Валашский дракон - Светлана Лыжина

Сразу вспомнились все ужасные рассказы о Дракуле, слышанные ранее, но последним в этой череде оказался не такой уж ужасный рассказ о купце и ста шестидесяти золотых монетах, услышанный во время путешествия по реке. Ах, как захотелось флорентийцу поверить словам корабельщиков, утверждавших, что Дракула «добрый человек»!

«О, если бы он и в самом деле был добрым! – мысленно сокрушался Джулиано. – Но, к сожалению, он злодей. Страшный злодей! И, как теперь выяснилось, этот злодей не оставил своих жестоких привычек даже в заточении! А что будет, если он вдруг рассердится на меня или на учителя? Сможем ли мы защитить себя? А вдруг прольётся кровь?» Ученик придворного живописца уже представил собственную кровь, льющуюся на пол, поэтому вздрогнул, когда комендант предложил:

– Сходим сейчас к нему?

– К кому? – глухим голосом спросил флорентиец.

– К узнику, – пояснил комендант таким обычным тоном, будто речь шла вовсе не о Дракуле. – Тебе разве не любопытно? Тащился в такую даль и уйдёшь, не посмотрев?

Джулиано побледнел, но решил, что противиться встрече с неизбежным глупо. Ведь рано или поздно пойти в башню придётся. К тому же он ведь обещал дочке трактирщика взглянуть на узника и рассказать о том, что видел. «Эх, на что не решишься ради благосклонности красавицы!» – подумал юноша.

Меж тем комендант, видя, что собеседник витает в иных сферах, тронул его за плечо:

– Ну, что? Пойдём? Чего задумался?

Джулиано окончательно очнулся и, чтобы не раскрывать своих истинных мыслей, произнёс:

– Мне вдруг пришло в голову… Если я пойду к узнику, то как мне к нему обращаться? Я должен называть его «господин Дракула» или по-другому?

– Мы зовём его «Ваша Светлость», – ответил комендант.

– Ваша Светлость, – повторил флорентиец, стремясь лучше запомнить, чтобы из-за волнения эти два слова не забылись в самый неподходящий момент.

Затем юноша спросил:

– А почему именно так?

– Так уж сложилось, – объяснил комендант. – Когда этого узника доверили нам, он уже не был правителем в своей земле, но ещё считался герцогом Амлаша и Фэгэраша, а к герцогу обращаются «Ваша Светлость». Затем, как я слышал, наш король забрал у него герцогство, и с тех пор узнику не принадлежит никаких земель, да и герцогский титул не принадлежит. Но мы-то уже привыкли, что нашего подопечного надо звать Светлостью. Да и он привык. К тому же распоряжение о том, что надо звать узника как герцога, было в королевском приказе, и никаких новых приказов на этот счёт не поступало. Вот мы и зовём, как велено. И ты так зови.

Окончание этого объяснения было произнесено уже при подъёме на крепостную стену, которая тянулась от цитадели вниз по склону горы и оканчивалась почти у самого берега Дуная. Оказалось, что эта стена заодно является лестницей с бессчётным количеством каменных ступеней. Сбегая по ним и держась за стенные зубцы, как за перила, можно было очень быстро добраться до укреплённого дворика, посреди которого стояла Соломонова башня.

Спустившись в этот двор, грузный усач упёр руки в бока и внимательно осмотрел посты. Четверо латников стерегли одни ворота, возле которых недавно побывал Джулиано, и ещё четверо находились у других ворот, которых флорентиец до сих пор не видел. Помимо этих восьмерых, один караульный дежурил на стене, а вот входы в башню, казалось, не охранял никто.

Входов имелось два. Один – у самой земли, а второй – прямо над ним на следующем этаже, причём было очевидно, что нижний предназначался для простолюдинов, а верхний – для знати. «Получается, эта башня и в самом деле когда-то служила дворцом», – подумал ученик придворного живописца.

Рядом с бывшим королевским обиталищем имелось непонятное строение, похожее на большое крыльцо. Верхний вход соединялся с этим крыльцом посредством деревянного подъёмного моста, и именно по мосту кастелян повёл флорентийца внутрь.

Джулиано увидел огромную сумрачную почти пустую комнату с камином, в которой справа и слева от входа сидели двое вооружённых людей. Их можно было заметить только после того, как войдёшь и оглянешься.

Затем флорентийцу пришлось карабкаться по винтовой лестнице, которая производила впечатление настолько узкой, что казалось удивительным, как это грузный комендант умудрялся на ней не застрять. Лестница привела на следующий этаж в такую же большую полутёмную и полупустую комнату, где сидели ещё шестеро латников. Увидев, кто явился, они тут же вскочили, а кастелян усмехнулся.

– Что, братцы? Напугал я вас?

Шестеро ничего не ответили, вопросительно уставившись на Джулиано, которого они не знали.

– Проводите меня, – небрежно бросил комендант, после чего двое охранников из шести поспешили к двери, располагавшейся напротив той, которая вела к винтовой лестнице.

Оказалось, что за второй дверью находится другая лестница, гораздо удобнее и шире. По ней можно было пройти сюда с нижнего этажа, но комендант, наверное, нарочно поднимался неудобным путём, чтобы появиться с такой стороны, с которой никто не ждал.

«Не хотел бы я служить в здешней охране, – подумал флорентиец. – Тут каждую минуту жди подвоха от начальника. Но как ещё заставить людей быть бдительными, когда они стерегут узника уже очень давно? Им, наверное, ужасно надоело их занятие».

Тем временем минута встречи с узником, которого ученик придворного живописца продолжал бояться, приближалась. Вместе с комендантом и двумя латниками юноша поднялся по широкой лестнице на следующий этаж и остановился возле запертой двери, возле которой дежурили ещё двое вооружённых людей. Присутствие охраны помогло Джулиано немного успокоиться. «Ничего этот Дракула мне не сделает, – подумал флорентиец. – Ведь меня будут защищать четверо, да ещё кастелян. Если что, они своего узника всегда усмирят».

Дверь была заперта не только на замок, но и на железную задвижку. Задвижка открывалась туго и, когда один из охранников дёрнул её, громко взвизгнула. Затем комендант взял ключ из связки, которую носил на поясе, вставил ключ в замочную скважину, повернул. Дверь отворилась с лёгким скрипом, и флорентиец увидел часть комнаты – белую оштукатуренную стену и толстые доски пола.

– Добрый день, Ваша Светлость, – произнёс комендант, шагая через порог, а Джулиано, оглядев латников и догадавшись, что они вежливо пропускают гостя вперёд, тоже ступил на опасную территорию.

Комната, где содержали Дракулу, оказалась такой же большой, как и нижние, и в ней было не намного светлее, поэтому в первые мгновения юный флорентиец вертел головой, тщетно пытаясь увидеть узника. Камин, кровать под балдахином, стол, возле которого стояло резное кресло, и несколько ковров на полу – вот всё, на что наткнулся взгляд.

Лишь присмотревшись, ученик придворного живописца обнаружил у ближнего окна тёмную фигуру. Окно было очень большим, в полтора человеческих роста, но из-за цветных витражей давало не так много света, как могло бы. В левой половине, где раму кто-то открыл, виднелось яркое голубое небо, которое своим сиянием слепило глаза, а на фоне другой половины среди причудливых тёмных загогулин и цветных пятен витража не сразу удавалось различить голову с длинными волосами, спускавшимися на плечи, и сутулую спину.

Его Светлость сидел на каменной скамеечке – такой, которые в богатых домах и замках принято пристраивать под окнами – и, наверное, любовался окрестностями. Когда Джулиано только заметил его, Дракула смотрел в сторону неожиданных гостей, но затем повернулся к открытой половине окна, невольно показав свой профиль – высокий лоб, прямой нос и острый подбородок. Эти черты вместе с сутулой спиной неуловимым образом делали узника похожим на нахохлившуюся птицу.

Конец ознакомительного фрагмента.