Архив - Виорель Ломов

– Впрочем, может, я и не права. Лавр более сдержанный человек, – Софья едва не сказала «был», но сдержала себя, – хотя его горячности на десятерых хватит. Вот и в тот раз они стали играть на нее сперва в карты. Везло им попеременно. Они не хотели решить судьбу за одну игру или за три, а им надо было играть две, четыре, шесть партий, чтобы выиграть наверняка. И все эти туры кончались ничьей! Стали бросать кости, но поскольку условия сохранялись прежними, опять не было перевеса ни на чьей стороне. Это был роковой день. Он расколол их дружбу навеки, а я… я потом только усугубила этот раскол. Потом они нарисовали на двери мишень, и стреляли по ней из пистолетов, метали кинжал. Понятно, забава всем. Удивительно, они ни в чем не уступали друг другу. Стемнело, все зашли в дом. В доме было человек двадцать офицеров, сколько-то дам. Варя ждала исхода единоборства, и то и дело зажигала всех своими песнями и танцами. И тут на них напали турки. Нападавших было гораздо больше. Во всяком случае, утром насчитали больше тридцати трупов турок. Из оружия у наших были лишь пистолеты да сабли с кинжалами. Что тут началось! В одной из комнат, где сгрудились насмерть перепуганные женщины, остались только Лавр, Залесский и еще один подпоручик. Турки хотели взять добычу живьем. Из-за женщин они не стреляли, а нападали с ятаганами. Наши три героя проявили себя поистине былинными богатырями: не впустили турок в комнату, бились с ними насмерть на пороге и в коридоре. Они уже все получили ранения, выбились из сил, и вот когда, казалось, должно было свершиться самое ужасное, Варя запела цыганскую песню. От нее Лавр и Залесский буквально озверели (подпоручик истекал кровью, и над ним хлопотали две женщины)и с диким ревом кинулись на турок. Турки ретировались.

– И что же Варя?

– Она не досталась никому. Пуля сразила ее в самое сердце. Убегая, турки сделали несколько выстрелов. Не случись этого, не погибни Варя, не случилось бы беды и в этом году. В них осталась просто звериная ярость нереализованного обладания, ярость кровопролитного сражения за женщину. Если бы тогда судьба не разнесла их по разным фронтам, думаю, всё тогда бы уже и решилось. О, я прекрасно понимаю их! Они оба герои, хоть и оба неугомонные мальчишки. Упокой, Господи, их души!.. Ты сам-то Сергея хорошо знал? – помолчав, спросила она. Георгию показалось, что Софья пробует имя «Сергей» на вкус.

– Не очень. Он много старше меня. Лавр отзывался о нем всегда в превосходной степени, и я очень удивился, когда они схватились за сабли. Решил, напились до чертиков.

– Я могла это предвидеть, могла! В Тифлисе они появились почти одновременно, Лавр на месяц позже. Когда я познакомилась с Сергеем, на мне был траур. Мой муж, за которого я вышла против воли Вахтанга, погиб при странных обстоятельствах в горах. Я любила Иллариона, но за год траура свыклась как с его вечным покоем, так и с моим невечным вдовством. У меня, видно, такая судьба, кого люблю, тот погибает… – Софья замолкла (видимо, это соображение только что впервые пришло ей в голову), потом продолжила – Сергей, что называется, с лету утешил меня, и через месяц я пила шампанское и веселилась в большом доме мужа. Вахтанг, когда узнал о моем поведении, пригрозил, что спалит меня вместе с домом или зарежет.

– Ты собиралась выйти за него замуж?

– Георгий, не будь наивным. Залесский, Суворов – супруги?! Это не для них. Это ж два необъезженных аргамака славянских кровей… Мне с Сергеем было очень хорошо, хотя и несколько тревожно. В нем была какая-то ущербная тайна. По сию пору не знаю, что его двигало по жизни…

– Думаю, рок.

– Может, и рок, – Софья задумчиво посмотрела на Георгия. – Вот ты совсем другой, не такой, как они. Чище, – она помолчала. – С Сергеем мне было хорошо до того дня, как появился Лавр. Этот просто свел меня с ума. Если б я тогда знала про Варю! Хотя нет, тут уж, видно, судьба.

– А что случилось той ночью, когда вы убежали из дома?

– О, тут всё из-за шкатулки. Когда я перешла к Лавру, Сергей воспринял это спокойно, а потом стал оскорблять Лавра. Лавр долго прощал Залесскому. Но тот однажды потребовал за меня отступного и назвал цену: шкатулку! Он знал о ней от отца, который перед кончиной раскрыл ему семейную тайну.

После вызова Лавр стал ходить со шкатулкой под мышкой, на виду у всех. Залесский предложил играть на шкатулку, но Лавр отказался, так как половина ее принадлежала тебе, а он боялся своего азарта. Тогда Залесский выложил последнего козыря. По его словам, драгоценности де принадлежали когда-то его предку и непонятно как оказались у Суворовых. Он предъявил документ, датированный1796 годом, о владении шкатулкой графом Залесским. Лавр посмотрел на этот документ и страшно закричал: «Да плевать я хотел на твою бумажку! Эта шкатулка принадлежит семейству Суворовых, и больше принадлежать никакому другому семейству не будет!» Я еще тогда удивилась: что это он? Он же Бахметьев. Вот с того дня они и сцепились насмерть. Для Лавра шкатулка была ценна не столько драгоценностями, сколько их принадлежностью именно семье Суворовых. Если б ты видел, если б ты слышал, как он это произносил! Я окончательно убедилась в этом, когда он готов был променять меня на шкатулку.

– Да что ты говоришь?!

– А ты не догадывался об этом? А той ночью… Той ночью случилось вот что. Залесский, видимо, отчаялся получить меня, и тогда решил похитить шкатулку или попросту отобрать ее. Реквизировать. Вполне в духе большевистских эксов. В ту ночь Залесский с тремя дружками напал на нас. Гости все разошлись. Ты уже уснул, а мы с Лавром еще сидели какое-то время в темноте и пили вино. Тут выбили дверь, ворвались в комнату, Залесский наставил на него пистолет и стал требовать шкатулку. Лавр только смеялся: «Стреляй! Шкатулки всё равно тебе не видать, как своих ушей!» Сергей знал, что шкатулка в доме, полез в шкаф, Лавр выхватил пистолет и выстрелил над его головой в притолоку. Тогда выстрелил и Залесский. Я видела, что он целил мимо, но Лавр прыгнул сам навстречу пуле и угодил под нее левым плечом. Оно у него уже дважды было ранено, первый раз, когда они с Залесским отбивались от турок, потом еще где-то. Лавр выстрелил в окно, стекло осыпалось, и страшным голосом крикнул мне: «Прыгай!» Я и прыгнула со страху в окно. Следом он. Выскочили на дорогу, никто нас не преследовал. Только подумаю, сколько пришлось лететь, прежде чем коснулась земли, дух захватывает. А с ним было всё нипочем!

XIX

По возвращении Елены из Праги ее с месяц терпели, как терпят служанку. «Как это еще не затолкали меня в темную» комнату», – думала она. Николай весь был в работе, свекровь даже не глядела в ее сторону, а Георгий Николаевич общался с ней, только когда дома никого не было.

– Как тебе Прага? Давно хочу побывать в ней. Так она и впрямь золотая?

Елена, пользуясь отсутствием домочадцев, до вечера рассказывала Суворову о Праге, не забыв и замечательного экскурсовода Владислава Павловича.

– Он так похож на вас, Георгий Николаевич. Где-то ваших лет. Русский. Всё моим голосом восхищался. Что в нем такого? Да, у меня есть его визитка. Вот.

В это время раздался звонок в дверь. Георгий Николаевич успел разглядеть на глянцевой визитке: «Залесский Владислав. Экскурсовод чехословацкого бюро путешествий ЧЕДОК».

С этого дня Суворов ощутил прямо-таки юношеское томление. Необъяснимая тяга в неведомый ему град, казавшаяся ему раньше поистине мистической, объяснялась весьма просто. Собственно, академик Владимир Иванович Вернадский, друг его отца и заинтересованно относившийся к трудам самого Георгия Николаевича, всё это описал давным-давно. «Весь мир опутан информационным полем, – думал Суворов, – и нить, которая соединяет меня с Лавром и Сергеем Залесским, уходит в Прагу к Владиславу Залесскому. А от него, кто его знает, может быть, и к Софье?»

– Еду в Прагу, на конференцию, – сообщил он однажды вечером за столом(прошел ровно год с поездки Елены). – Лёля, у тебя был телефон экскурсионного бюро? Будь добра, перепиши в мою книжку.

В Праге, едва устроившись в номере гостиницы, Суворов позвонил Залесскому. Представился и договорился с ним о встрече в пивной «У Флеку».

Они безошибочно угадали друг друга, так как в каждом из них была не погибшая частица их так рано погибших братьев.

– Мы с Аленой сидели вот тут, – сказал Залесский. – Какой у нее голос. Я его пил.

– Она рассказывала. Вам большой привет от нее. Лёля так трогательно описывала походы в эту пивную. Она и вправду совершенно… неземная. Я имею в виду пивную.

Залесский улыбнулся.

– У нас таких, увы, нет, – признался Суворов, с восхищением оглядывая зал.

– Солодильню и пивоварнюпостроили в 1459 году.

– Владислав Павлович, а что вы знаете о Софье?.. Слышали что-нибудь?

– Как долго сохраняется в атмосфере земли образ прекрасной женщины, – выделяя слова «прекрасной женщины», сказал Залесский. – К сожалению, ничего не слышал. И ничего не знаю. От брата, тогда еще, знал о ней. Исключительно в восторженных тонах. А я вас видел как-то вместе с Лавром Николаевичем.