Неравная игра - Пирсон Кит А.

— Только вчера с ним познакомилась.

— Где?

— Если вкратце, мы с ним проболтали несколько часов, но в толпе на «Ватерлоо» я его потеряла.

— Какой?

— Затрудняюсь ответить на ваш вопрос, мистер Хаксли, ей-богу. Как я сказала, мы не так уж долго говорили.

— Да, конечно. Прошу прощения за бесцеремонный вопрос, но почему вы мне звоните?

— Он рассказал мне, что помогал вам решить одну проблему. Это так?

Снова следует молчание. Наконец:

— Да, так.

Хотя меня так и подмывает спросить о произошедшем в конюшне, я все-таки избегаю касаться острых тем и следую своему плану.

— Что ж, у меня тоже возникла проблема, и помощь Клемента мне не помешала бы.

— Даже если так, вы не ответили на мой вопрос. Почему вы мне звоните?

— Потому что понятия не имею, как мне его найти.

— И вы полагаете, что я знаю?

— Именно на это я и надеюсь.

— Нет, не знаю, — вздыхает мужчина. — Но поверьте мне, мисс Хоган, если вам по-настоящему требуется его помощь, Клемент отыщет вас сам.

— Хм, поняла. Вы можете еще что-нибудь сказать о нем?

— Думаю, обсуждать нам больше нечего.

— Простите?

— Если Клемент предложит вам помощь, примите ее и будьте ему благодарны. Это все, что я могу вам сказать.

— Но…

— Всего хорошего, мисс Хоган.

И с этим Уильям Хаксли вешает трубку.

В полнейшей растерянности откидываюсь на спинку кресла. Бывали у меня, конечно же, и более странные телефонные разговоры с источниками, но этот определенно входит в группу лидеров. На протяжении недолгого звонка тон Хаксли что-то неуловимо мне напоминал. В прошлом мне доводилось брать интервью у людей, переживших разнообразнейшие трагические события — автокатастрофы со смертельным исходом, нападения террористов, — и у всех них голос звучал одинаково потрясенно и подавленно. У Хаксли, однако, слышалось и еще что-то, вот только не могу понять, что именно.

С досадой швыряю ручку на стол. Получается, я несколько месяцев терзалась понапрасну — теперь очевидно, что интересен именно Клемент, а вовсе не Уильям Хаксли.

Раздается звуковой сигнал электронного сообщения. Смотрю на экран компьютера, однако адрес отправителя мне незнаком. В теме указано одно-единственное слово: «Блокнот».

Открываю письмо:

Уважаемая мисс Хоган!

Меня зовут Аллан Тим, и обращаюсь я к Вам по поводу Вашего поста в Твиттере о блокноте.

Сразу должен признаться в корыстной цели, а именно, в желании приобрести у Вас данный блокнот — при условии, конечно же, что Вы готовы его продать. К сожалению, ничего захватывающего о названии «Клоуторн» сообщить Вам не могу: в действительности это лишь старинная английская карточная игра. Она была популярна какое-то время в семнадцатом веке, однако быстро вышла из моды ввиду своей сложности.

В начале шестидесятых к игре ненадолго вернулась популярность, и Ваш блокнот представляет собой не что иное, как журнал игровых протоколов того периода. Я коллекционирую все, что связано с «Клоуторном», отсюда мой интерес.

Переходя к сути, предлагаю Вам триста пятьдесят фунтов. Если мое предложение Вас интересует, я как раз на несколько дней остановился в Лондоне и готов расплатиться наличными.

С нетерпением ожидаю Вашего ответа.

С уважением, Аллан Тим

Что ж, карточная игра объясняет и фамилии, и систему подсчета. А что самое замечательное, я не только удовлетворю свое любопытство, но, кажется, какой-то болван еще и готов выложить неплохие денежки. Набиваю Аллану Тиму встречное предложение в четыреста фунтов и подтверждаю готовность встретиться после работы.

Коллекционеру явно не терпится, поскольку его ответ приходит уже через минуту:

Четыреста фунтов меня устроят. Днем у меня встреча в Паддингтоне, но к семи часам я непременно освобожусь. Если Вам удобно, предлагаю встретиться в винном баре «У Марко» на Спринг-стрит.

Отвечаю подтверждением и сделки, и назначенного места, и времени встречи. Внезапно день становится не таким уж и дерьмовым.

Вдохновленная еще одним внезапно свалившимся кушем, а также ввиду уймы накопившихся задач после вчерашнего прогула, остаток дня я вкалываю, как бобер на плотине. Пускай гордости у меня эта работа и не вызывает, но все же это работа. Я даже задерживаюсь в редакции до половины седьмого, хотя вовсе не по причине преданности родной газете, а потому что станция «Паддингтон» располагается как раз на середине пути до дома, и на встречу с Алланом Тимом проще прямо с работы и поехать.

Неспешно прогуливаюсь до «Гайд-парк-корнер», сажусь на поезд и, сделав пересадку, выхожу на станции «Паддингтон» за пять минут до назначенного времени. На поверхности меня встречают низкие облака в компании сумерек. Я сверяюсь с картой на телефоне: до винного бара лишь пара минут ходьбы.

Спринг-стрит — типичная лондонская улочка, в том смысле, что представляет собой средоточие квартир, магазинов, закусочных с блюдами на вынос и паба. Даже не видя «У Марко» можно не сомневаться, что он окажется захудалым по сравнению с подобными заведениями в Белгрейвии или Челси.

Как выясняется, бар настолько захудалый, что уже обанкротился, о чем однозначно свидетельствуют затемненные витрины и наклеенное на стекло уведомление судебных приставов. Аллан Тим, судя по всему, здесь не завсегдатай и совершенно не в курсе, что этим вечером — да и вообще никогда — в выбранном им месте подавать охлажденное Просекко не будут.

Поскольку мой покупатель должен явиться с минуты на минуту, я решаю дождаться его, а не назначать другое место встречи. На меня вдруг наваливается усталость после трудового дня, и я прислоняюсь к кирпичной колонне возле входа в бар и предаюсь мечтам, как потрачу денежки мистера Тима.

Новая сумочка? Выходные на курорте? Телефон…

— Шевельнешься, сука, и ты покойница!

Прежде чем я успеваю осмыслить угрозу и уж тем более как-то среагировать, под ребра мне упирается что-то острое.

— Да, это нож, — подтверждает голос. — И я, блин, пущу его в ход, если не будешь слушаться!

12

Единственное, чем я осмеливаюсь пошевелить, это глаза. Округлившиеся от ужаса, они бегают по сторонам, однако потенциального спасителя не наблюдается. Можно закричать, но чем это обернется? Нервировать вооруженного ножом — затея определенно не из лучших.

Нужно заговорить ему зубы, попробовать разрядить обстановку.

— Послушайте, я не…

Но нападавший хватает меня за воротник пальто и дергает назад, волоча с относительно безопасной улицы в темный переулок у винного бара. Мне приходится лихорадочно перебирать ногами, чудом удерживая равновесие — пока не спотыкаюсь о вероломно подставленную ногу грабителя.

Лечу назад и с размаху приземляюсь на задницу. К боли добавляется вонь сырости и мочи.

Наконец, шок уступает ужасу — не без некоторой примеси, впрочем, угрюмого фатализма. За столько лет хождения по улицам Лондона, по статистике, рано или поздно это должно было случиться. Похоже, моя удача закончилась.

Поднимаю взгляд на своего обидчика — сущий дрищ, буквально ходячий скелет. Накинутый капюшон не скрывает характерную рожу: рубцы от прыщей, запавшие глаза и неопрятная козлиная бородка. Но сейчас меня волнует не столько его внешность, сколько здоровенный нож, которым грабитель размахивает у меня перед носом.

Переулок такой узкий, что вскочить и удрать попросту невозможно. И я лишь желаю, чтобы это поскорее закончилось.

— Что вам нужно?

— Сумку гони! И мобилу!

Этот говор я слышала миллионы раз — говор разочаровавшейся в жизни молодежи из британских трущоб. И этот говорок грабителя, и его юность странным образом успокаивают: просто ограбление, как пить дать, нужны деньги на наркоту. Будь он постарше и покрасноречивее, мотив наверняка был бы более зловещим.

Перекидываю ремешок через голову и протягиваю ему сумочку. Словно бездомная собака, которой предлагают еду, он осторожно подается вперед и вырывает добычу.