СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

Что же касается самой идеи, то предложение Латецкого начиналось с того, что все стыкуемые модули запускались не после запуска базовой станции, а перед ней. С орбиты Земли они уходили по предполагаемому пути, снабжённые средствами управления, рассчитанными на долгое время пути, и ждали сигнала от основного корабля. А «дабы они так просто не прохлаждались», как выразился тогда Латецкий, на них предполагалось возложить задачи предварительной разведки и оценки окружающей обстановки до момента стыковки. Но самым лучшим было бы, чтобы модули до встречи с базовой станции выполняли автономно также и свои научные задачи, и тогда получилось бы, что вместо одного научного исследования удалось бы добиться множества исследований космического пространства. Единственное условие – это то, что модули должны были быть спроектированы так, чтобы могли находиться в состоянии ожидания стыковки достаточно длительное время, чтобы учесть возможные непредвиденные обстоятельства, которые могли возникнуть при старте или полёта основного корабля.

Сначала предложение Латецкого, несмотря на то, что все прекрасно понимали, что оно довольно-таки рационально, всё же встретили с иронией и сомнениями. Но тогда Васнецов, сам даже не ожидая от себя такого порыва, поднялся и встал:

— Подождите, дорогие мои товарищи, а, что, у нас есть какой-то другой выход?

Он даже сам не ожидал такого от себя, потому как, увидев Латецкого впервые, стал питать к нему неприязнь. Не зная почему. А тут встал и дал ему зелёный свет.

Члены Совета бросили на него взгляд и призадумались. Кроме того, слово Васнецова всё-таки имело вес, и немаленький.

Так стратегия космического полёта была выработана. На следующее заседание Васнецов пришёл уже не только с Латецким, но и с маленьким тщедушным человеком с пронзительным взглядом, которого с порога и представил:

— Прошу любить и жаловать. Иннокентий Петрович Палич.

Все аж привстали. Кто хорошо знал Васнецова, то представляли прекрасно, сколько времени потратил на поиски этого гостя. Именно изобретение Палича и должно было стать «изюминкой» корабля. Ещё в студенческие годы, работая на кафедре института в последние годы жизни Советского Союза, молодой человек изобрёл солнечный парус, в котором он конструктивно реализовал принцип многократного отражения излучения. Но, к сожалению, возникшая, в том числе, и в институте неразбериха не позволила ему закончить работу. Потом Палич забросил своё изобретение и только занимался с тем, чтобы удержаться на плаву, сводя концы с концами.

Уже после возрождения СССР новое правительство стало широко поощрять научные изыскания, тратя на них практически баснословные средства, пытаясь таким образом возродить славу техногенной державы. Многие научные проекты были подняты с пыльных полок. Но космос был несомненным приоритетом, и Васнецова, давно махнувшего на всё рукой, неожиданно вызвали в Комитет по науке и технике, где дали зелёный свет его проекту «Центурион».

Готовя материалы по своему возрождённому проекту, новоиспеченный научный руководитель научной экспедиции понимал, что дальние полёты требуют трёхкратного (а в идеале – и пятикратного дублирования всех систем) резервирования. И, когда его внимание остановилось на двигателе корабля, он стал собирать информацию о разных видах таких устройств, пытаясь на своем детище использовать их совершенно разной природы. И совершенно неожиданно на одной из семейных вечеринок его зять Аркадий, давно уже отошедший от научных дел, вспомнил, что в свою бытность, во времена прежнего Советского Союза, у него работал на кафедре студент Иннокентий Палич, которому он дал задание полностью разработать свою, идущую от сердца, идею, а не двадцатый раз перерабатывать уже имеющиеся. И вот однажды Палич пришёл с проектом солнечного паруса странной конструкции и с энтузиастом принялся прорабатывать свою идею.

В конце концов, ему это удалось, однако Аркадий вскоре обнаружил, что Иннокентий с некоторых пор перестал приходить на кафедру, а вскоре через своего приятеля передал, что более этим проектом заниматься не хочет. Это было неожиданно. Создавалось такое впечатление, что как будто Палич просто «перегорел». Интерес почему-то пропал, и он, пользуясь своей загруженностью, поставил крест на своей работе на кафедре. Об этом Аркадий узнал уже от пары его друзей, которые также продолжали свой путь на кафедре, правда, занимались весьма незатейливой работой – писали программы по различным указаниям.

Аркадий, который не с большой охотой занимался поисков молодых талантов, по-настоящему интересной работой Палича был буквально взбудоражен. Ему глубоко было жаль, что такая неординарная вещь снова осядет на полку, и то в совершенно неоконченном виде. Аркадий даже специально искал Палича, чтобы поговорить с ним. Ему казалось, что он сможет найти нужные слова, чтобы убедить его вернуться к работе. Но, когда услышал слова Иннокентия о смерти дяди, которого ценил как отца, и о тяжёлом заболевании сестры, как-то растерял свои доводы. И Аркадий не стал его уговаривать, прекрасно понимая, что это означает полную потерю проекта.

Когда Васнецов заинтересовался это историей, его зять с сожалением добавил, что лет через десять после ухода Палича, кафедра пыталась участвовать в космических проектах со своей идеей солнечного паруса, но по сравнению с проектом Палича выглядело как-то убого. Поэтому, когда руководство обратилось к Аркадию с предложением участвовать в этих начинаниях, то тот решительно отказался, а через год и вовсе ушёл как из института, так и из науки.

Васнецов, уже заранее влюблённый в проект Палича, занялся упорными поисками человека, закопавшего свой талант в землю. Но даже тогда, когда он нашёл этого самородка, успокаиваться всё равно было рано: большого труда стоило уговорить этого специалиста поучаствовать в доведении его идеи до логического конца. Однако единственным условием, в конце концов, согласившегося Палича было участие в космической экспедиции.

Васнецову с большим трудом удалось уговорить руководителей Центра подготовки космонавтов включить нового участника экспедиции в программу тренировок. Лишь, после того, когда ему это, в результате, удалось, Палич согласился приступить к работе. Конечно, можно было не брать в расчёт уже, в общем-то, пожилого человека, но сам Васнецов был абсолютно уверен, что именно этот изобретатель солнечного паруса многократного отражения будет необычайно полезен экспедиции. Именно его двигатель – уверен был профессор – должен был сыграть решающую роль в достижении Марса.

Да, именно эта красная планета была конечной точкой их путешествия. Было, конечно, далеко не ново, что человек вновь устремился к своей ближайшей планетарной соседке. Но причина была ещё и другая.

За несколько лет до упадка первого СССР в последние годы невиданного освоения космического пространства начался проект «Авиценна», который был рассчитан не несколько лет, однако он начался и завершился запуском всего одного космического аппарата, который нёс в себе контейнер с различными микроорганизмами, которые могли сущестововать в весьма экстремальных условиях. Посланец Земли понёсся в сторону Марса, где выполнил всё, как было и задумано: спускаемый аппарат мягко приземлился на поверхность, раскрыл антенны и солнечные батареи, после чего в пробурённое отверстие поместил ёмкость с драгоценными живыми образцами.

Первое время посадочный модуль передавал всю информацию на Землю о неслыханном эксперименте, который хранили под большим секретом, так как боялись, что не добившись результата, станут посмешищем всего мира. Но всё шло просто идеально. Однако несовершенная электроника требовала проведения ежегодных регламентных проверок и перенастроек для введения поправок в систему управления и только лишь для того, чтобы человек там, на далёкой голубой планете, знал, что всё, что он задумал, исполнялось. Но хаос, в который был ввергнут СССР кризисом, не позволил продолжить удивительный опыт.

Однако, когда после устранения проблем вспомнили об «Авиценне», было уже поздно: связь была потеряна, и продолжение эксперимента становилось бессмысленным в условиях полного незнания обстановки на красной планете. Лишь после восстановления славы космической державы решено было приложить все усилия, но не только восстановить связь с марсианской лабораторией, но и попытаться развернуть там настоящую научную станцию.

?

Васнецов словно пришёл в себя, оторвавшись от своих воспоминаний, и спросил, не меняя выражения лица:

— И что наш ветродуй?

— Кент, что ли?

Игорь Петрович улыбнулся: с лёгкой руки Латецкого длинное имя Инокентия Палича так потеряло добрую половину своей длины:

— Ну да. Как там его детище?

— Парус раскрылся. Всё в норме. А Палич там вокруг крутится.