Дураков нет - Ричард Руссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хорошо, – кивнул Уэрф, явно довольный. – А теперь скажи мне вот что. Чего от тебя хотел Бартон?
Салли усмехнулся.
– Спрашивал про тот день, когда мой старик насадил парнишку на штырь ограды.
Уэрф задумался.
– Наверное, Бартон готовится к смерти, – наконец произнес он, точно понимал судью. – Проясняет невыясненное. И что ты ему сказал?
– Ничего, – ответил Салли. – Что это был несчастный случай. Но это неправда. Он тряс забор, пока парнишка не сорвался.
– Ты это видел?
– Это видел мой брат. Я видел только, как парнишка висит, а изо рта у него торчит штырь.
Уэрф снял очки, потер глаза.
– Чудо, что мы все еще не спятили, – сказал он.
– Мы спятили, – с неожиданной для самого себя убежденностью возразил Салли и сполз с табурета. – Я в это верю.
Салли посмотрел на часы над барной стойкой. Менее чем через пять часов ему надо встретиться с Рубом в закусочной “У Хэтти”, у них дела в доме на Баудон.
– Поеду покормлю собаку, потом домой.
– Когда ты успел обзавестись собакой?
– Не знаю, – ответил Салли. – Но мне сообщили, что у меня теперь есть собака. Кстати, ты слышал про моего сына и жену Карла?
– Конечно, – ответил Уэрф.
– Так почему ты мне ничего не сказал?
– Потому что я единственный в этом городе, кто не повторяет сплетни. Если честно, я удивился. Поговаривают, у нее вроде кто-то есть в Шуйлере.
– Видимо, и об этом я тоже узнал последним, – произнес Салли. – Как считаешь, Карл справится? – поинтересовался он, сам не зная, что имеет в виду.
– Не думаю, – ответил Уэрф.
– Он сейчас сидит в машине у дома Питера, – сообщил Салли. – Тоби с ним наверху.
– А эта грудастая еще с Карлом?
– Да, – ответил Салли.
– Пока она рядом, с ним ничего не случится, – заверил Уэрф.
– Я тоже так думаю, – согласился Салли. – И мне не хотелось бы ошибиться.
– Все равно это не твое дело, – заметил Уэрф.
Золотые слова, подумал Салли. Но в ушах у него звенела насмешка Питера. Не то чтобы твоя собака. Не то чтобы твой дом. Не то чтобы твое дело. И прочие “не то чтобы”. Та же Вера – не то чтобы его жена, – которая сегодня сорвалась. И Рут, которая бросила его, на этот раз окончательно, он это знал, и теперь не то чтобы его любовница. И Большой Джим Салливан, казалось бы, давно мертвый, мертвее мертвого, мертвее некуда, мертвецки мертвый. Да вот не то чтобы. Это Большой Джим Салливан, полный гнева, боли и страха, врезал сегодня Карлу Робаку, и Салли не успел его остановить, это Большой Джим Салливан ранее стер ухмылку с лица полицейского Реймера.
Уже у двери, натягивая тяжелую куртку, Салли заметил, что чем-то воняет, и на этот раз не венеркой и не находящимся поблизости мужским туалетом. На этот раз попахивало судьбой.
* * *
Половина второго ночи, канун Нового года.
На Силвер-стрит Ральф стоял перед унитазом. Вообще-то никаких позывов у него не было. Он просто не решался лечь, не убедившись в этом, словно если ослабить бдительность, то страх его жизни воспользуется ночным часом и его небрежением и сделает свое дело. Вдобавок его не отпускали события этого дня. Ральф не был ревнив, но не мог забыть, как его жена упала Салли на грудь, как шептала ему сокровенные признания в глубочайшем презрении, как клялась всегда ненавидеть Салли. Как естественно выглядело их объятие, как хорошо подходили они друг другу. От этого Ральф казался себе чужаком в собственном браке. От этого у него подкашивались ноги, так что пришлось даже выйти на воздух.
Наконец струя полилась – горячо, болезненно медленно, Ральф смотрел и на струйку, и на желтеющую в унитазе лужицу в поисках крови – он до сих пор этого боялся, как ни успокаивал его онколог. Но крови не было.
Веру оставили на ночь в больнице, Питер перебрался на новую квартиру, а внук на попечении Ральфа, и поэтому он, выйдя из туалета, направился еще раз взглянуть на Уилла. Ральфу нравилось думать об Уилле как о внуке, хотя он никогда не забывал, что на самом деле это не так. Сегодня он, помимо прочего, понял еще одно: ему придется делить этого мальчика с его родным дедом. Это Питером Салли не интересовался, а Уилл – другое дело. Нет, Ральф видел, с какой любовью Салли смотрел на мальчика, когда в “Белой лошади” тот взобрался к нему на колени. Но Ральф также знал, что Салли поделится, не станет жадничать. И конечно же, Ральф по-прежнему верил, что люди могут поладить.
Мальчик спал, в кои-то веки спокойно, на тумбочке возле кровати убаюкивающе тикал секундомер, который дал ему Салли. Ральфу не раз доводилось слышать, как Уилл во сне хнычет тревожно, но сейчас он дышал ровно. Ральф почувствовал сладкое дыхание внука в воздухе над кроватью, и у него перехватило горло – только теперь от любви. Вернувшись домой из бара, Уилл целый вечер говорил о ноге, и Ральф понимал: то, что внук прикоснулся к протезу, отнес его калеке-адвокату, было самым смелым поступком за всю его жизнь, и теперь Уилла переполняла гордость. В мелькнувшей жутковато-бледной культе мистера Уэрфлая Уилл нашел… что? – утешение. Бывает же такое, подивился Ральф.
В своей комнате – той комнате, которую он столько лет делил с Верой, – Ральф впервые разделся без смущения и подавил желание оглядеть себя еще раз, прежде чем обернуться. Характер у Веры всегда был трудный, таким и остался, но Ральф не представлял без нее жизни, не представлял, как будет лежать один в этой большой кровати, не представлял, как живет Салли, добровольно выбравший одиночество. Ральф решил, что с утра сразу же поедет в больницу и привезет жену домой. И впредь приложит еще больше усилий, чтобы сделать ее счастливой. Она женщина неплохая.
* * *
Салли ехал на “эль камино” по Главной к Баудон, к дому, где в детстве провел столько долгих ночей, дожидаясь отца, – тот чаще буянил в барах, чем занимался сыном, – дожидаясь, пока тот придет домой в подпитии, прихрамывая, с распухшим лицом, после того как его выгнали взашей из компании крепких мужчин, и ему ничего не оставалось, как вернуться, все еще кипя от гнева, в лоно семьи, к жене, которой не хватало ума сбежать (а может, она не знала, куда бежать, или даже как); к старшему сыну, который, дожидаясь своего часа, мечтал о машинах и мотоциклах
