Книга превращений - Марк Ньютон

Ее разоружила его прямота и то, что он не пытался ее оскорблять: он знал ее историю и все же говорил с ней уважительно.

– И в чем будет заключаться наша роль? – поинтересовалась Лан.

– Вам, – вмешался Уртика, – предстоит стать Рыцарями Виллджамура, защитниками этого города. Это престижная роль.

«Так зачем тогда обращаться со мной как с куском дерьма?..»

– Вы, – продолжал он, – будете обеспечивать безопасность граждан этого древнего города и скоро станете одной из его реалий. Теперь, когда вам все известно, знакомьтесь друг с другом. Вам троим и еще Фулкрому предстоит проводить много времени вместе.

– А простите за любопытство, почему мы должны все это делать? – спросила Лан, не чувствуя никакого страха перед императором, – после всего, что она повидала, ее трудно было запугать. – Нам ясно, что мы нужны вам, точнее, что мы что-то для вас значим.

Все взгляды устремились к Уртике, ожидая, как именно проявится его гнев. Но тот лишь подался вперед, облокотившись на стол.

– А как тебе понравится, если тебя забьют в колодки и выставят к позорному столбу, а глашатаи на весь город объявят о том, кем ты была раньше? – Император зашел к ней за спину и, наклонившись, прошептал на ухо: – Культисты хорошо над тобой поработали, но толпе не много надо, чтобы впасть в неистовство, – тебя разорвут голыми руками. Мне не хотелось бы стать свидетелем такой сцены.

Пока Лан боролась с приступом страха, Уртика разглядывал комнату стоя.

– Еще вопросы?

– Это Шалев не дает вам житья, так? – спросил Вулдон, но император не ответил.

– Я думал, ты больше не интересуешься такими вещами, – сказал Фулкром.

Вулдон отвел взгляд, а Тейн, прокашлявшись, объявил:

– Я хочу сказать, что я определенно в деле. По-моему, идея просто супер.

– Не торопись лизать ему задницу, парень, ты же еще не знаешь, что с тебя потребуют взамен, – буркнул Вулдон, впервые поднимая взгляд. – Каковы будут наши обязанности? Если мы согласимся, то что мы должны будем делать? Уж наверняка не стоять в витрине, давая всем и каждому любоваться собой.

– Все детали объяснит вам Фулкром, а процесс вашей трансформации начнется уже сегодня вечером. Когда он завершится, вы станете грозной силой, способной противостоять любым опасностям, досаждающим нашему городу. Конечно, для этого вам придется еще потренироваться, но мы окажем вам всю необходимую поддержку, дадим жилье. Ты, Вулдон, недвусмысленно заявил, что у тебя нет никаких причин делать то, что мне нужно. Фулкром объяснит вам, что от вас потребуется и что вы получите взамен, а меня ждет Совет. Приятно было побеседовать с вами, надеюсь увидеть вас уже на службе.

Уртика развернулся на пятках и, кивнув Фулкрому, вышел. Небольшой отряд телохранителей материализовался точно из воздуха и окружил его.

Лан, Тейн и Вулдон нерешительно переглянулись в наступившей вдруг тишине.

Фулкром шагнул в круг света.

– Полагаю, всем интересно, что будет дальше.

Глава девятая

Фулкрому пришлось хорошо потрудиться, сглаживая оставленное Уртикой неприятное впечатление. Императора интересовали результаты, культистов – наука, и лишь на него одного была возложена обязанность объединить трех абсолютно разных людей в боевой отряд, достойный имени великого города. Более того, ввиду непривычного характера его новой работы его освободили от обычных инквизиторских дел и дали ему широкие, но неопределенные полномочия руководителя «Специального отдела» с непонятной пока специализацией. Но он не возражал. Все-таки это было что-то новое. Новое и интересное.

Сначала Фулкром повел их в подземелья под Балмакарой, где культисты уже оборудовали свою чудесную лабораторию. Спускаясь туда по винтовой лестнице, они с удивлением оглядывались по сторонам. Под кирпичными сводами подвала стояли огромные, насыщенные энергией конусы и громко гудели. По гладким поверхностям полусфер размером с дом пробегали пурпурные искры. Полки прогибались под тяжестью разноцветных пузырьков и пробирок всех форм и размеров. Сам воздух в помещении казался живым, настолько он был напоен напряженным ожиданием. Все предвкушали тот миг, когда в этих стенах начнет твориться новая история.

Не меньше дюжины культистов в черных балахонах трудились при свете ламп у столов, нагруженных многочисленными склянками, проводами, раскрытыми заплесневелыми книгами. Как только Лан, Тейн и Вулдон вошли, их окружили и стали обращаться с ними с таким почтением, точно они уже обрели свои сверхъестественные способности и силы. Даже некоторые советники пришли полюбоваться на стадию, предшествующую превращению. Они пожимали руки трем избранникам, обменивались любезностями с культистами, а с Фулкромом говорили, как с членом королевской фамилии. Однако он знал, что эти политиканы испытывают страх перед всем, что могут сотворить культисты, а их присутствие – не более чем знак политической доброй воли.

Из троих избранных наибольшим энтузиазмом отличался Тейн. Ему было что терять, кроме неясных карьерных перспектив в Инквизиции, поэтому переключение на новую жизнь далось ему с особенной легкостью, и теперь он, сверкая глазами и зубами, шутил с культистами и чиновниками.

«Наверное, он и хорошим помощником следователя не стал потому, что ни к чему не умеет относиться всерьез».

Вулдон был жизнерадостен, как грозовая туча. Фулкром еще раньше ясно сказал ему, что он может выйти из дела, когда захочет, но тот продолжал ворчать: «Все равно у меня ничего больше не осталось, поэтому я здесь. Можете называть это выбором, если хотите, для меня это наименее дерьмовая из всех дерьмовых возможностей на данный момент». Так что Фулкром старался держать его подальше от тех, у кого глаза лучились надеждой и кто мог ждать от него более глубокой реакции.

Лан была энергичной женщиной. Именно она тревожила Фулкрома больше других, поскольку он вовсе не был убежден в ее преданности новому делу. А если не удастся ее мотивировать, то от нее будет мало толку. Пока она здесь по принуждению, из-за своей тайны – и какой тайны! Изумляясь гению культистов, он с трудом верил тому, что она еще недавно была мужчиной, однако заставил себя вообще не думать об этом, чтобы не подпасть под власть предрассудков.

Всем троим отвели комнаты чуть больше тюремной камеры размером, но там были удобные кровати, хирургические приспособления, экран и лампы, свисавшие со сводчатого потолка. Там им предстояло ожидать событий, которые должны были изменить их жизнь.

Первой пришла очередь Вулдона. С ним все было просто, почти без риска – ему предстояло пройти через чуть более усложненную процедуру приращения, применяемую обычно к солдатам Ночной Гвардии. Ему необходимо было нарастить мускулатуру, укрепить связки и убрать следы старения, придав ему тем самым неповторимую силу. А заодно вернуть ему чувство собственного достоинства – качество, без которого он не был великой легендой прошлого и вряд ли имел шанс стать легендой настоящего.

Фулкром изучил все материалы на Вулдона, хранившиеся в Инквизиции. За годы функционирования в качестве городского героя он, по самым приблизительным оценкам, спас от смерти или увечий не менее трехсот двадцати трех жителей; предотвратил семь атак враждебных племен, осаждавших стены города; дважды спасал тогдашнего императора; предотвратил поджог разоренной Балмакары; спас учеников целой небольшой школы от маньяка с топором. Переоценить его заслуги было невозможно.

Фулкром задавал этому дремлющему гиганту множество ненавязчивых вопросов, надеясь преодолеть его нежелание говорить. Наконец как-то раз, сидя на кровати в своем несуразном белом халате, не скрывавшем устрашающе широких, уже подвергшихся усилению плеч, Вулдон заговорил. В первый раз Фулкром услышал от него связные слова вместо угрюмого хмыканья.

Он говорил о своей прежней жизни. И в особенности об Инквизиции.

– Не люблю я тех, кто щеголяет в этих цветах.

– Ты не исключение, – ответил Фулкром. – Я все знаю о твоем прошлом…

– То, что ты знаешь, – перебил его Вултон, – это история, вывернутая наизнанку. Ловкая выдумка, попавшая во все учебники. Основанная на поддельных документах.

– Тогда были другие времена, – взмолился Фулкром. – Другой император, другой режим.

– Думаешь, сейчас все иначе? Этим свои интересы тоже дороже всего прочего.

Вулдон продолжал говорить о своей жене, гламурной девчонке, которая плохо кончила, когда в его жизни все пошло наперекосяк.

– Она спилась и умерла оттого, что захлебнулась собственной блевотиной, пьяная, во сне, – сказал Вулдон. – Знаешь, каково это, следователь, понимать, что ты убил свою жену? Точнее, даже не ты, а те, кто тебя подставил?

– Я… честно, Вулдон. Мне бы хотелось сказать тебе что-нибудь утешительное, но нечего; впрочем, я тоже потерял жену – если тебе, конечно, от этого легче.