Полет шершня - Кен Фоллетт

Ночь была летняя, короткая. Не успеешь оглянуться – уже рассвет. На море установился штиль. По воде, сокращая видимость, разостлался утренний туман. Хермии стало спокойней. Баркас шел на юг. Времени поймать сигнал оставалось совсем мало. Не поймает – значит, они с Дигби не правы, а Герберт Вуди кругом прав.

На палубу с кружкой чая в одной руке и бутербродом в другой вышел Стен.

– Ну как? – спросил он. – Нашли, что искали?

– Скорее всего сигнал идет с юга Дании, – отозвалась Хермия.

– Или совсем ниоткуда.

Она понуро кивнула.

– Я и сама начинаю думать, что вы правы… – И тут что-то услышала. – Погодите! – В верхней части шкалы прозвучала музыкальная нота. Хермия тронула верньер, спустилась чуть вниз, потом вверх и, сквозь статический треск, опять поймала музыкальную ноту, определенно искусственного происхождения, чуть выше до первой октавы. – Есть! – радостно воскликнула она. Шкала застыла на показателе 2,4 метра. Она сделала пометку в блокнотике, который Дигби тоже положил в чемодан.

Теперь требовалось определить направление. У приемника имелась шкала на триста шестьдесят градусов, стрелка которой указывала на источник сигнала. Дигби подчеркнул, что шкала должна находиться строго по центру баркаса. Тогда, исходя из местоположения судна и показаний шкалы, можно рассчитать направление сигнала.

– Ларс! Какой у нас курс?

– Восток-юго-восток, – ответил он из рубки.

– Нет, в цифрах.

– Ну… – Хотя погода была ясная, а море спокойно, баркас непрерывно перемещался и стрелка компаса ни на минуту не замирала.

– Как можно точней, – попросила она.

– Сто двадцать градусов.

Стрелка на шкале приемника указывала на триста сорок. Прибавив сто двадцать, Хермия получила направление сто. Сделала пометку в блокнотике.

– А где мы находимся?

– Погодите минутку. Когда я сверялся по звездам, мы пересекали пятьдесят шестую параллель. – Он справился с бортовым журналом, посмотрел на часы и назвал широту и долготу. Хермия записала данные, отдавая себе отчет в том, насколько они приблизительны.

– Ну все, теперь довольны? Можем идти домой? – нетерпеливо спросил Стен.

– Нужна еще попытка, чтобы сделать триангуляцию.

Сердито хмыкнув, он отошел, а Ларс подмигнул Хермии.

Она слушала ноту, пока они двигались на юг. Стрелка на шкале направления чуть-чуть сдвинулась. Через полчаса вновь спросила Ларса про курс.

– По-прежнему сто двадцать.

Шкала показывала на триста тридцать пять. Значение направления сигнала, следовательно, было девяносто пять. Она попросила еще раз определить местоположение судна, записала координаты.

– Домой? – спросил Ларс.

– Да. И спасибо вам.

Он повернул руль.

Чувствуя себя победительницей, Хермия дождаться не могла, когда сумеет определить, откуда звучал сигнал. В рубке нашлась крупномасштабная карта. С помощью Ларса она отметила положение судна с разницей в полчаса и, сделав поправку на географический север, прочертила линии направления сигнала. Точка пересечения оказалась в море, неподалеку от острова Санде.

– Вот это да! – ахнула она. – Мой жених родом с Санде!

– Санде? Я там бывал – несколько лет назад ездил на автомобильные гонки.

Она была вне себя от счастья. И догадка оказалась верна, и метод сработал! Сама логика подсказывала: сигнал должен исходить именно из тех мест! Теперь нужно поручить Поулю Кирке – ну или кому-то еще – смотаться на Санде, оглядеться.

«Вернусь в Бличли и пошлю им шифровку», – решила Хермия.

Несколько минут спустя она зафиксировала текущий курс. Сигнал стал совсем слабым, но третья линия на карте с первыми двумя составила треугольник, и остров Санде попадал в его границы. Вычисления были самые приблизительные, но вывод представлялся бесспорным. Радиосигнал шел с острова.

Ей не терпелось рассказать об этом Дигби.

Глава 6

Машины красивее «тайгер мота» Харальд в жизни не видел. «Тигровый мотылек» и впрямь походил на бабочку, изготовившуюся к полету: нижние и верхние крылья раскинуты вширь, колесики, как у игрушечной машинки, невесомо стоят на траве, длинный хвост конусом сужается на нет. Погода держалась отличная, и маленький самолет трепетал на мягком ветру, будто ему не терпелось взлететь. Мотор, установленный в носовой части, вращал большой кремового цвета пропеллер. За мотором находились две открытые кабины, одна позади другой.

Он был двоюродной родней потрепанному «хорнет моту», «шершню» из заброшенной церкви в Кирстенслоте, и по конструкции тоже, только у «шершня» кабина была закрытая, а сиденья расположены бок о бок. Однако «шершень», стоя вкось на своей подломленной опоре, выглядел жалко: тканевый корпус в дырах и потеках масла, обивка сидений порвана. «Мотылек», по контрасту, вид имел бравый, сверкал свежей краской на фюзеляже и солнечными бликами на ветровом стекле. Хвост его упирался в землю, а нос смотрел в небо, будто принюхивался.

– Обратите внимание: поверхность крыла снизу плоская, а сверху – выпуклая, – взмахнул рукой брат Харальда Арне. – Благодаря этому в полете поток воздуха, обтекающий крыло сверху, движется быстрей, чем воздух снизу. – И он улыбнулся своей улыбкой, за которую люди прощали ему что угодно. – По причинам, понять которые мне не дано, самолет взлетает.

– Так создается разность в давлении, – подал голос Харальд.

– Да ты что? – обронил Арне.

Старшеклассники Янсборгской школы приехали провести день в летной школе в Водале. Принимали их Арне и Поуль Кирке. Мероприятие было затеяно для того, чтобы убедить способных молодых людей пойти в военно-воздушные силы, которые при немцах остались без дела. Хейсу, с его военным прошлым, было приятно, когда кто-то из выпускников шел служить в армию, а для мальчиков такая поездка представляла собой желанный передых от подготовки к экзаменам.

– Плоскости на петлях в составе нижнего крыла называются «элероны», – объяснил классу Арне. – Системой тяг они соединены с рычагом управления, который иногда называют «игрун» по причинам, которые вы поймете, когда повзрослеете. – Он ухмыльнулся. – Если двинуть рычаг налево, элерон на левом крыле поднимется, а на правом – опустится. В результате самолет накренится и повернет налево. Мы называем это «вираж».

Харальд слушал как зачарованный, но еще больше ему хотелось забраться в кабину и полетать.

– Вы, конечно, заметили, что задняя часть хвостового оперения крепится тоже петлями, – продолжал Арне. – Это называется «руль высоты» – он заставляет самолет клевать носом или устремляться ввысь. Если отвести рычаг от себя, руль высоты, выдвинувшись, нажмет на хвост, и самолет пойдет вверх.

Харальд заметил, что верхняя часть хвостового оперения тоже имеет откидной щиток.

– А это для чего? – спросил он, показав пальцем.

– Это руль направления, контролируемый двумя педалями, которые утоплены в пол кабины. Работает так же, как руль моторной лодки.

– А зачем нужен руль направления? – вступил Мадс. – Ведь чтобы изменить курс, есть элероны.

– Отличный вопрос! – кивнул Арне. – Он говорит о том, что ты внимательно слушал. Но разве сам не догадываешься? Зачем самолету, чтобы держать курс, нужны не только элероны, но еще и руль направления?

– Элеронами пользоваться нельзя, когда ты на взлетной дорожке, – предположил Харальд.

– Потому что?..

– Потому что тогда крылья могут задеть землю.

– Верно. Руль направления нужен во время выруливания, когда нельзя дать крен, потому что крылья заденут землю. А в воздухе руль направления нужен нам для устойчивости и балансировки, чтобы самолет, как мы говорим, не рыскал туда-сюда.

Группу из пятнадцати мальчиков провели по базе, подробно рассказали о том, что с точки зрения карьерного роста, жалованья и профессиональной подготовки сулит молодому человеку служба в армии, а потом накормили обедом в компании летчиков-стажеров. Теперь они с нетерпением ждали, когда начнется обещанный индивидуальный урок самолетовождения, что, конечно, планировалось как кульминация всего дня.

«Мотыльки» выстроились в ряд на траве. С начала оккупации датским военным самолетам было запрещено подниматься в воздух, но имелись исключения. Летной школе дозволялось обучать вождению планеров, и на сегодня летчикам выдали специальное разрешение полетать со школьниками на «мотыльках». На тот случай, если кому-то вздумается улететь таким образом в Швецию, на взлетной полосе дежурили два истребителя-штурмовика «Мессершмит-109», готовые догнать и расстрелять любого, кто рискнет сбежать.

Поуль Кирке перехватил инициативу у Арне:

– Теперь можно взглянуть на кабину. Давайте по одному. Только ставьте ступню точно на черную полосу на нижнем крыле. Если встать в другом месте, обшивка под вашим весом треснет и лететь будет не на чем.

Тик Даквитц пошел первым.

– Слева видишь серебристый рычажок? Это ручка управления двигателем, она регулирует обороты мотора, а ниже, зеленая, – это триммер, через устройство сцепления он пружиной соединен с рулем высоты и отвечает за балансировку. Если в полете он стоит так, как надо, самолет летит ровно, даже когда ты снимешь с рычага руку, – пояснил Поуль.