Имперская гвардия: Омнибус - Стив Лайонс

— Ты в этом уверен? — Михалик приподнял брови и угрюмо посмотрел на Ковона. С первого дня их прибытия он видел, как враги используют самое разнообразное оружие, многое из которых было настолько продвинутым или чуждым, что его мозг переклинивало от одной только попытки осознать это. — Я видел, как они залпом ракет поразили цель за пределом видимости. За пределом видимости, Ковон. Это ненормально.

— И роботы, — сказал Пасков. — Словно большие перевернутые тарелки, с приделанным к ним каким-то пульсовым оружием. Каждый сам по себе ничего особенного, но когда таких целое поле… — его взгляд на секунду расфокусировался, словно он заново переживал какую-то катастрофу, известную только ему.

— Их оружие неплохо, не откажу им в этом, — сказал Ковон. — Но думаю, я понял, как их полностью остановить.

Пасков сосредоточенно наклонился вперед. Из его голоса внезапно исчезла депрессия, сменившись злобой:

— Как?

Ковон наклонился и заговорил, понизив голос, так, словно боялся, что враг может подслушивать:

— У тау выстроена цепь командования, и она совершенно не гибкая. Каждый солдат слушает приказы командира отряда и беспрекословно им подчиняется. Каждый командир отряда обращается к командиру роты за указаниями, и командиры…

— Кому отчитываются они? — пылко спросил Пасков.

— Вот именно. Мы понятия не имели. Все, что мы знали, это что они действовали как мы, что старшие офицеры сами управляют своими операциями, работая в основном по своей инициативе. Но…

Михалик хохотнул.

— Безголовые змеи.

Ковон и Пасков уставились на него, и спустя секунду он объяснил:

— Тогда на Катакане, когда я был мальчишкой, меня тренировал старый ветеран, Кирсопп. Он часто говорил, что мы — безголовые змеи; что армию катаканцев невозможно покалечить, уничтожив единственного командира, на котором завязано все, потому что у нас такого нет. Это какая-то древняя поговорка про голову и тело змеи.

— И это самый умный способ обустройства, — согласился Пасков.

— И вот почему удивительно, что Тау не делают того же, — теперь Ковон улыбнулся и поднял сумку из коричневой кожи, что лежала у его ног. Оттуда он достал несколько зернистых черно-белых пиктов. Они явно были сделаны с очень большого расстояния, но на каждом из них в центре стоял Тау. На нем была сложного покроя многослойная мантия, с смехотворно высоким воротников, который тянулся вверх за его головой. С его шеи свисал тяжеловесный медальон. В одной руке он держал тонкий жезл, увенчанный каким-то бессмысленным ассиметричным украшением. Его лицо было абсолютно чужим — неразличимый нос, маленькие глазки-бусинки, широкая щель вместо рта.

— Один из моих людей сумел снять это с дальнего расстояния во время разведки, — Ковон протянул пикты Паскову, который внимательно их разглядел. Украшения и одеяния чужака показались ему каким-то образом знакомыми.

— Жрец? — догадался он.

Ковон кивнул.

— Они зовутся «Эфирными». Насколько мы можем сказать, у него абсолютная власть на этой планете. Уничтожим этого парня, и вся их армия начнет лавировать как лодка без руля.

Михалик оглядел двух других. Они оба теперь улыбались, увлеченные перспективой быстрого поворота хода войны в их пользу одним ударом. И все же он испытывал тревогу. Он забрал у Паскова снимки и изучил их.

— Ковон, — сказал он. — За свою жизнь я пристрелил с дюжину жрецов, и ни разу их смерть не заставляла замереть целую армию. Этот… Парень… Он действительно может быть столь важен?

Ковон прищурился, отвечая Михалику.

— Два взвода солдат погибло, чтобы принести мне эти данные, — холодно сказал он. — Я им верю.

— Где это снято? — вмешался Пасков.

— Парк Бледель, в одной из гражданских колоний. Там теперь штаб Тау. Их инженерные команды построили там посадочную площадку и командный пункт. Думаю, они решили, что лучше построить что-то на пустой земле, чем уничтожать половину города, — пожал плечами Ковон. — Так эффективнее, наверное.

Михалик нахмурился. Да, использовать одно из самых больших открытых пространств было для синеньких самым быстрым способом установить основную власть. Но с другой стороны, это же и значило, что самые важные их лидеры, те, кто принимают решения, будут со всех сторон окружены ранее построенными зданиями, каждое из которых сможет стать отличным укрытием для снайперов или команд тяжелого вооружения. Для предполагаемо разумных существ с высоко дисциплинированной армией, это казалось по-настоящему глупым поступком.

— Что именно ты предлагаешь, Ковон? — спросил Михалик, хотя он уже знал ответ.

— Пойти и достать его.

Внезапно жажда мести Паскова несколько обуздалась осторожностью, такова была привычка всех опытных катаканцев. Когда человек всю свою жизнь проводит сражаясь в обстановке, где природа может убить тебя с той же легкостью, что оружие врага, если не легче, то он или начнет думать, прежде чем действовать, или погибнет задаром

— Это непростое дело, — медленно сказал он. — Как мы вообще туда доберемся?

Ковон приподнял палец:

— У нас осталась ровно одна «валькирия», спрятана под горой камуфляжных покрывал. Она может доставить нас до точки входа за городом, под радаром их противовоздушных сил. Если мы выживем, он будет там, чтобы нас увезти.

— Нам придется пробираться через занятую часть колонии, и лишь Император знает, что за меры безопасности они там установили.

— Вот почему это должны быть мы трое. Любая команда побольше будет несомненно поймана, но три человека, три очень опытных человека, в камуфляжных плащах и только с нужными оборудованием, можеть быть как раз что надо.

— Почему ты думаешь, что мы вообще поймаем его на открытом пространстве? — едко спросил Ковона Михалик. — Если этот жрец так ценен, кто сказал, что синие не запрут его в бункере на милю под землей или что-нибудь подобное?

— Он устраивает ежедневные проповеди, на посадочной площадке, чтобы все Тау могли услышать. Собирает приличную толпу, как мне сказали. Все про славу Высшего Блага.

— Чего?

— Высшего Блага. Их вариант Экклезиархии, — Ковон снова потянулся к сумке и достал инфопланшет. Он бросил его Михалику, который поймал его одной рукой. — Я узнал это отсюда. Архивы ксеносов. Большинству из этого лет двести или даже больше, но достаточно вещей, что могут пригодиться.

Михалик холодно поднял взгляд.

— Ты все говоришь «мы». А кто это умер и назначил тебя планетарным губернатором?

Ковон поднялся на ноги.

— Если у тебя есть идея получше, как разобраться со всем, то пожалуйста, давай послушаем.

Михалику чертовски хотелось, чтобы у него был альтернативный план, но не было. Как и все остальные, он устал отступать, устал, что его треплют синенькие. Он не хотел ничего больше, чем убить их всех, но миссия Ковона была одноразовой ставкой, все или ничего, прогулка в темноте на базе данных столетней давности да чертежах полевой разведки. Это было как идти в тупиковый коридор, а Михалик еще не достиг преклонного возраста тридцати шести, чтобы позволять втягивать себя в тупиковую ситуацию. Он был катаканским снайпером, что вел полк других катаканских снайперов. «Бей и уходи» было правилом его жизни, и он всегда убеждался, что всегда есть путь отхода, что бы он ни делал.

Он покачал головой и начал быстро проглядывать данные на планшете.

— Что-то меня еще здесь беспокоит, — пробормотал он.

— И что? — спросил Пасков.

— Не знаю. Что-то. Может мне просто не нравится, что у нас только один вариант.

Ковон снова сел и начал планировать с Пасковым, какое именно оборудование им следует с собой взять. Михалик же тем временем начал тщательно изучать инфопланшет. Где-то около часа спустя он наконец нашел, то что искал, и когда показал другим, они не смогли не согласиться.

За час до рассвета их чуть не поймали.

Ковон был занят обязанностями корректировщика, тщательно изучая территорию, отмечая потенциальные угрозы и замеряя ветер и погоду. Михалик лежал замерев, прислушиваясь к разным звукам, раздающимся рядом с их укрытием. Прошел почти час с тех пор, как они услышали, как последний взрыв Паскова отдаленным громом прогремел по улицам. Теперь колония была мертвенно тиха, и лишь ядовитые голуби тихо щебетали в ветках над ними.

Ковон кашлянул. В тишине, что предшествовала этому, звук прозвучал как щелчок кнута. Михалик резко развернул голову, его широко раскрытые глаза были свирепы. Он увидел, что его корректировщик лежит лицом вниз, его правая рука была тесно прижата к носу и рту. Тело Ковона содрогнулось в еще одном, на этот раз более приглушенном, кашле. Прошло несколько секунд, прежде чем он уверился, что припадок прошел. Он медленно убрал руку, открыл рот и выпустил струйку кровавой слизи. Потом кивнул, что в порядке.