Остров прощенных - Марина Алант
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю… Разговор будет не из легких. Даже боюсь представить себе,– Рита вздыхает, – каким образом возможно объяснить обезумевшей матери, что ей пока не надо знать, где находится ее ребенок?
– Да, наверное, ты права. Как же лучше поступить? Я жутко боюсь, что она доберется до меня в один прекрасный момент.
– Я думаю, нужно пока молчать, хотя, я тебе скажу, она доведена до предела. А что, если сделать как раз наоборот? Открыть ей местонахождение сына. Пусть сама справляется с ним.
– Нет, подожди. Я не знаю… Его проблему это не решит.
– Какую проблему?
– Я должна сама убедить его вернуться и обо мне забыть. Однако он и слушать ничего подобного не хочет. Извини, кажется, он уже выходит из ванной…
– Откуда? Ты с ним?
– Потом расскажу. Пока!
– Ну что, давайте разговаривать? – Алешка расправляет мокрую челку.
– Давай.
– О любви?
– Почти…
Тут я замолкаю, потому что, глядя на его счастливое лицо, вдруг понимаю, что не осмелюсь сделать его несчастным.
Мы творим завтрак из купленных мной по дороге продуктов. Вернее, творю я, а Алешка только мешает, но с большим старанием угодить мне.
Мне понятна его трогательная суета: он тревожится за свое хрупкое счастье, всеми силами оберегая его.
– Где же ты ночевал, скажи на милость. У друзей? Знакомых? Где?
– В больнице.
– Где?
– В больнице. Мне разрешили долечиться.
Я почему-то этот вариант упустила из виду. Вот откуда звон посуды или каких-либо медицинских склянок.
– Алеш, ты хотя бы понимаешь, как наказываешь маму?
– Я ее не наказываю
– Ты хоть раз позвонил ей, будучи в бегах? Нет? А знаешь, очень больно страдать, как страдает сейчас она.
– Я знаю, что очень больно страдать, как страдал я.
Я молчу, не торопя развитие невыгодной темы, прилежно размазываю шоколадную пасту по хрустящим ломтикам свежего хлеба. Я чувствую на себе горчинку его взгляда: мой увертливый жест разгадан. И ответом ему улыбка, прячущая неуместные знания.
Позвольте мне, оправдываясь, смягчить свой грех. Ощутите мою радость, переливающуюся за края стыдливости, ведь я в эпицентре взлелеянной ночами мечты. Меня возбуждает присутствие в ларе будущего выбора момента бесконтрольности, а в сущности – безразумности. И лишь ради скудного отчета перед совестью я небрежно касаюсь вопроса о возвращении блудного сына в отчий дом, не слишком (увы) заботясь о его разрешении. Нет, не подумайте. Судьба Алешки мне совсем не безразлична. Просто теперь этот важный, несомненно, вопрос словно растворился в интимной безвременности моего состояния. А что до Алешкиных признаний, которых я нарочно избегаю, они лишат меня последнего контроля, а кроме того мешают сконцентрироваться на чем-то мною не определенном, но очень меня устраивающем.
Наш разговор изящно переплыл в безобидное русло. Алешка вызвался помыть посуду, чему я препятствовать не стала.
– А как же твоя работа? – я продолжала тренировать силу воли, не решаясь остаться наедине с пульсирующими чувствами.
– Работа мне нравится. Но я никого не хочу видеть в поселке. К тому же вы здесь, а не там.
Говорят, женщина безошибочно чувствует неподдельный интерес к своей особе со стороны сильного пола. В этом смысле Алешка стал для меня доступен, в нем не осталось прежней недосказанности и таинственности. Он с готовностью демонстрировал свои чувства, не видя смысла в тактике их сдерживания. Но больше для себя, чем для кого-либо я делала вид, что этого не замечаю. И дополнительных подтверждений с его стороны, столь ожидаемых другими женщинами от предмета любовных томлений, мне не было нужно. Они внесли бы еще одну сложность в цепь сложностей последних дней, воспринятых мною поначалу с каким-то смакованием вкуса жертвенности. Теперь же я не могла не замечать, что все эти сложности, красиво окаймляющие мои романтические блуждания, грубовато начали врезаться в мою реальность. Я понимала, что ради моего увлечения, сильного, но, несомненно, обреченного, я могу потерять слишком много из того, что составляло мой жизненный комфорт. Однако неутоленная моя страсть была настолько велика, настолько неудержима, что и с ней посчитаться казалось невыносимым. Возможно, роль запала в ней играла запретность наших отношений, возможно, оригинальность, но я желала ЕГО так, как не желала ни одного мужчину. Каждое прикосновение к нему, даже случайное, было сладостно томливым.
Ошалевшая от наплывающих маревом желаний и не способная отчетливо думать о чем-то другом, я незамеченная удалилась в комнату и юркнула на балкон. Нашла сигареты, пару спичек в коробке и пыльную пепельницу. С удовольствием затянулась.
Глава 8
Где-то в темно-синей дали предостерегающе ухнул гром, а ветер донес уже оттуда слегка пьянящий озерный запах. Мне стало легко и головокружительно, и образы мужа и дочки, придающие моей душе бренность, отступили за невидимую черту.
Балконная дверь бесшумно качнулась, и Алешка повис рядом со мной на перилах, плечом как бы невзначай прильнув к моему. Его лицо светилось нескрываемым счастьем. Я обняла его за талию очень нежно, почти воздушно, но все же с оттенком шутливости, и он незамедлительно ответил мне тем же жестом.
– Знаешь, – начинаю вкрадчиво с целью заинтриговать, – я скрываю от тебя одну маленькую тайну (и обдумав свои слова), вернее, очень значительную тайну. Она касается нас двоих.
– Какую? (заинтригован)
– Пока не скажу. Зато потом, обещаю, ты будешь поражен.
Я имела в виду мое литературное творение, коронующее нашу запретную любовь. Тогда я только начала его. С большим вдохновением.
– Я могу сказать и сейчас (ах, как тянет на откровенность), но эффект будет меньший, к тому же я уверена, ты захочешь поделиться этой тайной еще с кем-нибудь.
– Почему уверены? Ведь тогда я никому ничего не сказал. Помните, в машине?..
– Что “в машине”?
– Когда вы признались, что приехали ко мне.
– Ты все еще помнишь это?
– Я помню все.
– Нет, я открою тайну позже. Ты только не ломай голову. Моя тайна внесет в твою жизнь нечто духовное и больше ничего. И все же, когда ты это увидишь, будешь поражен.
– Вы мне это еще и покажите? Ого!
Несколько секунд молчит с выражением мысленного поиска и вдруг восклицает с нагловатой веселостью:
– Как же нас с вами так угораздило, Мария Игоревна?!
Рассмеявшись, легонько ударяю его по губам.
– А чья это квартира? – интересуется Алешка.
– Родители Маргариты Андреевны временно в отъезде. Только, пожалуйста, не думай, что это “временно” продлится вечно.
Он хмурится:
– Я не об этом. Просто нашел кое-что.
– Что же?
Поворотом тела зовет меня за собой.
– Здесь, в шкафу под телевизором.
– Ай-ай-ай, не хорошо совать нос в чужие шкафы.
Он
