Меховое дельце - Марина Серова

Любопытно, а что делают эти, в серой «восьмерке»? Уже ставят какую-нибудь взрывчатку или пока лишь обсуждают, как бы получше данное злодейство сотворить?

Но возле машины тихо. И ничего, кроме грязной стены арки, не видно. И еще ворота ржаво-зеленые, пропади они пропадом. Кому пришло в голову их запереть?

Ладно, гадать так гадать. Может, в последний раз перед кончиной… И мне до такой степени стало жалко себя, любимую, что я готова была заплакать.

А за воротами, между прочим, жизнь кипела: машины ездят, люди туда-сюда ходят, торопятся куда-то, и всем совершенно безразлично, что я, несчастная, тут пропадаю.

«Кости» пропали.

Впрочем, нет, нашлись. Вот они, родимые. Мешочек развязался, и они выкатились.

Так что же меня ждет в ближайшие полчаса?

«20+25+1» — «Много хорошего Вам подарят звезды, особенно если Вы увлекаетесь сельским хозяйством».

О, безусловно, увлекаюсь! Только тем и занимаюсь. Делать мне больше нечего. А ежели Танечке наплевать на сельское хозяйство, то звездам, стало быть, наплевать на Танечку? Нет, такой расклад вещей мне не нравится. Бред какой-то.

Но что все-таки происходит за пределами моего автомобильчика? Эти, в «восьмерке», — им давно уже пора что-нибудь предпринять. Или меня измором берут?

И в это время в лобовое стекло тихонько постучали. Я вздрогнула. Подняла глаза, и…

Не стану подавлять свои слабости! Я люблю тебя, Киря!

Подполковник помог мне выбраться из машины. Ой, как затекли ноги! Прошла несколько шагов на полусогнутых… Поясница тоже болит.

— Ох! Спасибо тебе, Владимир Сергеевич, выручил из беды. Мама родная, до чего меня всю перекорежило… Слушай, Кирсанов, а как вам удалось все так бесшумно провернуть?

— Что провернуть? — с ухмылкой вопросил Киря.

— Ну-у, в смысле — я ничего не слышала. Прислушивалась, прислушивалась… А тут ты так неожиданно…

— Да не было ж никого! — не выдержал добрый «младший чин» Кочетков. — Мы подъехали, видим — стоит ваша «девятка»; тишина кругом и нет никого. Товарищ подполковник сказал, что мы, наверное, опоздали и вас уже убили.

— Ты еще доложи, какими словами товарищ подполковник выругался, — проворчал Кирсанов.

— М-да… Слушайте, а вы действительно опоздали, господа, берегущие меня милиционеры. Вам бы чуть-чуть поторопиться — и преступники были бы, как это у вас говорится, «пойманы и обезврежены».

— Нет, какова наглость! — возмутился подполковник. — Вместо того чтобы сидеть дома, как ей было велено, она отправляется неизвестно куда, неизвестно зачем, да еще на собственной машине…

Простите-извините, мне нужно было твою взять, служебную.

— …да еще никого не предупредив, да еще какими-то закоулками и тупиками…

— Видишь ли, товарищ Кирсанов, Танечке кушать очень хотелось.

— Ну и что? Ты хочешь сказать, что завтракаешь в машине? Кстати, — Киря взглянул на часы, — скоро уже обед.

— Неостроумно. Я хочу сказать, что у меня дома закончились все подукты. Абсолютно все, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул подполковник. — Но предупредить меня ты все-таки могла бы.

Пожалуй, могла бы. Но не захотела.

Однако куда подевались мои преследователи? Я же видела, что светлая «восьмерка» перекрыла мне путь; потом из нее вышли два «гражданина» в чем-то джинсовом, синем — очень похожие друг на друга, только один блондин, а другой чуть темнее — и направились в мою сторону…

— А затем… затем я сползла с кресла под руль и больше ничего не видела. Но, думаю, мне подложили какую-нибудь взрывчатку. И укатили.

— Ерунда, — перебил Киря. — Взрывчатка отсутствует. Сама же видела, ребята сейчас возились.

Действительно, меня как-то незаметно отвели на безопасное расстояние… Однако поставили спиной к автомобилю. И что я при этом должна была видеть, кроме двух физиономий: насмешливой — подполковника и глуповато-добродушной — «младшего чина»?

— Значит, так! — твердо сказал Кирсанов. — Ребята закончили, все в порядке. Можно ехать домой. Кочетков проводит. И носа из квартиры не высовывай, ясно?

— Володя, я же кушать хочу, — заскулила я жалобно. — Может быть, с голоду помру прямо сейчас, понимаешь!

Подполковник задумался. Видимо, голодная, ну и, конечно, какая бы то ни было другая смерть госпожи Ивановой пока не входила в его планы.

— Ладно, — буркнул он. — Делаем так: вы с Саньком едете домой, а, скажем, Федечкин минут через двадцать завозит тебе продукты. Идет? Федечкин!

Подбежал парнишка, как и ожидала — юный, румяный, синеглазый, холостой. Последнее, потому что обручальное кольцо отсутствовало. Молча выслушал поручение Кирсанова, молча взял под козырек, молча испарился.

— А деньги? — спохватилась я.

— Федечкин!

Парнишка вернулся, взял у меня деньги, кивнул, отдал честь — исчез.

— Какой «разговорчивый» мальчик, — поделилась я с Сашей по дороге домой.

— Костя Федечкин? Он — да, он — такой…

Очень содержательное изречение.

Опасения наши не оправдались — не оказалось светлой «восьмерки» возле моего подъезда. Слава богу! Я вздохнула с облегчением. Кочетков покосился на меня, покачал головой, но ничего не сказал.

Какая-то ты, Танечка, трусливая стала в последнее время. Сдерживать себя надо, голубушка. А с другой стороны — какого черта! Посидели бы они сами — Саша и Киря — под рулем, каждую минуту ожидая или взрыва, или выстрела! Идет тут, понимаешь, осуждает, головой качает, мысли всякие нехорошие про меня думает. Тоже мне — мыслитель!

Короче говоря, я до такой степени разозлилась, что в квартиру бедного доброго Сашу не пустила — распрощалась на пороге. Тот повздыхал, повздыхал: «Я ж, это… Мне ж от товарища подполковника попадет… Что я смогу объяснить…» — и покорно удалился.

Да, выпало мне приключение… Ну ничего. Сейчас я тут посижу, отдохну — прямо здесь, в прихожей… Потом приедет еда…

Звонок. Это, конечно, Федечкин с продуктами. Спасибо тебе, молчаливый Костя Федечкин, милый исполнительный человечек! Открыла дверь.

На пороге стояло нечто лохматое и полупьяное — в рваной рубахе, залатанных джинсах и видавших виды кроссовках. Явно не Федечкин.

— Здорово! — вежливый гражданин попался. Даже улыбается — противно, правда. — А я, стало быть, по твою душу.

Я хотела дверь захлопнуть, но он не дал мне этого сделать.

Ну, ежели по мою душу — следовательно, это ангел смерти. Что-то не нравится мне он. Мерзкий какой-то. И на ангела не похож вовсе. Сейчас как дам ему по морде…

Как ни странно, не испугалась. А оказалось, напрасно. И Кочеткова зря выгнала. Потому что тип, явившийся «по мою душу», пребольно схватил меня за руку и поволок вниз по лестнице. Работающий лифт он проигнорировал.

Мои душераздирающие вопли и попытки вырваться привели лишь к тому, что Танечке зажали рот и приставили нож к горлу — ржавый, кстати. Ослабить мертвую хватку «посланника небес» не удалось…

Так и выволок на улицу. Сунул в стоявшую близко к подъезду машину. Как какую-нибудь змеюку в мешок.

— Вот! Укусила, гадина.

— Так тебе и надо, — услышала я бархатный завораживающий голос. Что-то знакомое… Интонации, может быть? Или выговор? — Здравствуй, красавица.

— Привет.

— Ну что, милочка, прокатимся?

Терпеть не могу, когда меня обзывают «милочкой»! А красивый баритон похож на мурлыканье Тулузова. Мне снова попался «кот». Да он и похож на кота. Холеный такой… Но еще больше — на бегемота: гладенький, лоснится весь. И ухмыляется мерзопакостно. Это ж надо: такому чудовищу — и такой голос! Несправедлива матушка-природа.

Куда, кстати, меня везут?

А второго, вернее первого, того, который меня приволок, я точно где-то видела. Сейчас скажу… На рынке я его видела! Ну конечно — ошивался там некто около палатки с шубами. Теперь, значит, за моей персоной прибыл. Что делать будем, Танечка?

Так. Выехали на Петровский тракт. Сворачивать покуда некуда, можно сосредоточиться на этих двух типах, особенно — на предположениях о том, что они со мной собрались сделать. Застрелят-зарежут? Вряд ли… После — может быть, но сначала им нужно чего-то от меня добиться. Чего?

— Слушай, дорогая, у нас к тебе дело есть, — машина резко затормозила, и я, сидя возле дверцы, ударилась головой о стекло.

— О, елки!

— Не надо ругаться, дорогая. Послушай меня внимательно, — тот, что сидел за рулем, обернулся. — Брось ты это дело, а?

Сейчас скажет: «Ну чего ради тебе, молодой и красивой, рисковать своей жизнью, совать нос куда не следует…»

— Ну зачем тебе, красивой, молодой, рисковать своей жизнью… — закончить фразу «бегемот» не успел: я не выдержала и фыркнула.

— Славыч, эта гадюка над нами издевается, — хрипло изрек тот, что сидел рядом с ним.

Здорово же я им досадила, ежели они меня иначе как пресмыкающейся не называют. Не дай бог, будут палками бить.