Полет шершня - Кен Фоллетт

Хермия села за письменный стол, придвинула телефонный аппарат поближе и попросила:

– Пожалуйста, соедините меня с Даунинг-стрит, десять.

С Дигби они встретились на Трафальгарской площади. Хермия стояла у подножия колонны Нельсона и смотрела, как энергично, припадая на ногу, он переходит улицу от Уайтхолла. Улыбнулась: эта походка так для него характерна!

Они обменялись рукопожатиями и пошли к Сохо. В теплый летний вечер Вест-Энд был полон народу, разбредающегося по театрам, кино, барам и ресторанам. Это жизнерадостное зрелище портили только, как гнилые зубы в улыбке, почерневшие остатки разбомбленных зданий.

Хермия думала, они посидят в пабе, но Дигби привел ее в маленький французский ресторан. Столики рядом с ними пустовали, так что говорить можно было, не боясь, что кто-то подслушает.

Дигби был все в том же темно-сером костюме, но рубашку по случаю надел светло-голубую, под цвет глаз. Хермия порадовалась, что сообразила приколоть свою любимую брошку – пантеру с глазами-изумрудами.

Ей не терпелось поскорей перейти к делу. В прошлый раз Хермия отказалась пойти с ним на свидание, и теперь не хотела, чтобы он решил, будто она передумала. Как только они сделали заказ, она начала разговор.

– Я хочу использовать своих агентов в Дании, чтобы узнать, располагают ли немцы радаром.

Он прищурился.

– Вопрос гораздо сложнее. Сейчас уже нет сомнений, что радар у них есть, так же как и у нас. Но их радар значительно эффективнее нашего – и последствия этого ужасны.

– Вот как… – поразилась она. – А Вуди сказал… Впрочем, не важно.

– Нам позарез необходимо выяснить, чем их система так хороша. То ли они сконструировали механизм лучше нашего, то ли нашли способ использовать его поэффективней, а может, то и другое.

– Ага, понятно. – Хермия быстренько переварила информацию. – И все равно я уверена, что хоть какая-то часть этой системы располагается в Дании.

– Это было бы логично – и кодовое имя Фрейя указывает на Скандинавию.

– Итак, что следует искать моим людям?

– Трудно сказать, – нахмурился он. – Мы не знаем, как эта штука выглядит – в этом суть, не так ли?

– Насколько я поняла, она испускает радиоволны?

– Да, конечно.

– И, надо полагать, сигнал уходит на очень большое расстояние – иначе предупреждение просто не успевало бы?

– Да. Сигнал был бы бесполезен, если бы не покрывал по меньшей мере километров восемьдесят. А возможно, и больше.

– А мы можем его услышать, этот сигнал?

Дигби вскинул бровь.

– Да, с помощью радиоприемника. Послушайте, да это неглупая мысль! Странно, почему раньше никто не сообразил!

– А можно отличить этот сигнал от других радиопередач – к примеру, обычных новостей и прочего?

Он кивнул.

– Такой сигнал – это серия импульсов, вернее всего, очень быстрых: скажем, тысячу единиц в секунду. На слух звучит как продолжительная музыкальная нота. Так что сразу понятно: это не Би-би-си. И очень отличается от точек-тире военной морзянки.

– Вы ведь инженер. Можете собрать приемник для распознания именно такого радиосигнала?

Дигби озадачился.

– Он должен быть портативным.

– Да, чтобы помещался в чемодан.

– И работать от батарей, чтобы быть автономным.

– Да.

– А что, возможно. В Велвине, это на полпути между Бличли и Лондоном, вы знаете, работает команда высоколобых, они примерно чем-то таким занимаются. Взрывающиеся репки изготавливают, передатчики маскируют под кирпичи, все такое. Думаю, им под силу и такой приемник соорудить.

Официант принес еду. Салат из помидоров, заказанный Хермией, был посыпан рубленым луком и украшен веточкой мяты, и она подивилась про себя, отчего это британские повара не готовят блюда, которые так просты и вкусны, а упирают на вареную капусту и консервированные сардины.

– Что подвигло вас к созданию «Ночного дозора»? – спросил ее Дигби.

Она не поняла, что он имеет в виду.

– Ну… Тогда это казалось удачной мыслью.

– И все-таки, не могу не заметить, не каждой молодой женщине придет в голову такая мысль.

Ей сразу вспомнилась битва, которую по этому поводу пришлось выдержать еще с одним бюрократом вроде Вуди.

«В самом деле, почему я так настаивала?»

– Мне хотелось подставить подножку нацистам. Есть в них что-то для меня абсолютно нетерпимое.

– Может, то, что фашизм сваливает все проблемы на людей других рас?

– Да, это тоже, но главное – их мундиры, напыщенный вид, все это щелканье каблуками… и то, как они подвывают, произнося свои гнусные речи. Меня тошнит от этого.

– Где вы с таким столкнулись? В Дании не так много нацистов.

– В тридцатых я провела год в Берлине. Видела, как они маршируют, салютуют и плюют на людей, как разбивают витрины еврейских магазинов. Помню, еще подумала тогда: нет, их надо остановить, не то они изгадят весь мир. И я по-прежнему так думаю. Более того, сейчас я в этом уверена, как никогда.

– Согласен, – улыбнулся Дигби.

Хермия ела фрикасе и то и дело ловила на себе взгляд Дигби, взгляд, в котором читались восхищение и страсть.

«Этого еще не хватало! Если он в меня влюбится, все закончится неурядицами да разбитым сердцем».

И все равно было приятно, хоть и немного тревожно, что из-за нее так откровенно плавятся от желания. Она даже вспыхнула разок и смущенно прикрыла рукой шею.

И тогда Хермия стала думать об Арне. Про то, как впервые заговорила с ним в баре горнолыжного отеля в Норвегии и сразу поняла, что нашла именно того человека, которого искала.

«Теперь понятно, почему у меня никогда не было нормальных отношений с мужчинами, – написала она матери. – Это потому что тогда я еще не встретила Арне».

Когда он сделал ей предложение, Хермия ответила ему так: «Знала бы, что на свете бывают такие, как ты, давным-давно вышла бы замуж».

Она соглашалась на все, что он предлагал, хотя обычно была так своевольна, что не могла даже квартиру делить с подругами – не уживалась. Арне лишил ее воли. Он приглашал – она принимала приглашение; он ее целовал – она готовно приникала к нему; он забирался под лыжный свитер и гладил ей грудь – она только вздыхала от наслаждения, а когда в полночь постучался в дверь ее номера, сказала: «Как же я рада, что ты пришел».

Мысли об Арне помогли держать дистанцию с Дигби, и в разговоре Хермия все время сворачивала на политику. Союзная армия в составе Британии, ее доминионов и «Свободной Франции» на днях вступила в Сирию. Впрочем, там произошли небольшие стычки и перестрелки, которые, сошлись они оба во многом, вряд окажут существенное влияние на ход военных действий. Самое важное сейчас – это, конечно, конфликт в Европе и «состязание» между бомбардировщиками.

Когда Дигби и Хермия вышли из ресторана, уже стемнело, но светила полная луна. Они направились на юг, к Пимлико, где жила мать Хермии и где она рассчитывала переночевать. Под кронами Сент-Джеймсского парка, когда тучка наползла на луну, Дигби сильной рукой привлек ее к себе и поцеловал.

Нельзя было не восхититься тем, как ловко он это проделал. Хермия ахнуть не успела, как он приник к ее губам. Понятное дело, следовало возмутиться и отпихнуть наглеца изо всех сил, но, к ужасу и стыду своему, Хермия обнаружила, что отвечает на его страсть. Тело вдруг вспомнило, каково это – почувствовать прикосновение твердой мужской руки, горячей кожи, и само подалось в объятия.

Они жадно целовались с минуту, а потом он положил руку ей на грудь и чары рассеялись. Нет, уж слишком она взрослая и почтенная, чтобы ее лапали в парке! Хермия с усилием отстранилась. Мелькнула мысль привести его домой, к матери. Она представила себе шокированные лица Мэгс и Бетс и расхохоталась.

– Что такое? – спросил уязвленный Дигби.

Хермия осеклась.

«Чего доброго, подумает еще, что смеюсь над его увечьем! Надо быть осторожней с насмешками».

– Моя мать – вдова, и живет с подругой, которая замужем никогда не была, – поспешила она объяснить. – И я представила, как бы они среагировали, объяви я, что хочу привести на ночь мужчину!

Уязвленности как не бывало.

– Мне нравится ход твоих мыслей, – пробормотал Дигби и попытался возобновить поцелуй.

Искушение было сильным, но мыслью об Арне Хермия его поборола.

– Довольно, – твердо сказала она. – Проводи меня лучше домой.

Они вышли из парка. Минутное ощущение полноты бытия испарилось, и проснулась совесть. Как можно, если любишь Арне, с удовольствием целоваться с Дигби? Однако в ту минуту, когда они шли мимо Биг-Бена и Вестминстерского аббатства, завыла сирена, оповещающая о налете, и покаянные мысли вылетели из головы.

– Пойдем в убежище? – спросил Дигби.

Многие лондонцы уже перестали прятаться при налетах. Промучившись в убежищах без сна, кое-кто решил, что оно того не стоит, Бог с ней, с бомбежкой. Другие, настроившись на фаталистский лад, заявляли, что бомбе либо предназначено в тебя попасть, либо не предназначено, и поделать тут ничего нельзя. Хермия, чтобы разделять такие убеждения, еще слишком любила жизнь, но, с другой стороны, провести ночь в убежище с настроенным на амуры Дигби ей не хотелось. Она нервно повертела на пальце обручальное колечко.