Надпись на сердце - Борис Привалов

И так вышло, что котлован не только до домов поселка строителей дойти должен, но и две крайние улицы захватить.

По плану переселить жильцов обещали, к примеру, двадцатого. К этому же числу новые дома к сдаче готовили. Но ведь «план предполагает, а человек перевыполняет». Экскаваторщики такой темп взяли, что уже пятнадцатого числа к обеденному перерыву начали под крайнюю улицу подкапываться. И — словно нарочно — именно под те дома, где сами же они с семьями проживали! Еще несколько часов работы — и прощай собственная жилплощадь со всем имуществом!

Что делать? Ребятишки гвалтуют, жены мужьям всякие обидные слова кричат: мол, изверг, сам себе яму роешь, ради выполнения нормы семью по миру пускаешь, крыши-крова лишаешь!

Сами понимаете: раз женщина, да еще мать, да еще при людях в ажиотаж входит — ее так и несет на всех скандальных парусах.

Экскаваторщики отшучивались в меру сил: «Прогноз погоды без осадков, в шалашах неделю проживем, даже полезно будет», а у самих кошки на сердце скребли: очень важно было именно сегодня котлован закончить и на другой объект перейти, а тут вот какая загогулина с лично-жилищным вопросом! Перевыполнили, выходит, план на свою же голову!

Ну, поругались с супругами, все честь по чести, приказали вещи из домов эвакуировать и единогласно порешили дальше грунт вынимать, согласно проектному заданию.

И вот подходит первая машина к дому, а дом уже пустой стоит. Ни одной души! Два часа назад тут крик стоял, выяснялись, так сказать, отношения, а сейчас тишина и даже оконные рамы кое-где уже сняты.

В этот момент подъезжают к домам грузовики (не погибать же стройматериалам!), рабочие начинают стены разбирать. Экскаваторщики спрашивают: «Куда жители девались?»

Оказывается, всех уже переселили в новые квартиры. Но откуда же взялась готовая жилплощадь, когда ее только к двадцатому числу готовят? Так ведь каменщики да строители не только план выполняли, а давали норму от души. И, как на котловане, тоже закончили свои объекты на пять дней раньше. Только и всего.

Но когда я наблюдал, как экскаваторщики, не сбавляя темпа, приближались к домам, где жили их жены и дети, тут-то и вспомнились мне заграничные «чемпионаты ковша». В конце концов собрать коробок спичек — вопрос тренировки, и, следовательно, дело наживное. А вот своею собственной рукой ради общего дела оставить семью без крова, такое испытание едва ли кто из «яично-спичечных рекордсменов» выдержал бы.

Я предлагаю тост: ЗА ВЕЛИКИЙ РАБОЧИЙ КЛАСС! За рабочую солидарность!

Понятно, тост был принят на «ура».

И тут подошла очередь Ивана Ивановича Геолога. Он расправил пряди бороды и рассказал историю о «молочных братьях».

МОЛОЧНЫЕ БРАТЬЯ

— Смешной этот случай произошел буквально на днях.

По роду своей деятельности мне приходится работать в контакте с зоотехниками: мы выводим одну очень перспективную породу молочного скота. И вот я приехал в один небольшой город, чтобы прочесть цикл лекций в местном сельхозтехникуме. События, которые я вам буду излагать, несколько фантастичны, но это только на первый взгляд. Вот здесь с нами вместе летит товарищ Январев, он был свидетелем и участником всех этих историй, он мне соврать не даст.

— Не дам, — ответил молоденький парнишка лет семнадцати, — факт, не дам, Иван Иванович.

— Вот этого самого Костю, — продолжал зоолог Геолог, — секретарь райкома комсомола дал мне в сопровождающие. Я в этом городке не был со времен войны, и поэтому, понятно, мне было бы трудно ориентироваться среди новых улиц, площадей, скверов. А я хотел все осмотреть. И, как я сразу понял, гида лучше Кости мне едва ли удалось бы найти. Куда бы мы ни пришли, у него сразу же отыскивались знакомые, приятели, друзья приятелей и приятели друзей. Более того — у него обнаружилось, по самым моим скромным подсчетам, более двадцати молочных братьев

«Знакомьтесь, — представил он мне на заводе экскаваторов мощного брюнета по фамилии Квирикашвили. — Монтажник, зовут Сандро. Мой молочный брат».

И Сандро Квирикашвили, поблескивая перламутровой улыбкой, охотно подтверждал молочное родство.

После того как мы осмотрели завод, мы отправились на мясокомбинат, на канатную фабрику, в педагогический институт, в местный союз художников, и всюду повторялась одна и та же картина.

«Молочными» оказались азербайджанец Авэз Ибрагимов, дагестанец Нурадин Юсупов, казах Мухтар Кизылбаев, и даже нашлась одна «молочная сестра» — работница камвольного комбината Нина Кузьмилова.

И все это было правдой, товарищи, Костя соврать мне не даст.

— Конечно, не дам, — кивнул головой Костя. — Фактический факт!

— Так вот, — продолжал Иван Иванович, — я поглядывал на моего сопровождающего с недоумением. Мне казалось, что он что-то путает. «Вы знаете, Костя, — издалека начал я, — что молочным братом или сестрой называется только тот, кто вскормлен одним и тем же молоком. Может быть, вы вкладываете в это понятие иной смысл?»

Но выяснилось, что именно этот единственно правильный смысл Костя и вкладывает в понятие «молочного братства».

Оказывается, Костя, как и все его «братья», были воспитанниками детдома, который был эвакуирован сюда во время войны. Но фронт подошел так близко, что нарушилось снабжение, разрушены были дороги, и детдомовцы начали терпеть большой недостаток в продуктах питания. Многие дети даже ослабли от нехватки еды. И вот командование одной из частей разыскало где-то в ближайших поселках одну-единственную, чудом сохранившуюся корову и доставило ее вместе с солидным запасом кормов в детдом. Корова неожиданно заболела, ее пришлось лечить — один из солдат случайно оказался сведущим в ветеринарии. Короче говоря, наиболее ослабевшие и самые маленькие дети буквально были спасены этой коровушкой, которая, кстати, оказалась очень породистой и удоистой. Вот таким образом и получилось «молочное братство».

— Простите, — послышался голос Кости, — но тут Иван Иванович не совсем точен. Это верно, о «молочных» братьях и сестрах он узнал на днях. Но и мы тогда же узнали, что разыскал для нас эту породистую корову-кормилицу и вылечил ее сержант Геолог Иван Иванович!

После этого рассказа тостов было произнесено множество, потом снова пошли рассказы, но, когда очередь дошла до меня, в салоне появилась стюардесса и объявила:

— Москва, товарищи! Самолет идет на посадку!

— Я не виноват, — оправдывался я. — Но чтобы выполнить обещание, я напишу рассказ о нашей встрече и необычайном Новом годе, когда остановилось время! Надеюсь, никто не будет возражать?

— Принято единогласно! — ответил мне хор голосов.

— При одном воздержавшемся! — кивнув в сторону модной дамочки, добавил Иван Иванович.

Но «жена своего мужа» не слышала нас, она накидывала нейлоновую шубку и срочно подкрашивала губы.

Когда мы спускались по трапу самолета на землю аэродрома, радио разнесло в морозной ночной тиши звуки кремлевских курантов: в Москве наступил Новый год.

Я ВАС ЛЮБЛЮ!

ДРУГ НИКОТИНА

Василий Сибилев заплатил в кассу за пять пачек «Казбека» и коробок спичек, подошел к низенькому прилавку, расцвеченному яркими папиросными этикетками, протянул чек:

— Будьте добры, дайте мне пя... — Но тут язык отказался повиноваться ему.

Так бывает порою, когда встречаешься носом к носу с мечтой. С той розово-голубой мечтой юности, о реальности которой даже никогда и не мыслилось всерьез. Василии Сибилев весь короткий период своего совершеннолетия мечтал встретиться с девушкой идеальной красоты, девушкой, как две капли воды похожей на ту, что стояла за табачным прилавком.

— Лена! — строго сказал возвышающийся над прилавком с мундштуками и трубками усатый дядя. — Лена! Почему не обслуживаешь потребителя? Видишь ведь, человек пять минут руку с чеком тянет!

Сибилев перевел дух и многозначительно поведал Лене (Леночке, Ланечке, Еленушке!) о своем сокровенном желании: получить пять пачек «Казбека» и коробок спичек. Больше он не смог произнести ни одного слова — запас храбрости кончился.

Разумеется, на следующий день Сибилев появился вновь. Он долго консультировался с Леной, какие сигареты лучше и почему. Попутно сообщил девушке о задуманной им реформе табачной промышленности:

— Жизненные противоречия, Леночка, имеются всюду. Диалектика, сами понимаете. Вот, к примеру, ваше табачное дело. С одной стороны — лекции читаются о вреде табака и курения. С другой — рекламы на площадях горят-надрываются: «Курите сигареты «Прима». С одной стороны — капля никотина шутя убивает, извиняюсь, слона. А с другой — табачные коробки выглядят красивее шоколада, не говоря уже о других продуктах питания. Кстати, вы любите шоколад «Золотой ярлык»? Так сказать, кондитерское «Золотое руно»? Прошу... Угощайтесь, не стесняйтесь. У меня этих ярлыков девать некуда. Берите. Не стоит благодарности. Так вот, о вреде курения. Ведь факт: курево — сплошной вред для здоровья. Любой профессор бесплатно подтвердит. А Главтабак из кожи лезет вон, чтобы побольше курильщиков создать. Почему? У них план есть. Выпуск продукции им предписано увеличивать из года в год. Премии они за это получают. За что, если разобраться? Раз табак — яд и укорачивает жизнь? А? Я бы, Леночка, простую штуку сделал. Всякие там планы с табачной промышленности снял. Чтоб никакого роста. Затем такую бы пропаганду против курения начал — только держись. Рекламы бы новые заказал. Вместо «Курите сигареты «Прима» написал горящими буквами: «Если хотите умереть на год раньше — курите сигареты «Прима». И не называл бы папиросы завлекающе: «Курортные», «Три богатыря», а «Кладбищенские», «Три дистрофика». Вместо «Казбека» — «Инсульт», вместо «Беломорканала» — «Инфаркт». Никаких ярких оболочек — чернота, череп, кости, гроб и катафалк. И на каждой коробке обязательная надпечатка: «Здесь двадцать пять штук папирос, каждая из которых приближает вас к смерти на пять минут. Курите и помните: ближайшее похоронное бюро на улице такой-то, дом номер такой-то». Вот это было бы по-государственному. В конце концов, что дороже: здоровье трудящихся или доходы от табачной монополии? Разные там неизлечимые курильщики пусть курят, им все равно. А уж молодое поколение с опаской подходило бы к этому делу...