Пуле переводчик не нужен - Борис Кудаев

Да и зачем было Обозревателю знать, что в средиземноморскую эскадрилью дальней морской разведывательной авиации я попал не из бюро переводов какой‑нибудь академии или редакции военного издательства, а из Осиаза – радиоэлектронной разведки ГРУ. Он не мог знать, что четыре года перед этим я каждый день внимательно слушал гудящий голосами эфир, что научился по голосам отличать многих командиров американских стратегических бомбардировщиков, летавших днем и ночью вокруг СССР: с севера по программе «Chrome Dome» – «хромированный купол», с юга по программе «Sky King» – «король неба». Что днем и ночью телетайпы печатали для нас, офицеров-аналитиков командного пункта радиотехнической разведки Закавказского военного округа, перехват всех мыслимых и немыслимых радиосетей – от системы глобального воздушного оповещения NOTAM до телеграмм агентств Би-би-си, Ассошиэйтед пресс, Франс Пресс и Рейтер (Ройтер, вообще‑то). Я шаг за шагом проследил всю историю этой войны и убедился, что, как и всегда, здесь нет правых и виноватых, что все гораздо сложнее и в лучшем случае можно только назвать того, у кого на этот раз не выдержали нервы. Дипломаты называют это «принципом песочницы». Дети – это те же взрослые, только с обостренным чувством справедливости. Когда в песочнице вспыхивает драка из‑за новой лопаточки или раздавленного песочного «пирога», взрослые обычно обращаются к детям с дурацким вопросом: «А ну‑ка, что здесь происходит?» Ясно что – драка! Но дети привыкли к демагогии взрослых. Оставив пустую риторику в стороне, они переходят сразу к основному вопросу. Тыча пальчиками в виновника свалки, они заявляют: «Он первый начал!» То есть определяют агрессора. У каждой стороны – своя правда. Надо договариваться. Если у кого‑то не выдержали нервы или недружен с головой, то вопрошать: «А что это здесь происходит?» – бесполезно. Зато, потрудившись, можно назвать того, «кто первый начал». Не мы – это точно. И если мы не начинали этой войны и не участвуем в ней, то чем занимаюсь здесь я?

Каждый день – без выходных и праздников – два экипажа отправляются на 6 часов полета над Средиземным или Красным морем. Вылететь надо рано, еще затемно, обогнуть Кипр и с утренней волной пассажирских лайнеров из Европы и Турции пройти вдоль израильского берега, засекая, пеленгуя и записывая излучение всех военных израильских радиолокационных станций – это для египтян. Или долететь до Этны и, в нарушение всех международных конвенций, пройти как можно ниже над авианосцем «Индепенденс» – так, чтобы было видно заклепки на палубе, и сфотографировать его – он недавно из капитального ремонта, что там новенького? Это для ГРУ ГШ СССР. И все делать либо в условиях радиомолчания, когда «свои» же, арабские, истребители бог весть почему взлетают с авиабазы Рас Банас на перехват нашего самолета, либо предупреждая КП ПВО Египта на английском языке о точном моменте подлета к их (простите, к «нашим») берегам. И, как всегда, эта информация не будет доведена самодовольным тупицей-офицером до зенитного расчета. Голодный и забывшийся на рассвете беспокойным сном неграмотный солдат, ошалев от неожиданного рева огромной машины, летящей над пустыней на бреющем полете, пустит вдогонку трассирующую очередь из крупнокалиберного зенитного пулемета – так, на всякий случай, чтоб начальство убедилось – он не спит! Хорошо хоть, что стреляют плохо, а то бы сбили давно!

Египетский полковник Салех Аббас, командир авиабазы Каир-Вест, будет заверять нас, что это больше не повторится. Но и он, и полковник Моряков, наш командир, знают, что ничего не изменится – Аббас ненавидит нас за то, что мы здороваемся с его солдатами за руку и требуем, чтобы их вдосталь кормили фулем – тушеной фасолью из полевой кухни, а не разворовывали пайковые деньги. Требуем, чтобы египетские офицеры проводили занятия с солдатами и сержантами, а не распивали бесконечные чаи на веранде офицерского клуба. Требуем, чтобы они хотя бы не уезжали домой в Каир до 18 часов. Требуем, чтобы они учились воевать за свою родину, ведь противник всего в 180 километрах от Каира! Требуем, чтобы они перестали тростью избивать солдат и по любому поводу ставить их в «почетный караул» – то есть в полной выкладке, в железной каске – под палящее солнце Сахары к шесту с государственным флагом. Даже крепкие суданцы выдерживали на этом посту не более двух часов – падали в обморок! То есть, с точки зрения арабского офицера, требуем абсолютно невозможного, совершенно абсурдного! Меня всегда удивляло их полное нежелание понять простую истину, что полуголодный, напившийся вонючей воды из никогда не чищеной цистерны, ненавидящий своего офицера гораздо больше, чем любого израильтянина, египетский солдат не будет защищать свою родину и с удовольствием бросит своего командира, свое оружие и свой пост при первой же возможности. Когда мой друг Виктор Балян попросил офицера на арабском языке объяснить солдатам – будущим радистам, что такое эмиссия в электронной радиолампе, тот с полной серьезностью переспросил Виктора: уверен ли он, что эти электроны действительно существуют? Получив утвердительный ответ, офицер построил солдат и, прогуливаясь вдоль шеренги, бил их накрест по лицу автомобильными перчатками с прорезями на костяшках пальцев, приговаривая: «Аллаху это угодно, электронное облачко есть, и поэтому радио работает!» Когда машина командира базы на необъятной взлетной полосе аэродрома Каир-Вест наехала на сидящего у обочины солдата (как она его там нашла – ума не приложу!) и задавила его, полковник, покосившись на нас – принесла вас нелегкая, – пробормотал: «Аллах дал, Аллах взял, напишем, что погиб смертью храбрых в борьбе с израильскими захватчиками!»

Офицеры ненавидели своих солдат. За то, что они тупые, истощенные, оборванные. Они ненавидели нас. Ведь мы их обвиняли в том, что их солдаты необучены, голодны, одеты в рванье. Они ненавидели израильтян. За то, что те воевали всерьез и не признавали английских правил поведения офицера и всю эту мишуру – стек, тоненькие усики, чай в 11 утра и в 5 пополудни, презрение ко всем, кто ниже чином или не учился в Сэндхерсте. Они втихую ненавидели себя. За то, что были вороваты и трусоваты. Они ненавидели своих коллег, устроившихся ближе их к Каиру, и презирали своих коллег, попавших на передовые позиции на Синае и застрявших там с 1965 года. И мы презирали их – за то, что они не хотели воевать за свою родину, за то, что они подшучивали над советскими офицерами и над их «интернационализмом», за то, что они могли остановить колонну танков, если пришло время молитвы, за то, что они знали – советские офицеры будут за них воевать и умирать, но никогда советское командование не наградит своих офицеров и не признает их заслуг – ведь СССР не участвует в этой войне!

Обозреватель был слишком умен и опытен, чтобы не видеть всего этого. Он не знал – да и не надо было ему знать – ничего конкретного про каждого из нас, собравшихся в этом зале, но он наверняка знал все тонкости наших взаимоотношений с арабами. Он был птицей слишком высокого полета, чтобы тупо встать перед нами и отчитать свою лекцию – а там хоть трава не расти! Значит, он не для того приехал сюда и собрал нас в прохладном зале советского посольства на Замалеке. Я вспомнил тот, первый раз. Война между Индией и Пакистаном началась через неделю после его приезда. У нас здесь затишье с 1965 года. Евреи не начнут войну так рано – войска еще не оправились после прошлой, практически безрезультатной войны. Да и незачем – если захватить только Синай, то это практически пустыня, а если двигаться дальше, то население Суэца, Александрии и Каира растворит Израиль – на его три миллиона человек в этих городах проживает минимум шесть. Арабы понимают, что войска их перевооружены, но недоучены. Советское командование не раз предупреждало египтян и сирийцев не осложнять отношения с Израилем, потерпеть несколько лет… Не вышло. Война началась внезапно, без видимой причины, и была сокрушительной для арабов – они потеряли Синай и Голанские высоты. Противник укрепился на высоком берегу Суэцкого канала и дальше не пошел. «Каир лежал передо мной, как голая женщина, – хвастал военный министр Израиля Моше Даян, – но я не взял его. Мне не прокормить шесть миллионов арабов». Евреи укрепились на высоком берегу Суэцкого канала. Каждый год приходилось чистить канал от осаждающегося ила. Огромная драга двигалась взад и вперед по каналу, высасывая ил со дна и сваливая его на Синайской стороне. Так возникло искусственное укрепление – вал на Синайском берегу Суэца. За этим валом израильтяне, привыкшие воевать в пустыне, плоской как стол, чувствовали себя довольно защищенно. Они оборудовали дороги через Синай для снабжения своих войск, закопали в ил и песок свои танки по самую башню. В пустыне и 10 метров превышения над территорией противника – стратегическая высота. Все познается в сравнении. Сидя в «Сахара-Сити» и глядя на пирамиду Хеопса, бурой громадой нависавшую над Гизой, я часто представлял себе, как бы она выглядела у меня на родине, в Нальчике. 146 метров здесь – головокружительная высота. А у нас горка Кизиловка – 890 метров над уровнем моря и 300 метров над городом. За ней – покрытые вечными снегами четырехтысячники Главного Кавказского хребта. Пирамиды Хеопса в упор не было бы видно…