Тело Милосовича - Алексей Митрофанов

И действительно, какое ему дело? Ведь не больше же ему нужно, чем самим сербам? «Надо же так страховаться — даже выступить не дали, — возмущался он. — А я ведь вовсе и не собирался говорить ничего крамольного. Просто хотел отдать последнюю дань человеку, к которому испытывал уважение, только и всего. Не надо было им выпасать меня так плотно, даже если и очень хотелось…»

Он размашисто шагал по улицам, и его решимость становилась сильнее. Ему всегда лучше думалось, когда он гулял пешком.

Филатов с удовольствием поужинал в ресторанчике в большом торговом центре, который запомнил со времени своего предыдущего приезда в Белград. К счастью, здесь ничего не изменилось — готовили так же вкусно, как и раньше, а порции, как и везде в Белграде, были все такими же огромными. Раньше он всегда не доедал их, но в этот раз не оставил на тарелках почти ничего. Ведь получалось, что сегодня он не обедал. После гостиничного завтрака у него во рту росинки маковой не было, если не считать крохотных бутербродов, которые разносили на закуску официанты в доме Милосовича.

Филатов завершил обед-ужин чашкой кофе, расплатился и отправился по магазинам. Он побывал в нескольких торговых центрах, работавших допоздна, но отдел игрушечных железных дорог нашел только в одном, да и в том ассортимент оказался крайне скудным. Продавец не смог предложить ему ничего такого, чего у него уже не было бы.

— А где еще торгуют железными дорогами? — спросил Филатов.

Тот взглянул на часы:

— Сегодня воскресенье, уже поздно, вы ничего больше не найдете. Если только завтра.

— Утром я улетаю.

Продавец развел руками. Филатов расстроился.

«И здесь неудача», — подумал он.

Он не смог придумать, как убить время дальше, и отправился в кинозал в этом же торговом центре на третьем этаже. Фильм был так себе, какая-то дурацкая мелодрама, даже не разбавленная юмором до кисло-сладкого вкуса, а актриска в главной роли не отличалась особым обаянием. Но Филатову грело душу то, что Милош сейчас в холле гостиницы «Москва» сидит как на иголках, пытаясь угадать, куда пропал Филатов и что делает, а подчиненные роют землю, чтобы это выяснить. Это приводило Филатова в такое прекрасное расположение духа, что он чувствовал симпатию ко всем актерам фильма, словно бы те делали прекрасную работу. Он лениво жевал попкорн и блаженствовал.

После фильма он еще погулял по торговому центру, неспешно выпил кофе в кофейне, съел пару пирожных и засобирался домой.

К гостинице «Москва» он подошел в половине третьего ночи. Машина Милоша все еще стояла у входа, а один из его людей рыскал снаружи с рацией в руке.

Филатов нашел подходящую лужу, немного потоптался в ней, чтобы забрызгать грязью ботинки и брюки, и лишь затем направился ко входу.

— Александр! — вскричал Милош, едва он появился в холле. — Ну наконец-то! Где вы были?

— Со знакомыми добирался, — ответил Филатов.

— А что так долго? — недовольно спросил Милош.

— О, это целое приключение! Машина сломалась. — Он показал свои забрызганные грязью ботинки. — Пришлось долго ждать, пока починят.

— Почему не позвонили? — требовательно спросил Милош. — Нельзя же так, я волновался!

«Да кто ты мне такой? — возмущенно подумал Филатов, пряча свои чувства за дружеской улыбкой. — Прямо как старшая сестра. Волновался он!»

— Батарейка села. — Он развел руками.

— А у знакомых что, телефонов не было? — подозрительно спросил Милош.

— Так я же номера вашего не помню, — ответил Филатов. — Он в моем телефоне остался.

Милош посмотрел на часы.

— Ну все хорошо, что хорошо кончается, — произнес он. — Может, поужинаем?

— Я уже перекусил по пути, — сказал Филатов, — спать хочу.

— Ладно, — кивнул Милош, — мне тоже пора. Я приеду утром вас проводить.

Филатов кивнул и, чувствуя облегчение от того, что избавился от Милоша, поднялся к себе в номер.

ГЛАВА XVIII

«ОТ-КРОЙ ГРОБ!»

Сон его в эту ночь был заполнен кошмарами, как никогда. Сначала он увидел траурный митинг. Ораторы на сцене уже начали выступать. Гроб был закрыт. Тол па вначале слушала их внимательно, а затем стала волноваться. Раздались возгласы: «Открой гроб!» Поначалу они были одиночными, а потом сделались массовыми и в унисон.

— От-крой гро-б! — скандировала площадь так, что в окнах начали звенеть стекла. — От-крой гро-б!

К микрофону вышел организатор похорон и голосом Якубовича скомандовал:

— Гроб — в студию!

Потом картинка сменилась, и Филатов так и не увидел, открыли гроб или нет. Зато среди выступающих на митинге оказалась Карла Дель Понте.

— Дорогой друг! — сказала она, обращаясь к покойному. — Все в трибунале сожалеют, что нам не удалось довести этот процесс до конца. Но мы надеемся, что тебе не уйти от суда небесного, как ушел ты от суда земного. Там и встретимся. Давайте, ребята! — бросила она через плечо.

К гробу подошли охранники трибунала, взяли его за ручки и понесли со сцены. Филатов оказался у них на пути. Он хотел отойти, но почувствовал, что ноги будто приросли к полу и он не может сделать ни шагу. Корча страшные рожи, Карла замахала руками, чтобы он уходил, но все было напрасно, ноги его не слушались, а гроб неумолимо приближался.

Филатов заметил, что один из шедших впереди охранников одновременно разговаривает по телефону и лицо у него приобрело похотливое выражение. Карла тоже это заметила, шикнула на охранника, тот нажал отбой, и ноги у Филатова отпустило.

Картинка снова сменилась. Кто-то большой и невидимый играл в наперстки, только вместо наперстков бы ли три гроба, совершенно одинаковые на вид. Толпе предлагалось угадать, в каком из них находится покойник. Гробы сами собой хаотично передвигались, выписывая «восьмерки», а когда останавливались, сделавший ставку показывал, крышку какого приподнять. Но все указывали неверно и проигрывали.

Филатов пробился вперед и вступил в игру, поставив на кон свой депутатский значок. Гробы завертелись, словно в жуткой карусели, потом остановились, и он, нимало не сомневаясь, указал на один из них. Крышка слетела. В гробу оказалась одна из тех двух девок, которых Милош вызвал в гостиничный ресторан. Но не та, что пошла с Филатовым, а та, которая осталась с Милошем. Девка открыла глаза и посмотрела прямо на него. Филатов сразу же вспомнил ее имя.

— Божена! — воскликнул он. — А ты как здесь оказалась?

— Дура я, Саша, ох дура! — запричитала та. — Надо же такой дурой быть! Чего взять — баба! Пошла я на площадь поискать себе клиента. Я ведь что думала: похороны похоронами, а трахаться хочется всегда. Да угодила в самую давку, меня и затоптали. — Она всхлипнула, оплакивая сама себя.

Филатов слышал, что во время траурного митинга скончались два человека, но никак не ожидал, что одним из них окажется Божена.

Потом действие перенеслось в Пожаревац. Филатов опять ожидал прибытия процессии. Только на этот раз в доме находились еще и цыгане, целый табор. Разложив вдоль стен перины, они баюкали детей, варили в котелках еду, ловили друг на друге вшей, пытались торговать наркотой и занимались другими своими делами. Цыгане сильно мешали, но все почему-то старались их не замечать.

Когда прибыла процессия и стали произносить речи, старая цыганка с неряшливыми седыми космами, настоящая ведьма, подошла к гробу и принялась своими костлявыми пальцами откручивать бронзовые гайки, которыми была скреплена крышка. Хватка у нее была железная, гайки скрипели, но поддавались.

— Тебе чего здесь надо, старая? — оглянулись на нее.

— Погадать хочу, что его ожидает, — отвечала она. — Всю правду по руке скажу.

— Ничего его уже не ожидает! — шуганули ее. — Он умер. Иди отсюда!

И прогнали прочь.

Когда речи закончились, гроб начали опускать. Но не в бетонированную яму, как в первый раз, а почему-то в колодец за домом. Колодец был очень глубокий, метров двенадцать. Рабочие сделали боковую нишу метров за шесть до поверхности воды. Гроб в колодец начали опускать вертикально, потому что он был узким. Один рабочий уже сидел внизу и принимал гроб, другой стоял наверху, стравливая трос лебедки.

— Стоп! — крикнул рабочий из колодца. Гроб замер.

— Майна помалу! — донеслось снизу. Гроб пришел в движение и скрылся из вида.

— Но почему же в колодце-то? — спросил Филатов у стоявшего рядом Милоша.

— Так надежнее будет! — загадочно ответил тот.

— А ты бы сам хотел быть похороненным в колодце? — поинтересовался Филатов.

— Мне еще рано об этом думать, — ответил Милош. — Кроме того, в колодцах хоронят далеко не всех, такую честь еще заслужить надо.

— А эту воду можно будет потом пить?

— Не знаю, — безразлично пожал плечами Милош. — Все равно здесь никто больше не живет.

Потом Филатов оказался сразу в отеле и почувствовал, что его мучит жестокая похмельная жажда. Не та, когда хочется просто воды, а когда хочется холодного рассола. Хочется так, что кажется, будто готов отдать за него все. Но где его сейчас взять?