Дневник свекрови - Мария Метлицкая

В общем, на работу ходила как на праздник. Говорила знакомым, что «может посодействовать в решении венерологических проблем». Все от нее шарахались.

Вот она-то и принялась искать мне жениха. Очень активно. Анеля, надев на нос очки, внимательно изучала обложку медицинской карты. Если мужчина был не стар и имел московскую прописку, тетушка высовывала физиономию в окошко и с заговорщицким видом шептала ошарашенному «претенденту», что у нее очень важное и строго конфиденциальное дело.

Мужчина пугался и беспокойно оглядывался по сторонам, полагая, что этой даме в белом халате известно что-то страшное о его болезни. Что она хочет его о чем-то предупредить или предостеречь. Тетушка железной дланью вцеплялась в его пиджак и выволакивала в пустую рекреацию.

Там она начинала жарко шептать, что у нее есть замечательная родственница. Чудесная девочка. Из прекрасной семьи. Показывала мою фотографию и пыталась всучить мой телефон. Претендент отпрыгивал в сторону и пытался вырваться из цепких Анелиных рук. Получалось не у всех. Когда я у нее спросила, не боится ли она предлагать мне кавалеров с венерологическими проблемами, она легкомысленно отмахивалась и авторитетно заявляла, «что теперь все лечится».

Конечно, она же была сотрудником лечебного учреждения с богатым медицинским опытом! Человек в белом халате!

Слава богу, мне никто ни разу не позвонил. Видимо, потенциальные женихи справедливо решали, что у такой сумасшедшей тетушки, наверное, не менее сумасшедшая племянница.

Или были целиком сосредоточены на процессе излечения триппера или сифилиса.

Через два года после развода я познакомилась с Павлом, своим будущим мужем. Познакомилась в метро, очень банально. Он не выглядел ловеласом и в дальнейшем мне признался, что так знакомился в первый раз.

В тот же день мы прошатались по улицам часа четыре. Нам было очень интересно болтать. Обо всем на свете. У нас оказались схожие вкусы на очень многое – книги, кино и музыку. На следующий день мы пошли в Пушкинский. И там тоже удивились: нам нравилось практически одно и то же. Потом пошли в кафе на улице Горького и выпили бутылку шампанского. В тот же вечер Павел сделал мне предложение. Я почему-то не очень удивилась и почему-то сразу же согласилась. На второй день знакомства.

Я не была безумно влюблена. Мне нравился Павел как человек. Не был противен как мужчина. И еще я понимала, что надо устраивать жизнь. Короче говоря, я поняла, что с этим человеком можно делить время. И подумала, что я не прочь родить от него ребенка. А ребенка мне очень хотелось. Очень-очень.

Мы познакомили родителей. Все отнеслись друг к другу вполне терпимо. А мои расценили будущего зятя и вовсе как подарок небес. Им было с чем сравнивать.

Да и по поводу моих умственных способностей они волноваться перестали. Ярлык «идиотка» с меня был торжественно снят.

Мы сыграли скромную свадьбу у нас дома. Были только самые близкие. Пришлось позвать и Анелю. Так, бедолага, старалась! А справились без нее.

Жить мы стали у моих. Так что мне ломать себя не пришлось. И Павлику тоже. Его искренне полюбили и приняли как родного сына.

Жили мы хорошо, дружно, без скандалов.

А мужа я полюбила года через три. Несмотря на то, что его человеческие достоинства и истинно мужской характер были обнаружены и оценены мною довольно давно. Гораздо раньше, чем я смогла его полюбить. Не как человека, а как мужчину. И я со временем поняла, что есть только одно местоимение – мы. И такое, оказывается, бывает.

Квартиру для молодых мы сняли за две остановки от нас. Данька был обескуражен нашим решением, но я попыталась все ему объяснить. Сказала, что это необходимо, иначе будет только хуже. Мы окончательно разучимся друг друга понимать, мягко говоря. Он вздохнул и согласился. Нюсе, разумеется, квартира не понравилась. Не тот ремонт, не та мебель, не тот вид из окна.

Но думаю, что причина ее недовольства крылась в том, что в квартире не было балкона. Я постаралась специально. Так что она поняла – с ребенком придется, увы, гулять.

Конечно, приезжала Зоя. Готовила, гладила и стирала.

Приезжала и я, привозила продукты и гуляла с Илюшей во дворе. В воскресенье вечером мы с мужем отпускали молодых родителей на свободу – в кино или в кафе. С Нюсей у меня были отношения сдержанные и дипломатические. При встрече мы не целовались, но мужественно друг друга терпели.

А дома у нас наступил медовый месяц! Да что там медовый месяц! У нас дома наступил рай! Блаженство. Умиротворение. Покой.

Короче, абсолютное и безоговорочное счастье.

Честно говоря, я даже не очень скучала по сыну. И не очень переживала о том, как он питается и в каких рубашках ходит на работу.

Нет, я все-таки эгоистка.

Ну и ладно – что выросло, то выросло. И мне почему-то не стыдно. Совсем.

Теперь снова о своем прошлом. Жили мы дружно и спокойно, пока не заболел мой папа. Тяжело и безнадежно. Я была беременна. После рождения Даньки мы переехали к свекрови, чтобы не беспокоить отца.

Тамара Аркадьевна приняла нас сдержанно. Тогда я ее осуждала, а теперь понимаю. Мы здорово нарушили ее жизненный уклад. К тому же она патологическая чистюля. А тут – пеленки, тазы с пеленками, ведра с пеленками, кастрюльки, бутылочки, марля на веревках, коляска с грязными колесами.

Конечно, это все ее раздражало. Стремление к чистоте у нее было нездоровое, патологическое. Например, она любила всем рассказывать, что из ее унитаза «можно пить». В смысле его чистоты. Моя мама однажды поинтересовалась:

– А что, у вас чашки закончились?

Я старалась поддерживать чистоту, как могла. Но Тамара была недовольна. Я протирала пыль, она брала чистую тряпку и шла вслед за мной. Я мыла полы, она перемывала. Посуду она терла пальцами. Если скрипит, значит, вымыта хорошо. Я честно – очень старалась. Но боялась, что впаду в маразм. У меня началась неврастения. Я стояла над обедающим мужем с кухонной тряпкой. Как коршун. Хватала тарелку и начинала яростно протирать стол. Муж смотрел на меня с ужасом. А однажды шваркнул тарелкой и встал из-за стола. Я поплакала и поняла, что надо над собой работать. Сначала ставила на стол ужин и выходила из кухни. До окончания ужина убирала все кухонные тряпки. Когда хотелось вскочить и что-нибудь подтереть, я густо мазала руки жирным кремом. Ждала, пока он впитается и заодно пройдет мой приступ.

Муж все видел. Однажды сказал:

– Забудь. Наши чувства и наши нервы дороже.

И стал заваривать мне литровую банку трав – валерьяновый корень, пустырник и пион.

Надо сказать, что моя свекровь совершенно не умела готовить. То есть она, конечно, готовила, но все это было, мягко говоря, малосъедобным. Ведь умение готовить – это тоже дар. Талант. Или хотя бы способности. Как шить, вязать или разводить цветы. Кухня обмана не терпит. Так же, как суеты и пренебрежения. «На авось» тут не получится. А Тамара Аркадьевна готовить не любила. То есть теорию знала, кулинарные книги читала. Но не любила. А когда не любишь – душу не вкладываешь.

Она умудрялась испортить все – вырезку, отбивные, жареную картошку, сырники, шарлотку. Все то, что не требует особого труда и затрат времени. О сложносочиненных блюдах я и не говорю! У нее хватало ума просто к ним не притрагиваться.

А Павел уже успел разбаловаться. Сначала у моей мамы. Потом – у меня. Все женщины в нашей семье готовили хорошо. Бабушка, бабушкина сестра Аня. Анины невестки – Зина и Света. Моя мама. Сашкина жена Фаридка. Ну и я, наконец. Причем готовка была для нас удовольствием, а не оброком.

Готовить я не успевала, Данька почти весь первый год не спал – ни днем ни ночью.

Готовила Тома. А есть мы не могли. Но как объяснить человеку, что это просто невкусно?

Ладно я. Я могу выпить кофе с сыром и буду вполне довольна. А Павел? Ему нужно пообедать и поужинать. Он мужик. Тома ставила перед ним тарелку щей. В щах плавала редкая капуста и крупно нарезанная сыроватая картошка. Солить она не солила. Почти. Говорила, что соль – это яд. Перец вреден для желудка. Сметану в мясной суп класть нельзя. Варенье – вред, сплошной сахар. Сливочное масло – катастрофа. Ну а сосиски и колбаса – это вообще за пределами здравого смысла.

Конечно, она была по большому счету права. Но мы были молоды и здоровы. Нам хотелось и сосисок, и колбасы, и пирожных, и маринованных огурчиков.

Она считала, что я не берегу здоровье мужа, плохо на него влияю, что он привык к «другой системе питания».

А Павел уже не мог хлебать ее пустые щи. Мою еду она принципиально не ела. Я очень расстраивалась. Но однажды, приготовив перцы с мясом и рисом, наутро обнаружила недостачу. Тома съела перцы поздно ночью. Холодные! Четыре штуки!

Не поверите, я была счастлива. С тех пор, не особенно, правда, нахваливая, она стала ужинать вместе с нами.

А муж мне однажды признался, как многого он был лишен, не получая удовольствия от еды все детство и юность. Наверстал, слава богу! Теперь ему вкусно только дома – еще одна проблема. Снисходит он только до моей мамы.