Прогулка по лесам - Билл Брайсон

– А что, если нет? Что, если опять начнется буря? Как по мне, нам еще повезло, что мы выбрались оттуда живыми. – В его взгляде читалось отчаяние. – У меня восемнадцать банок «Крем-соды» в номере, – ляпнул он и сразу же пожалел о сказанном.

Я поднял бровь в изумлении:

– Восемнадцать? Ты что, решил здесь поселиться?

– На них была акция, – проворчал он в свою защиту и надулся.

– Слушай, Стивен, мне неприятно нарушать твои праздничные планы, но мы проделали весь этот путь не для того, чтобы пить газировку и смотреть телевизор.

– Но и не для того, чтобы подохнуть, – сказал он, но больше не спорил.

Мы отправились в путь, и нам повезло. Снег был глубоким, но через него можно было идти. Какой-то одинокий турист, видимо, еще более нетерпеливый, чем я, успел пройти впереди нас и проделал небольшую дорожку, что значительно облегчило наш путь. На крутых подъемах было довольно скользко. Кац постоянно тащился позади, падал и не переставал смачно материться. Время от времени на более высоких участках нам приходилось обходить огромные сугробы, но ни разу нам не встретилось место, где бы мы не смогли пройти.

А погода неожиданно оживилась. Вышло солнце, воздух становился все теплее и приятнее, небольшие горные ручейки ожили, наполнившись журчащей талой водой. Я даже услышал робкое пение птиц. На высоте больше тысячи метров снег все еще лежал, воздух все еще был прохладным, но ниже снег с каждым днем все уменьшался и уменьшался, а уже на третий день он остался лежать лишь в самых темных расщелинах. Все действительно было не так уж и плохо, однако Кац не хотел этого признавать. Я же просто шел вперед. Я был безумно счастлив.

Глава VII

Грейт-Смоки-Маунтинс

Следующие два дня Кац почти не говорил со мной. Через день в девять вечера из его палатки раздался небывалый звук. Это был хлопок открывающейся банки. Он произнес с вызовом:

– Знаешь, что это было, Брайсон? «Крем-сода». А знаешь, что еще? Я ее сейчас выпью и не дам тебе ни капли. А знаешь, что еще? Она безумно вкусная. – Затем последовал намеренно громкий причмокивающий звук. – М-м-м, м-м-м, пре-лест-но. – И еще один глоток. – Знаешь, почему я пью ее сейчас? Потому что уже девять вечера. А это время «Секретных материалов» – моего любимого сериала всех времен.

Громко прозвучал звук еще одного весьма продолжительного глотка, затем послышался скрип раскрывающейся молнии на палатке, за ним последовали глухой удар пустой банки о землю и звук закрывающейся молнии.

– Дружище, это было так классно, а теперь пошел в жопу и спокойной ночи.

На этом все закончилось. Наутро он был полностью в порядке.

Кац так и не проникся нашими походами, но все же чертовски старался это сделать. Временами, я думаю, он видел в этом что-то – нечто неуловимое, фундаментальное – то, что делало наше пребывание в лесу почти приятным. Иногда он мог восхититься видом или понаблюдать за удивительными красотами природы, но в основном поход для него являлся долгим, утомительным, грязным и бессмысленным занятием, находящимся весьма далеко за пределами его зоны комфорта. Тем временем я был всецело погружен в сам процесс преодоления и продвижения вперед, который приносил мне подлинное удовлетворение. Моя врожденная рассеянность, особенно сильно проявившаяся в походе, порой поражала Каца, иногда забавляла, но чаще всего доводила его до белого каления.

На четвертый день после расставания с Франклином я сидел на большом зеленом камне в ожидании Каца, когда осознал, что уже слишком давно его не видел. И тут он наконец появился. При этом выглядел мой компаньон еще более потрепанным, чем обычно. Куски веток в волосах, новая заметная дыра на рубашке и следы крови на лбу. Он скинул рюкзак и сел рядом со мной, держа в руках бутылку воды. Отхлебнув приличный глоток и вытерев лоб, он посмотрел на оставшуюся кровь на руке и в конце концов спросил:

– Как ты умудрился пройти мимо того дерева?

– Какого дерева?

– Того упавшего дерева, что лежит на выступе.

На минуту я задумался:

– Я такого не помню.

– Как ты можешь его не помнить? Оно преграждало путь, черт возьми!

Я вновь задумался, а затем с извиняющимся видом покачал головой. Я видел, что его сейчас разорвет от злости.

– Примерно в трехстах метрах от нас, – он остановился в ожидании моего осознания, которое, к его удивлению, не приходило. – С одной стороны крутой обрыв, с другой – заросли колючего кустарника, через которые невозможно пройти, а посередине – большое упавшее дерево. Ты должен был его заметить.

– Где именно это было? – спросил я, пытаясь тянуть время.

Кац не мог сдержать свой гнев:

– Боже мой, да там, где с одной стороны обрыв, с другой заросли, а между ними огромный поваленный дуб, примерно вот столько от земли, – и он показал расстояние сантиметров в тридцать пять. И вновь оказался поражен моим озадаченным видом.

– Брайсон, я не знаю, что за таблетки ты принимаешь, но я должен их попробовать. Дерево было слишком высокое, чтобы забраться на него, и слишком низко лежало, чтобы проползти под ним, и никакого другого пути не было. Я потратил полчаса, чтобы перелезть через него, я весь и везде порезался, пока делал это. Как ты мог не запомнить?

– Может, я вспомню это дерево немного позже, – с робкой надеждой в голосе ответил я. Кац покачал головой с грустным видом. Я никогда не понимал, почему именно его так выводила из себя моя рассеянность: он либо считал, что я специально притворяюсь тупым, чтобы раздражать его, либо пытался таким образом обмануть трудности – просто не замечая их. После этого разговора я пообещал себе некоторое время быть более наблюдательным и не уходить в себя, чтобы не усиливать его гнев.

И это оказалось правильным решением, потому что через два часа нам посчастливилось испытать тот самый момент облегчения, который так редок в любом походе. Мы шли вдоль вершины горы под названием Хай-топ, когда вдруг деревья расступились, и перед нами предстал вид, от которого захватывало дух. Внезапно мы перенеслись в другой мир, в мир, наполненный высокими и массивными скалистыми горами, мир с погруженными в туман и уходящими где-то вдали в хмурые облака вершинами. Эта картина одновременно пугала и манила. Перед нами предстали Смоки-Маунтинс.

Ниже, сжатое между долинами, лежало озеро Фонтана. Длинное и похожее на фьорд, оно поблескивало светло-зеленой водой. В западной части, где в него впадает река Литл-Теннесси, возвышалась 150-метровая плотина построенной еще в тридцатых годах прошлого века гидроэлектростанции. Это была самая высокая дамба к востоку от Миссисипи, привлекающая внимание людей, влюбленных в поэтику бетона. Мы поспешили вниз по тропе к плотине с надеждой найти там туристический центр, в котором, скорее всего, имелось кафе и другие радости цивилизованного мира. По крайней мере, мы мечтали, что там найдутся автоматы с едой и туалеты, где можно постирать вещи, набрать воды, взглянуть на себя в зеркало и наконец привести себя в порядок.

Там действительно оказался туристический центр, но он был закрыт. Объявление на стекле гласило, что он будет закрыт еще месяц. Автоматы с едой были пусты и вообще не подключены к сети. А главное, к нашему ужасу, туалеты были заколочены. Кац нашел кран с внешней стороны здания, но вода была перекрыта. Мы вздохнули, обменялись мужественным, но при этом глубоко трагичным взглядом и продолжили путь.

Тропа пересекала озеро в высшей точке плотины. Горы перед нами оказались не такими уж и высокими, но те, что были позади, возвышаясь, были похожи на очертания неведомого зверя. С одного лишь взгляда стало понятно, что мы находимся на тропе в царство красоты и трудностей. Граница национального парка Грейт-Смоки-Маунтинс проходила по дальнему берегу озера. Впереди лежали две тысячи квадратных километров густого высокогорного леса, семь дней пути и 115 км сурового похода, прежде чем мы снова сможем познать радости цивилизации – от чизбургеров и колы, до унитазов и теплого душа. По крайней мере, мы мечтали отправиться обратно свежими и умытыми. Я не признался Кацу, что нам предстояло пройти траверсом 16 вершин высотой свыше полутора тысяч метров, включая Клингманс-Доум – самую высокую точку Аппалачской тропы, находящуюся на высоте 2025 м (что лишь на 12 м ниже рядом стоящей горы Митчел, самой высокой на востоке США). Я был возбужден и прямо горел желанием. Казалось, даже Кац был взбудоражен. И если честно, тут было от чего возбудиться.

Во-первых, мы вошли уже в третий по счету штат – Теннесси, что всегда приносит чувство удовлетворения проделанным путем. Практически на протяжении всей тропы вдоль Смокис была обозначена граница Северной Каролины и Теннесси. Мне это очень нравилось. Нравилась сама возможность стоять правой ногой в одном штате, а левой в другом в любой момент, когда мне этого захочется (а это случалось частенько), сидеть во время привала на бревне в Теннесси или на камне в Северной Каролине, или же мочиться поперек границы и так далее. Во-вторых, у нас вызывали интерес все те вещи, которые могли встретиться в этих огромных, темных, легендарных горах: гигантские саламандры, высокие тюльпанные деревья, знаменитые грибы, похожие на вырезанные из тыквы на Хеллоуин фонари. Эти грибы светятся в темноте зеленым флюоресцентным цветом, который еще называют «ложным огнем». Возможно, мы могли бы повстречать медведя (с подветренной стороны, на безопасном расстоянии, который бы не замечал меня и был заинтересован лишь Кацем или никем из нас). Но в первую очередь в нас горела надежда или даже уверенность, что родник где-то близко, что с каждым днем мы оказываемся все ближе и ближе к нему и что сейчас в раю гор Смоки он наконец вырвется из скал.