Русские во Второй мировой - Анатолий Уткин

В шесть тридцать утра 11 ноября 1942 года Паулюс начал последнее наступление на уже пристрелянную полоску приволжской земли. Получив 48-й танковый корпус, командующий 6-й армией приступил к вы-полнению приказа Гитлера о решающем наступлении в момент, когда замерзшая, но еще непроходимая река сделала положение 62-й армии Чуйкова особенно уязвимым. Тракторный завод уже был в немецких руках, трудности начинались на территории Рынка — той самой территории, которую весело пересек авангард 6-й армии в далеком августе. Сейчас самую тяжелую работу на территории Рынка выполняла 16-я танковая дивизия. Она медленно продвигалась на юг, сражаясь с орудиями, минометами, противотанковыми ружьями, отчаянными обитателями подвалов, выскакивающими в самый неожиданный момент. При этом наши сталинградские бойцы заведомо шли на жертву, но уводили с собой в небытие и нескольких немцев. Туманы и появившийся снег слепили оптику немецких танков, они грозно урчали, продолжая свой убийственный ход с обеих сторон (с севера и юга) города в направлении Рынка.

К полудню яростная атака немцев дала свои результаты — немцы прошли по трупам наших гвардейцев к Волге, рассекая силы Чуйкова теперь уже на три части. К югу от завода «Баррикады» в одиночестве сражалась дивизия Людникова, в которой осталось полтысячи человек. И дождь и снег пали на обезлюдевшие роты, а раненые гибли в негромких стенаниях. Кончились автоматные патроны и гранаты — своего рода «хлеб» сражений в городских кварталах. Через несколько часов уже всего четыреста человек. Вывезти их на «большую землю» не было никакой возможности.

Но по большому счету это наступление Паулюса было «галочкой в боевом плане». Германские части безропотно и иногда почти механически шли вперед, но в их действиях, в действиях надорвавшихся танкистов и пехотинцев уже не было прежней истовости.

Наиболее устойчивой и эффективной силой Чуйкова была 13-я гвардейская дивизия численностью в 1500 человек и 193-я дивизия с боеспособной тысячей солдат. Во всей же 62-й армии после подкреплений насчитывалось 47 тысяч солдат и командиров при 19 танках. Горохов держался за рынок и Спартановку, южнее стояли 13-я и 39-я гвардейские, 95,45-я и 384-я дивизии. Борьба в руинах уже обросла своими правилами, появились своего рода традиции, выработались приемы дальнего и ближнего боя. Появились знатоки городских лабиринтов, некоторые проводники феноменально ориентировались в этой огромной груде городских развалин. 17 ноября армада германских танков (16-я танковая дивизия) пошла на людей Горохова, и трудно было представить себе силу, способную на этот раз сдержать немцев. Горохов собрал всех — поваров, водителей автомашин, солдат из ремонтных мастерских — всего числом триста. Приказ держаться до последнего патрона передали и Еременко и Чуйков. Новой, поразительной нотой была концовка их приказа: «Держитесь, и к вам придет такая помощь, о которой вы никогда даже не мечтали».

Чуйков думал об этих словах, владея всего лишь десятью процентами городской территории Сталинграда. Со стороны замерзшей Волги приток жизненных сил практически прекратился. Командарм был доволен лишь наличием для экстренного случая двенадцати тонн шоколада. Если Волга не покроется быстро крепким льдом, то этого запаса должно хватить по половине пачки каждому в день на протяжении двух недель. Ежедневная доля каждого солдата — сто граммов водки. В пронизывающем холоде начинающейся зимы лишь единицы отказывались от своей порции. Тем более что общая численность армии неизменно уменьшалась. Страшным врагом солдат и офицеров были вши.

Узнав о критическом положении Сталинграда, Сталин приказал Василевскому вылететь на левый берег Волги и наблюдать за разворачивающимся сражением, освободив Еременко для координации всей обороны города и помогающих городу сил. Развевая сомнения одних, сдерживая темперамент других, Василевский разместился у основания пружины, готовой рвануться вперед. Чувство своего рода отрешенности посетило его. Проделан огромный труд, и все же впереди неизвестность. Но взгляд на карту, цифры задействованных сил, общий настрой новой военной элиты плавили неизбежные сомнения. Для участия в операции «Уран» изготовился миллион человек в шинелях, 13 541 орудие, 894 танка, 1115 самолетов. Три фронта синхронизировали процесс последних приготовлений. В войсках не было проклятой июльско-августовской обреченности, войска рвались в бой. Рождалась новая армия.

15 ноября Васильев (Сталин) пишет Константинову (Жукову): «Вы можете определить такую дату начала для Федорова и Иванова (Ватутина и Еременко), которая кажется вам подходящей, и дайте мне знать, когда вы возвратитесь в Москву. Если вы считаете необходимым, чтобы один из них выступил на день или два раньше, я даю вам право решить этот вопрос по вашему усмотрению». Жуков и Василевский уже определили дату выступления для северного сектора — 19 ноября, а для южного — на день позже.

Жуков опасался, что немцы сумеют снять крупные силы с центрального участка фронта, он предложил одновременно разгромить немцев в районе Ржевского выступа. «Для этой операции мы (Жуков и Василевский. — А. У) предложили привлечь войска Калининского и Западного фронтов». Руководить этой операцией взялся лично Жуков.

Далее произошел так называемый «казус Вольского». Генерал Вольский, командующий 4-м механизированным корпусом, готовился повести за собой правый фланг наступающих с юга советских танковых колонн. Он косвенно участвовал в планировании «Урана», внимательно слушал Жукова и делился соображениями по поводу достижения наиболее эффективного удара — тем самым как бы разделяя ответственность за готовящуюся операцию. Буквально за считанные часы (за 36 часов до начала операции) он представил Верховному Главнокомандующему Сталину буквально паническое письмо: сил Красной Армии недостаточно; предстоящее наступление ни к чему не приведет; более того, оно изначально обречено на жестокое поражение. Он, «как честный коммунист», не может молчать и выносит свое искреннее мнение на суд самой высокой инстанции. Сталин велел затормозить ход уже «вставшей на автоматический режим» операции и немедленно вызвал в Москву Жукова и Василевского. Оба они постарались погасить эмоции и привели цифры войск и вооружения, определенно дающие надежду на успех. Сталин связался с Вольским и, стараясь спрятать эмоции, заверил генерала в излишней, необоснованной критичности его позиции; наступление подготовлено с должным тщанием и имеет значительный шанс на успех. Пораженные тактом Сталина, Жуков и Василевский слушали, как он выслушивает извинения генерала Вольского и завершает беседу едва ли не на сердечной ноте. Свидетели описывают сцену завершения разговора с противоположной стороны. Бледный как смерть Вольский от напряжения истекал потом, он вынул платок и прокашлялся. Платок был ало-красным.

Наиболее вероятная причина этого эпизода — застарелый туберкулез генерала. Борясь с ним, он питался лишь чаем с галетами, но не желал уйти с передовой. В одном из приступов страшной меланхолии он написал письмо, столь сильно смутившее Сталина. Оно привело к сенсационной приостановке огромного механизма подготовки наступления, но уже никак не могло остановить его. Это был также тот. редкий случай, когда Сталин — сам о себе говоривший «я грубый» — проявил удивительную и несвойственную себе деликатность. Эпизод не имел исторически значимых последствий. Возможно, что главная его причина вовсе не слабое здоровье советского генерала, а ужасный опыт первых восемнадцати месяцев войны, когда столько советских наступательных операций оканчивались трагически.

Вечером 16 ноября генерал Рихтгофен беседовал с начальником штаба германской армии генералом Цайцлером. «Надо либо бросить все силы, либо остановить наступление вовсе. Если мы не проясним ситуацию сейчас, когда Волга блокирована и русские испытывают подлинные трудности, мы уже никогда не сможем сделать этого. Дни становятся короче, а погода хуже». Цайцлер согласился с общей линией этих рассуждений, но конкретных решений не принял.

Погода действительно менялась довольно резко. Короткое и жаркое наше лето сменилось в одночасье туманами и холодами, степная трава стала холодной. С небес пошел холодный дождь, быстро сменившийся тающим на лету снежком. Теплая погода октября довольно быстро сменилась заморозками ноября.

Нужно сказать, что немцы извлекли из первой русской зимы — из жестокого для них 1941 года — определенные выводы. Квартирмейстер 6-й армии удачно приказал использовать степные овраги — балки — для строительства «нор», используемых как всепогодное прикрытие для зимовки личного состава. Здесь же складировалось продовольствие и зимнее обмундирование, прибывшее по единственной железной дороге из находящегося почти в шестистах километрах Харькова. Вдоль линии железнодорожного пути было создано десять складов, основа жизнедеятельности 6-й армии и танковой армии, застрявшей на Кавказе. Это была нелегкая миссия, советские партизаны уже получили приказ препятствовать поставкам в восточном направлении. Железнодорожное сообщение между Харьковом и Сталинградом стало прерывистым, опасным, ненадежным.