Поляна, 2014 № 02 (8), май - Журнал Поляна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока все не назвонились, они не успокоились.
Самогоноварение
Опыт с самогоноварением начался у меня с того, что муж моей первой жены — Алексей Акимов подарил мне стеклянный самогонный аппарат. Кто не знает, самогонный аппарат состоит из двух основных предметов: колбы литра на три, куда наливается брага, и рефрижератора — трубки, в которую встроен змеевик. В саму же трубку подается через шланг от клизмы холодная вода из крана и сливается в раковину. Колба ставится на газовую конфорку, пускается вода и на малом газу начинается подогрев. Через некоторое время брага начинает булькать, и вскорости начинает капать вожделенная жидкость. Пробуй! Это самая приятная часть процесса. А для получения браги надо взять три килограмма сахарного песка и три палочки дрожжей, залить водой в десятилитровую бутыль и перемешать. Бутыль надо поставить в теплое место, и через несколько дней брага готова.
Мы в те годы жили на Преображенке в кооперативной однокомнатной квартире и у нас был маленький сын. Процессом перегонки я обычно занимался вечером, сын и жена уже спали. Я усаживался на кухне, ставил колбу на конфорку, подставлял под капающий самогон бутылку и занимался «умственным трудом» — писал кандидатскую диссертацию. Приятным было сознание того, что даже если ничего не напишешь, нужная жидкость накапает. Правда, имелось две трудности: в процессе получения браги распространялся характерный запашок, да и во время перегонки запах был весьма характерный, который чувствовался и на лестничной площадке. Могли настучать. Вторая трудность состояла в том, что не было воспроизводимости — вроде все делаешь одинаково, пропорцию и режим выдерживаешь, а получается то божественная влага, а то — «пить нельзя». Жена высказывала недовольство. В те годы мужчины все мерили на бутылки, а женщины — на колготки. И мой основной аргумент состоял в том, «сколько ты сможешь купить пар колготок, если мы для приема гостей не будем покупать водки, а угостим самогоном». Жена вняла этому аргументу, но сказала: «Ты что-то делаешь не так! Дай-ка я займусь этим сама!» Надо сказать, что у нее имелись «технические» наклонности, она занималась фотографией, всякие там проявители-закрепители. Отстранила меня от процесса, и воспроизводимость значительно повысилась. Жена даже дошла до того, что, начав процесс перегонки, уезжала в свой техникум преподавать, и когда через положенное время возвращалась, бутылка была уже почти полной. Так дело и шло, в семье царили мир и согласие, укрепленные новыми парами колготок. Все было хорошо до одного дня, когда ее попросили заменить заболевшего преподавателя. У преподавателей замена — дело святое: сегодня — ты, а завтра — тебя. Не могла же она сказать: «Извините, у меня перегоняется самогон». Одним словом, она вернулась домой на два-часа позже и вовремя: по линолеумному полу кухни уже побежали голубоватые огоньки. Это самогон переполнил бутылку и вспыхнул от конфорки (надо сказать, что сначала идет самогон градусов в шестьдесят). В общем, приди она чуть позже, и сгорела бы наша кооперативная квартира, а то и весь кооперативный дом. На этом наши опыты с самогоноварением закончились.
А вообще должен сказать, что под брюки в то время редкие женщины надевали целые колготки.
Лекция в Борке
В начале 90-х, когда мы купили дом в селе Веретее возле поселка Борок Ярославской области, я как раз стал апологетом «открытых систем» и продвигал эту идею где только можно. Учитывая, что Борок — маленький наукоград, я предложил прочитать лекцию на любимую мной тему. В Веретее мы поселились, можно сказать, благодаря знакомству с В. Цельмовичем — человеком замечательным во многих отношениях, и он предложил прочитать мне лекцию в конференц-зале Института биологии внутренних вод РАН. Когда я вошел в конференц-зал, про себя ахнул — зал был заполнен весь, вплоть до последнего кресла, что в девяностые годы было большой редкостью для научных лекций. Пока я шел к трибуне, я отметил, что преобладали женщины в возрасте 25–30 лет, то есть в самом расцвете. Цельмович как ведущий объявил мою лекцию со всеми моими регалиями. Вдохновленный такой аудиторией, я очень старался сделать презентацию как можно лучше, доходчивей. То есть я «распушил хвост» как можно пышнее. Мне казалось, что зал сидел, затаив дыхание. Когда прошел последний слайд «Спасибо за внимание», я сказал, что с удовольствием отвечу на все вопросы. «Пожалуйста, вопросы» — сказал Цельмович. Вопросов не оказалось. Как известно, вопросов не бывает в двух случаях: или всем слушающим все совершенно понятно или никто ничего не понял. Еще не совсем остыв от своей вдохновенной речи, я истолковал отсутствие вопросов «в свою пользу», решив, что мое выступление было блестящим. Сходя с трибуны, я услышал, как Цельмович сказал: «Ну, раз вопросов нет, поблагодарим докладчика и переходим ко второму вопросу нашего заседания: о выплате пособий матерям-одиночкам».
На геологическом конгрессе
Мой отец Яков Алексеевич Олейников был геологом. До войны с ним произошел такой случай. Он участвовал как-то летом в работе геологического конгресса, проходившего в Ленинграде. Во время перерыва, когда он стоял и курил, к нему подходит одна довольно симпатичная дама и говорит: «Серж! Почему же ты вернулся и никак не объявился?» Отец говорит: «Гражданочка, вы видно обознались и с кем-то меня перепутали». Дамочка приближается на опасно близкое расстояние и говорит с придыханием: «Серж! Как ты можешь такое говорить? Тем более, после всего того, что у нас с тобой было!» Отец говорит: «Гражданочка, я вам никакой не Серж, а Олейников Яков Алексеевич! Хотите, я вам паспорт покажу?» И лезет в карман за паспортом. Дамочка говорит: «Не надо мне твоего поддельного паспорта! Неужели ты думаешь, что я тебя выдам. И наш сынок — вылитый ты!» Тут, на счастье, объявляют конец перерыва, и отец, быстро извинившись, уходит на заседание. Во время заседания он соображает, что у дамочки был роман с этим Сержем, видимо белогвардейцем, который потом эмигрировал, и теперь она решила, что он нелегально вернулся из-за границы. Как заядлому курильщику, в следующем перерыве отцу не терпится покурить, и он уходит на дальнюю лестницу. Не успел он затянуться папиросой, как дамочка, обойдя все курилки, снова подходит к нему с той же песней: «Серж! Я клянусь, что не выдам тебя, но я не могу без тебя жить, я никого больше не любила» и так далее. Отец всячески отнекивается, но дамочка никаких аргументов слушать не хочет. Тут опять звонок об окончании перерыва, и отец ускользает от настойчивой дамочки в зал. Но слушать докладчиков он уж не может, думая, как бы отделаться от дамы. Ему и смешно и надоело, и немножко жалко ее. Тут заседание заканчивается, отец выходит в фойе и норовит скрыться в туалете, но дама тут как тут. И тут отца осеняет одна мысль. Он спрашивает: «Скажите, а у вашего Сержа были на теле какие-нибудь особые приметы?» Дамочка закатывает глаза и говорит: «А как же? Разве я могу забыть родимое пятно у тебя под левой лопаткой, которое я так любила целовать, устав от объятий!». Тогда отец крепко берет ее под руку и говорит: «Пойдемте со мной» и увлекает ее в парк, прилегающий к зданию, где проходил конгресс. Уже стемнело, и отец, подойдя под свет фонаря, задирает на спине рубашку до самой шеи. Дама взглянула и говорит упавшим голосом:
— Извините, ошиблась! Так похожи!..
Встреча с родственниками
Моя мама, находясь еще до моего рождения в составе геологической экспедиции на Дальнем Востоке, решила разыскать своего дядю по материнской линии. Она не видела дядю со времен революции, но было известно, что он после скитаний во время гражданской войны жил в Хабаровске вместе с женой. Мама их разыскала, оказалось, что они живут в «китайском» районе. Они несказанно обрадовались, в глаза маме бросилась их нищета, им даже нечем было маму угостить. Но была у них очень веселая и ласковая собачка, которая маму всю облизала, и мама, очень любившая собак, тоже ее приласкала. Дядя с женой, извинившись, что нечем угостить, очень просили маму прийти завтра. Мама, конечно, согласилась. Назавтра, когда она пришла, все уселись за вполне богатый стол и предались разговорам и тостам за родню. В какой-то момент мама спохватилась, что не видит собачки, и спросила, где же она. Хозяева засмущались, и мама, в конце концов, поняла, что им пришлось продать собачку, чтобы накрыть стол для дорогой племянницы. Для китайцев собаки — деликатес.
А у мамы кусок стал поперек горла.
Минаев. Михалков
Мой первый тесть Владимир Николаевич Минаев был художником-графиком, во время войны он работал во фронтовой газете, был очень общительным человеком и имел много знакомых. Поскольку лето мы проводили на даче на Николиной Горе, в поселке РАНИС — работников науки и искусства, то среди знакомых В. Н. было много выдающихся людей, с которыми мне было лестно познакомиться. Приятно, конечно, когда тебе подает руку Михаил Ботвинник. Однажды тесть взял меня с собой на дачу Сергея Михалкова, знаменитого многократно награжденного детского поэта, в основном известного в качестве соавтора Гимна Советского Союза, с которым был знаком еще с довоенных времен. Как известно, в более поздние времена Михалков удачно заменил строчки «Нас вырастил Сталин на верность народу» и ряд других и гимн стал гимном новой России.