Обширней и медлительней империй (сборник) - Урсула Ле Гуин

– Мальчик и его мать, – произнес легкий и чистый голос, – стали первыми людьми, ступившими на эту планету.

Снова тишина, снова голос:

– Хотя ей хотелось… она поняла, что очень надеялась на то, что чартен не сработает, потому что он сделает все ее мастерство и всю ее жизнь ненужными… и одновременно ей очень хотелось научиться им управлять и узнать: что, если она сможет, если еще достаточно молода для обучения?

Долгая, мягко пульсирующая пауза, и другой голос:

– Они летали от мира к миру и всякий раз теряли мир, покидая его, теряли из-за разрыва во времени, потому что их друзья старели и умирали, пока они совершали СКОКС-полет. И если имелся способ жить в собственном времени и одновременно перемещаться от звезды к звезде, им хотелось испытать его.

– Поставив на него все, – подхватил следующий голос, – потому что ничто не срабатывает, кроме того, за что готовы отдать душу, и ничто небезопасно, кроме того, чем рискуют.

Короткая пауза – и голос:

– Это походило на игру. Словно мы все еще в порту Be на борту «Шоби» и ждем, когда настанет время отправиться в СКОКС-полет. Но и словно мы уже одновременно на бурой планете. И одно из этих двух – притворство, только я не знаю, что именно. Поэтому все оказалось так, точно притворяешься во время игры. Но я не хочу играть. Потому что не знаю правил.

Другой голос:

– Если чартен-принцип окажется применимым для реальной трансилиентности живых и разумных существ, это станет великим событием в сознании его соплеменников – и всех людей. Новое понимание. Новое партнерство. Новый способ существования во вселенной. Более широкая свобода. Ему очень сильно этого хотелось. Он желал войти в экипаж, впервые создающий такое партнерство, первым человеком, способным промыслить эту мысль и произнести ее. Но одновременно он боялся ее. Может, то не было истинное родство, может, фальшивое, может, всего лишь мечта. Он не знал.

Они сидели вокруг костра, но за их спинами уже не было столь холодно и темно. И не волны ли это в Лидене шуршат о песок?

Другой голос:

– Она тоже много думала о своем народе. О вине, искуплении и пожертвовании. Ей очень хотелось совершить этот полет, который мог дать людям… больше свободы. Но он оказался не таким, каким она его представляла. Произошло… То, что произошло, значения не имело. А важным оказалось то, что она оказалась среди людей, давших свободу ей. Без вины. Она хотела остаться с ними, стать одной из экипажа. Вместе с сыном. Который стал первым человеком, ступившим в незнакомый мир.

Долгая тишина, но уже не столь глубокая, наполненная мягким постукиванием корабельных систем, ровным и неосознаваемым, как циркуляция крови.

Новый голос:

– Они были мыслями в глубине сознания – чем же еще? Поэтому они могли быть и в Be, и возле бурой планеты, и наполненной желаниями плотью, и чистым духом, иллюзией и реальностью – и все это одновременно, поскольку они всегда ими были. Когда он вспомнил это, его смущение и страх исчезли, потому что он понял, что они не могут потеряться.

– Они потерялись. Но они отыскали путь, – произнес новый голос, уже негромкий на фоне гудения и шороха корабельных систем, среди теплого свежего воздуха и света, заполняющих твердые стены корпуса.

Прозвучали девять голосов, и все взглянули на десятого, но десятый заснул, сунув в рот палец.

– Эта история рассказана, но ее еще предстоит рассказать, – сказала мать. – Продолжайте. Я посижу во время чартена здесь, с Ригом.

Они оставили двоих у костра, прошли на мостик, а потом к шлюзам, приглашая на борт толпу встревоженных ученых, инженеров и чиновников порта Be и Экумены, чьи приборы уверяли, что «Шоби» сорок четыре минуты назад исчез в не-существовании, в тишине.

– Что случилось? – спрашивали они. – Что случилось?

И «шобики» переглянулись и сказали:

– О, это такая история…

Танцуя Ганам[9]

– Сила – это громкий барабанный бой, – сказал Акета. – Громкий, как удар грома! Как шум водопада, который создает электричество. Сила наполняет тебя до тех пор, пока внутри не исчезает место для чего-нибудь другого.

Пролив на землю несколько капель воды, Кет прошептала:

– Пей, странник. – И, бросив горсть муки на камни, добавила: – Ешь, странник.

Она перевела взгляд на Йянанам – гору силы.

– Может быть, он слышит только раскаты грома и уже не воспринимает ничего иного, – сказала она. – Неужели он знал, что делал?

– Я думаю, он знал, – ответил Акета.

После первого проблематичного, но успешного трансперехода, когда «Шоби», слетав на маленькую мерзкую планету М-60–340-ноло, вернулся обратно, порт Be отдал для чартен-технологии целое крыло. Создатели чартен-теории на Анарресе и инженеры трансперехода на Уррасе находились в постоянном контакте по ансиблю с теоретиками и конструкторами на Be. Те, в свою очередь, ставили эксперименты и проводили исследования, пытаясь выяснить, что же на самом деле происходит с кораблем и командой при перемещении из одной точки вселенной в другую – без каких-либо затрат времени.

– Мы не можем говорить о «перемещении» и утверждать, будто что-то «происходит», – ворчали китяне. – Событие разворачивается одновременно здесь и там. На нашем языке этот не-интервал называется чартен.

Китянским временнолитикам вторили хайнские психологи, обсуждавшие и изучавшие те реальные ситуации, когда разумные формы жизни переживали чартен.

– Мы не можем говорить о «реальности» происходящего и о «переживании», – возмущались они. – Реальность точки «прибытия» формируется совместным восприятием чартен-команды и фиксируется их приспособлением к ней. Вот почему предварительная конструкция событий является обязательным условием для эффективного трансперехода мыслящих существ.

И так далее и тому подобное – потому что хайнцы говорили об этом миллионы лет и никогда не уставали от подобных разговоров. Но еще им нравилось слушать. Они внимательно изучили все, что рассказала им команда «Шоби». А когда в порт прилетел командир Далзул, они выслушали и его.

– Вы должны отправить в полет одного человека, – сказал он им. – Корнем проблемы является интерференция восприятия. На «Шоби» было десять человек. А вы пошлите одного. Например, меня.

– Ты должна полететь вместе с Шаном, – сказал Беттон.

Его мать покачала головой.

– Глупо отказываться от такого предложения!

– Если они не захотели взять тебя, я тоже не полечу, – ответила она.

Вместо того чтобы обнять ее или сказать слова одобрения, мальчик сделал кое-что получше. Беттон редко обращался к этому средству. Он пошутил: