Профессор Вильчур - Тадеуш Доленга-Мостович

– Весьма благодарен вам, пан председатель, за это, – сказал Вильчур.

– Я не хочу оказывать ни малейшего давления на ваше решение, ни малейшего, – продолжал Тухвиц. – Я просто не разбираюсь в этом. Я получил одностороннее освещение вопроса. Добавлю еще, что у меня сложилось впечатление, о котором я уже упоминал раньше, что ваши противники меньше руководствуются объективными побуждениями, а больше своей амбицией. Несмотря на это, я считаю, дорогой профессор, что кампания, начатая против вас подчиненным вам коллективом, не может не оказать влияния на нормальное функционирование учреждения. Эта ситуация требует оздоровления. Короче говоря, или вы соглашаетесь со своей отставкой, или должны будете убрать тех, кто выразил вам недоверие. Существующее положение не может продолжаться дальше.

Вильчур ответил с грустью:

– Я согласен с вами, пан председатель, полностью. Я хотел бы только услышать претензии, какие мне предъявлены.

Председатель открыл портфель.

– У меня с собой копия докладной записки. Оригинала нет, так как там подписи. Вы, разумеется, понимаете, что занимаемое мной положение требует соблюдения определенной секретности.

– Без сомнения, – согласился Вильчур.

– Само собой разумеется, в случае, если вы примете второе решение, я вручу вам оригинал, чтобы вы смогли уволить его авторов. Сейчас вручаю вам копию.

Он подал Вильчуру несколько машинописных страниц. Профессор углубился в чтение. Как он и предполагал, ничего нового и существенного он в них не нашел. Все вертелось вокруг подозрений, что амнезия оставила в его психике значительный след, что знахарство извратило его методы лечения, что хромает организация работы в клинике из-за недосмотра, вялого администрирования и покровительства отдельным лицам персонала. Приведен ряд откликов прессы в подтверждение того, что клиника утрачивает свою безупречную репутацию, свое утвердившееся на протяжении долгих лет доброе имя лучшей клиники в столице.

Вильчур сложил страницы и с иронической улыбкой обратился к Тухвицу.

– Что вы об этом думаете? – серьезно спросил Тухвиц.

Профессор Вильчур взял карандаш.

– Отвечу по порядку на все претензии. Если речь идет об амнезии, то ни один из специалистов ни слова не упоминает о том, что ему пришлось когда-нибудь у кого-нибудь из пациентов наблюдать ее рецидив. Ни один. Вы, я думаю, догадываетесь, пан председатель, что я сам был заинтересован этой проблемой, и после того, как я пришел в себя, я изучил все, что когда-либо было написано на эту тему.

– Вполне понятно, – согласился Тухвиц.

– Таким образом, первая претензия отпадает. Вторая касается моего знахарства. Она вообще смехотворна. Не думаю, чтобы кто-нибудь из авторов этой докладной располагал более глубокими медицинскими знаниями, чем я. Большинство занятого здесь персонала черпало эти знания у меня, черпало и черпает. Именно во время моей знахарской практики я узнал несколько лечебных средств, неизвестных официальной медицине или заброшенных ею. На практике эти средства оказались хорошими и результативными. Почему же я не должен их использовать? Медицина не претендует на безошибочность. Те специалисты, которые подписали этот документ, видимо, считают себя непогрешимыми. Остаются еще две претензии. Первая касается плохой организации работы в клинике, в результате чего она утрачивает свою репутацию. Пан председатель! Эту клинику основал я, основал много лет назад и думаю, что именно у меня есть право сказать, что ее прежнее доброе имя – это моя работа.

– Несомненно, – согласился председатель.

– Это правда, – продолжал Вильчур, – в последнее время репутация клиники стала портиться. Разберемся объективно почему. Здесь нет никаких других причин, кроме той, что люди, которые решили меня убрать, стараются испортить ее. Это просто агитация. Я не буду называть фамилий, не буду перечислять факты. Однако уверяю вас, что знаю, кто и каким образом вредит клинике. До настоящего времени я не сделал из этого никаких выводов. Я верил в людей, надеялся, что опомнятся, остановятся, что проснется у них совесть. Я верил и в то, что общество заметит, какими толстыми нитками шита эта грязная работа. Но я ошибся. Наконец, претензия последняя. Говорят, что я стар и измучен, что беспорядок в клинике – это результат истощения моей энергии и руководящих способностей. Пан председатель, я согласен, что моя энергия в последнее время подорвана, состояние нервной системы оставляет желать лучшего, мое здоровье надломлено. Это все правда. Но такое мое состояние имеет причину. Единственной причиной его является эта омерзительная кампания лжи и сплетен, которую проводят мои враги. Я понимаю, что вас, как представителя общества, которому принадлежит клиника, может мало интересовать, почему снизился авторитет руководителя клиники. Для вас важен результат, объективный факт: снизился. Поэтому я не могу воспользоваться любезно предоставленным мне правом принять решение. И прошу вас, не обременяйте меня решением этого вопроса.

– Однако если вы позволите, пан профессор, я буду настаивать на своем. Повторяю, я совершенно убежден в вашей объективности и знаю, что ваше решение будет единственно правильным.

Вильчур задумался и спустя несколько минут ответил:

– Хорошо, пан председатель. Но я прошу вас дать мне несколько дней. Я подумаю, а поскольку претензии ко мне изложены в письменной форме, мне бы хотелось ответить на них так же. Поверьте мне, что в данную минуту у меня еще нет никакого решения. Я должен обдумать все это, основательно исследовать ситуацию, должен проверить, буду ли я располагать достаточным аппаратом для ведения клиники после освобождения недовольных. Вы не упомянули, пан председатель, сколько из моих сотрудников подписало эту докладную; Но относительно хорошо зная всех своих подчиненных, я могу вас заверить, что среди них окажется наверняка больше таких, кто станет на мою защиту, чем тех, кто выступил против меня. Председатель встал.

– Я тоже в этом убежден. Я оставляю вам эту копию и буду ждать ваш ответ. Еще раз заверяю вас, пан профессор, в моем искреннем уважении и дружеском отношении к вам.

После ухода Тухвица Вильчур долго размышлял. Красная лампочка над дверью его кабинета не гасла, и каждую минуту посетители, хотевшие с ним встретиться, напрасно заглядывали в приемную.

На двух листах бумаги Вильчур выписывал фамилии врачей, которые выскажутся за ту или другую сторону. Первую страницу открывал профессор Добранецкий, вторую – доктор Кольский. Этот предполагаемый список показал, что Вильчур мог рассчитывать на лояльность большинства персонала. Он решил сейчас же приступить к делу и поочередно с каждым провести беседу. Первого он вызвал доктора Кольского.