Дело «Тенкилл» - Шеннон Кирк

Глава восьмая

Дело в том, что эти коррумпированные политики, эти коррумпированные адвокаты, коррумпированные белые воротнички так долго избегали наказания, потому что всегда могли восстановить репутацию с помощью филантропии и своих кровосмесительных сетей. А также угнетающих требований почтительно относиться к авторитетным мужчинам и женщинам.

Но администрация Дэвиса пролила свет на то, что происходит, если не выносить обвинительные приговоры и белым воротничкам, которые совершают преступления. Уайтуотер, Энрон и так далее — чем не примеры?[5] Чёрт возьми, «Нью-Йорк Таймс» разоблачила даже, что президент Дэвис десять лет не платил налоги! Каких злодеяний мы могли бы избежать, если бы его, как и всех нас, простых смертных, должным образом судили за налоговое мошенничество! И это ещё не всё.

Те, кто на это смотрел, страдал и испытывал отвращение, могут иметь свои собственные сети и, может быть, даже их использовать. Потому что если сети можно использовать для совершения преступлений, которые становятся всё серьёзнее, нарастают как снежный ком и катятся, катятся, пока не докатятся до администрации Дэвиса, то, значит, можно их использовать и для совершения правосудия.

Мои сети легальны. Сети Лены нелегальны. Может быть, вместе у нас есть шанс сыграть нашу малюсенькую роль и поймать хотя бы одного преступника. Это нам предстоит выяснить.

Наш забег открывает Сыщик, которому скомандовали: «Марш вперёд, мальчик!». За ним бежит Лена, Зефирная Морда тычется в пластик переноски, его большие круглые глаза не мигают. Я сзади, за спиной у меня сумка. Добежав, Сыщик ждёт у подземной двери в подвал восьмичасового флигеля.

Лена вводит пароль и снова командует: «Вперёд, мальчик». Сыщик обнюхивает гобелен, завешивающий дверь подвала восьмичасового здания, и снова ждёт у другой двери, за которой скрывается дверь в рабочий кабинет. Лена вводит другой код, Сыщик исследует ещё один гобелен, две женщины и один кот следуют за ним.

Оказавшись наверху, я первым делом обращаю внимание на творческий беспорядок на её антикварном столике для хлеба, который она превратила в письменный стол. Всё это — сделанные от руки заметки о неизвестных и пропавших без вести итальянских картинах 1575–1650 годов. Она убеждена, что не может не быть неизвестных частных работ великих мастеров, которые теперь лежат где-нибудь на чердаках, в загородных домах, приходских домах и тому подобных зданиях. Высокие стопки книг по истории искусства и монографий, как охранники, стоят по бокам двери, ведущей на летнюю кухню.

Лена открывает эту дверь, осторожно делает шаг вперёд, не давая Сыщику пройти первым. Хотя летняя кухня представляет собой туннель, увитый виноградными лозами и растениями, она смотрит вверх сквозь просвет в растительности над головой и кричит мне:

— Всё чисто. Коптера нет. — Потом, повернувшись к Сыщику, говорит: — Вперёд, мальчик. К воде.

Сыщик устремляется вперёд, за ним Лена и Зэ Эм, за ними я. Я всё время смотрю вверх, на клочья голубого неба между густыми лианами и листьями, переплетающими металлические ограждения и шпагаты, которые Лена установила, чтобы сделать этот волшебный туннель. Пройдя мимо гриля, я замечаю в раковине на открытом воздухе опустевшую бутылку «Монтепульчано», которую мы выпили два дня назад, и гигантские кубки, так и не вымытые. На столе с двумя столешницами стоит её подвижная колонка «Сонос», и мне вспоминаются наши многочисленные обеды, когда мы как следует наедались и напивались и Лена объявляла, что настало время «развлекательной части вечера». Она твёрдо убеждена, что все обеды для двух или более человек должны включать в себя развлекательную часть, в которой участвует каждый посетитель. Однажды после того, как мы станцевали под неизменное «Прощай, Голливуд», я сказала:

— Может, для такого поля больше подойдёт «Маленькая танцовщица» Элтона Джона?

— Боже мой, — сказала она, задыхаясь от плясок под Эминема. — Ты как картина Караваджо. Такая банальная, такая скучная. Нельзя танцевать у меня в полях под банальную песню про танцовщицу. Теперь твои предложения!

Ну а сейчас я смотрю, как Лена гладит Сыщика по бокам, успокаивая его перед предстоящим путешествием — мы все сейчас в бегах, пёс, кот, люди. Она шепчет в его большие уши какую-то ласковую собачью чушь. Мне будет не хватать этого зелёного столика для пикника и наших пьяных ночей с песнями и танцами.

Мне больно покидать это место, я боюсь, что никогда не вернусь. Ужасно будет пережить такой стресс. Потерять юридическую лицензию, потерять всё. Подвергнуть Лену такому огромному риску.

— Ты готова? — спрашивает меня Лена, стоя рядом с Сыщиком, который спокойно ждёт следующей команды.

— Пойдём.

Через ручей, до которого можно добраться вверх по реке, находится одноместный пешеходный мост — зелёная алюминиевая крыша на столбах, под ней — квадроцикл и снегоход.

— Назад, — говорит Лена Сыщику. Он запрыгивает в каноэ и встаёт сзади. — А ты по центру, — командует она мне. Я сажусь в середину каноэ. По обеим его сторонам должны быть вёсла, и я дважды проверяю, есть ли они там, пока Лена усаживается на переднее сиденье.

Она тянется назад, я передаю ей вёсла, беру свои. Мы гребём в противоположные стороны, пока течение не становится медленным и мы не опускаем весла, чтобы отдохнуть и выдохнуть. Время от времени, в зависимости от смещения каноэ, она гребёт влево, а я вправо, чтобы держать нас в центре течения. Слева от нас святилище Лены, справа — гора Лузан, которая находится в частной собственности.

К счастью, сейчас август, и по обеим сторонам ручья растут деревья, их пышные кроны сливаются над нашими головами, так что мы в лиственном туннеле. Солнце пронзает воду золотыми копьями, усыпая чёрную поверхность янтарными ранами, высвечивая гальку и пескарей на небольшой глубине.

Гора справа от нас — вертикальный лес из сосен, дубов, клёнов, кустов, сухих листьев. С той стороны нет никаких домов. Слева за святилищем Лены на мили простираются сельскохозяйственные угодья, конные поля и зелень. Все дома на этом отрезке расположены ближе к дороге, так что у нас есть немного времени наедине. Во всяком случае, мы надеемся.

Вдалеке гудит небо, но каждый раз, когда мы мельком смотрим на него сквозь дыру в лиственном пологе, мы ничего не видим.

— Сколько плыть до торговца лошадьми? — спрашиваю я.

— Примерно пятнадцать минут. Нам просто нужно держать каноэ прямо. Но скоро сложный поворот, я уверена, ты его помнишь.

— Сколько до него?

— Добрых пять минут.

— Хочу проверить голосовую почту. Нет смысла продолжать эту игру. Все уже в курсе, что я сейчас с тобой в Западном Массачусетсе, поэтому если они увидят, что я прочитала их сообщения, то ничего страшного. Можно мне пару минут?