Пуле переводчик не нужен - Борис Кудаев

Зато американские летчики нас уважали. Свидания с ними в небе Средиземного моря всегда проходили одинаково. Ранним утром, еще затемно, мы закупоривались в своем «Ту-16» с арабскими опознавательными знаками, читали «молитву» – памятную карту с двадцатью четырьмя вопросами, на которые каждый из нас по очереди отвечал: «застопорил… проверил… включил… согласовал… выставил». Дойдя до конца «молитвы» и, если нет радиомолчания, выслушав арабское шепотком в микрофон произнесенное напутствие: «Ти ю ситташр арба талята саба таманья – ялла!» («Ту-16» № 4378 – взлет!»), после бесконечного разбега взлетали в самом конце полосы. Самолет отрывался от полосы тяжело, вздымая и закручивая в две спирали песок Сахары – топлива брали под завязку, так как полет был неблизкий. Или до Этны на Сицилии, откуда, найдя и сфотографировав ударную авианосную группировку 6‑го флота, назад, в Каир-Вест. Или вдоль всего Красного моря до Аравийского и, убедившись, что ударная группировка 7‑го флота все еще находится в Индийском океане, – тоже назад, в Каир-Вест. Или, не обнаружив ударную группировку на месте, лететь за итальянский сапог, найти и сфотографировать ее в районе Неаполя. Но тогда горючего назад, до Каир-Веста, не хватит. А в Мерса-Матрухе не хватит полосы, чтобы сесть в жидком от жары воздухе полуденной Сахары. Нагретый воздух не удержит громаду бомбардировщика на посадочной скорости. Значит, надо скорость на посадке увеличить. Но тогда не хватит полосы, чтобы сесть и затормозить. Магниевые тормозные барабаны на колесах Туполева и в Заполярье раскаляются до розового свечения, а в Мерса-Матрухе того и гляди рванет шасси. Значит, надо через Субботицу и Дубровник лететь в Будапешт и садиться на советскую авиабазу Текель.

Но в любом случае, не обнаружив группировку «вероятного противника», «домой» возвращаться – позор. Да и выйти на авианосную группировку уже в сопровождении его истребителей – не велика заслуга. Ведь это значит, что в настоящих боевых условиях бомбардировщик был бы перехвачен и расстрелян ракетами «Фантомов» еще до выполнения боевой задачи! Вот и приходилось после взлета идти на бреющем полете – около 100 метров над водой, прячась «под лепесток» его радаров, – в предполагаемый район нахождения авианосца, затем, резко подскочив на высоту 2 тысячи метров, засечь группировку своей радарной системой, снизиться до двухсот метров, и до того, как на авианосце поднимут в воздух по тревоге самолеты, имитировать сброс торпед и в доказательство успешной атаки привезти домой подробнейшие фотографии всей группировки.

Но если американцы успеют поднять в воздух свои истребители, то они не только сами поучатся перехватывать атакующий бомбардировщик, но и изо всех сил будут мешать сделать эти самые фотографии. На глиссаде снижения к авианосцу бомбардировщик откроет свои бомболюки, где вместо бомб подвешены три мощные фотокамеры. Одна качается вперед и назад, другая – направо и налево, третья смотрит точно вниз. Так можно сделать перспективные фотографии целого района. Но как только пилоты «Фантомов» увидят, что створки бомболюка распахнулись, они оставят в стороне всю свою вежливость (ни разу американские летчики не подлетали к нам и не уходили от нас, не поприветствовав командира корабля – два пальца резким движением от шлема). Они подставят свои «спины» под объективы фотокамер, загораживая обзор. Это опасный трюк – шестидесятитонный бомбардировщик в 150 метрах над водой, ниже, в десяти метрах под его брюхом, один «Фантом», и чуть ниже, впереди и сзади, чтобы не дать сделать перспективные фотографии – еще два. И вся эта этажерка несется на скорости семисот километров в час к приближающейся громаде авианосца. Но улететь, не сделав фотографий, не входит в наши планы! Командир начинает медленно снижаться, «выдавливая» из‑под себя истребители. Нависающее сверху брюхо бомбардировщика и приближающаяся поверхность моря заставляет их уйти в сторону. Перед самым авианосцем «Ту-16» резко задирает нос, подскакивает на 200 метров и проносится над авианосцем, делая снимки. Корпуса машин, выпущенных 10 лет тому назад, испытывают огромную перегрузку. И не всегда выдерживают.

Так случилось с экипажем майора Цебоева. Честолюбивый осетин поклялся, что заработает геройскую звезду на этой войне. Он ее заработал. Она стоит на его могиле во Владикавказе. Его «Ту-16» во время резкого подскока переломился и упал в полукилометре впереди авианосца. На такой скорости удар о воду – все равно что удар о металл. Но американцы проявили максимум сдержанности и такта. Они на волне SOS объявили о катастрофе и попросили ближайший советский военный корабль подойти к месту происшествия. Они обозначили это место буями. Подошедшему тральщику они передали пленку, на которой был заснят момент подлета бомбардировщика и его катастрофа. Съемки ведутся всегда, это SOP – standing operation procedure – обязательная процедура для предъявления протеста о нарушении международного морского права. Корабли боевого охранения с авианосцем внутри называются «ордером». Водное пространство внутри ордера приравнивается к территориальным водам государства, флаг которого поднят на авианосце. Поэтому пролет над ордером ближе чем 4000 метров и ниже чем 2000 метров – нарушение морской международной конвенции от 30 апреля 1982 года. А чтобы сделать действительно подробные фотографии авианосца, надо пройти прямо над ним не выше 200–300 метров. Нарушение? Конечно! А разве полеты Гарри Пауэрса над всей территорией СССР на «Локхид У-2» от Пешавара в Пакистане до Буде в Норвегии – не нарушение?

В тот раз протест заявлен не был. Но только в тот раз. А дальше – все как обычно. Ежедневная работа по добыче информации. Эта добыча может происходить разными средствами. Но главные принципы разведки незыблемы – глобальность, достоверность и непрерывность. Достоверность достигается фотографированием, радиопеленгацией и многократной перепроверкой данных, непрерывность – повторением разведывательного полета и прослушиванием эфира и завтра, и послезавтра, и через год, а глобальность – тем, что этот сценарий каждый день разыгрывается и в Атлантике, и на Тихом, Индийском и Северном Ледовитом океанах. Холодная война холодна только для политиков. Для военных, повседневно участвующих в этой игре, из четырех «поражающих факторов» – метеоусловия, технические неисправности, человеческий фактор и огневое воздействие противника – отсутствует только один. Да и то не всегда. Наш «Ту-16» был законной добычей для израильских истребителей – ведь на его крыльях были опознавательные знаки Египта! Мы рассказывали друг другу набивший оскомину анекдот о русском летчике в Корее: «Сегодня в боях отличился корейский летчик Ли-Си-Цын». Но горечь от нежелания нашей родины признавать честно заслуги своих солдат, воевавших в этой войне, оставалась. И крепла. Поэтому регулярная разрядка в «Сахара-Сити» была очень актуальна.

Но однажды, к нашему разочарованию, поход в «Сахара-Сити» пришлось отменить. Вечером пришел автобус, и нас всех повезли в посольство – приехал лектор из Москвы, специалист по Ближнему Востоку. Он будет читать лекцию, объясняя причины этого «вооруженного конфликта». Вот тогда в прохладном зале белоснежного посольского здания на острове Замалек в Каире я вновь увидел Обозревателя.

Переводчик. Каир. Замалек

Никогда не врут так много, как после охоты, перед выборами и во время войны.

То же, чуть располневшее, монголоидное лицо, слегка неразборчивая речь (как будто язык не помещается во рту), правильно подобранные слова и отточенные фразы. Израиль – это государство-агрессор, а при определении площади Израиля и Палестины были заведомо допущены перекосы в пользу евреев. В Израиле 49 процентов населения – арабы, а 51 – евреи. В Палестине 99 процентов – арабы, 1 процент – евреи. А землю между двумя государствами распределяли «по количеству населения в каждой стране». Если бы посчитали арабов отдельно, а евреев отдельно, то Палестина была бы в три раза больше. Арабы ведут освободительную и справедливую войну. Наше государство в ней не участвует. Мы только оказываем техническую помощь, поставляемая военная техника – в основном оборонительного характера, а главное в этой помощи – гражданские объекты: Асуанская плотина и Хелуанский металлургический комбинат. Вопросы есть? У меня вопросов не было. Было обычное ощущение того, что мы все играем в какую‑то детскую игру – «да и нет не говорить, белое и черное не носить…». Я уже тогда почти не обижался на них. На гражданских, так легко говоривших о войне и мире, на счастливчиков с зелеными дипломатическими паспортами. Мне и мой синий служебный паспорт достался с трудом. А многие воевали с красными «общегражданскими» и при пленении могли считаться наемниками. Первые военные специалисты в Египет и вовсе приехали из СССР через Чехословакию, с чешскими паспортами – так Насер боялся русских. Ракетчику, может быть, и все равно – его‑то американская ракета «Шрайк» не спросит о цвете паспорта. А мы так часто подлетали слишком близко к территориальным водам Турции, Греции, Италии, Израиля, Судана, Эфиопии и прочая, и прочая, что я скорей бы выкинул пистолет Макарова, который мы брали в полет, чем паспорт.