями польских и литовско-русских магнатов начались частые брачные союзы, немало способствующие к их объединению, т. е. к принятию русскими семьями польских обычаев, языка и религии. Деятельное латинское духовенство в особенности пользовалось этими родственными связями для совращения знатных русских семей, и, как известно, с большим успехом благодаря в особенности поддержке все того же католического двора. А приняв католичество и польский язык, русская знатная семья скоро становилась польской по своим чувствам и воззрениям. Таким образом, к концу XVI века значительная часть западнорусской аристократии уже подверглась ополячению или была близка к нему.
За высшим классом следовало дворянское или собственно шляхетское сословие, которое желало сравняться в правах и вольностях с шляхтой польской, а потому охотно вступало с ней в родственные связи, перенимало ее обычаи и язык. Латинские ксендзы и тут усердно пользовались смешанными браками, чтобы происшедших от них детей крестить и воспитывать в католическом обряде. Такое постепенное ополячение русской шляхты, конечно, совершалось в особенности в областях ближайших к пределам польской народности, каковы Подляхия, Холмская и Галицкая Русь. В глубине же Белоруссии, Киевщины и Волыни масса земского, военнослужилого сословия еще сохраняло свою русскую народность; хотя и там чуждое польско-немецкое влияние уже сильно сказывалось в обычаях, одежде, языке, а вместе с тем в начавшейся распущенности нравов и стремлении к роскоши.
Выше мы видели, как московский перебежчик князь Курбский невыгодно отзывался о польско-русских нравах в 60-х или 70-х годах XVI столетия. Немного позднее по тому же поводу имеем любопытное свидетельство другого современника. Некий волынский шляхтич Иван Мелешко, впоследствии каштелян Смоленский, впервые являясь на Варшавском сейме 1589 года, сочинил для короля и панов радных приветственную речь (неизвестно впрочем, была ли она им произнесена). Тут он преувеличенно восхвалил времена Сигизмунда I, в укор Сигизмунду II, которому не желал простить отдачи ляхам Волыни и Подлясья, а затем несколько грубоватыми, но не лишенными юмора чертами изобразил разные перемены и нововведения, совершавшиеся на его родине.
Для образца приведем в сокращении некоторые места его речи.
«Пришлось мне радити с вами, а прежде я на таких съездах никогда не бывал и с королем его милостью не заседал. При наших покойных князьях, которые королевали, попросту от чистого сердца говорили, политики не знали, а правдою в рот как солью в глаза кидывали. Потом короли полюбили Немцев более чем нас и все им роздали, что прежние собрали. А сладкой памяти Зигмунд Первый немцев как собак не любил, Ляхов с их хитростями тоже не любил, а очень миловал Литву и нашу Русь. И при нем жилось гораздо лучше, хотя в таких дорогих свитах не ходили; иные без ногавиц (покрывавших от колена до ступни) подобно бернардинам гуляли, сорочки до косток (щиколотки), а шапки (капишоны) до самого пояса нашивали. Теперь же, когда я сам оденусь в свое прежнее домовое платье, то жена моя пани Мстиславская не может без смеху на меня смотреть».
«У нас уже и по-польски умеют говорить, чтобы королям всякое лихо баламутить. А когда к тебе паныч приедет, чествуй его вдосталь, да