Схватка с кобрами - Крэйг Томас

...к тому же на квадратной крытой площадке своего плавучего домика в тридцати ярдах по воде, держась с небрежной природной элегантностью, правда, чуть косолапя, появилась Сара Мэллоуби. Увидев Роз, помахала рукой. Роз приветливо махнула в ответ. Звонким, не хуже птицы или уличной торговки, голосом Сара Мэллоуби спросила:

– Доброе утро, как спалось?

– Спасибо, хорошо, – прочистив горло, откликнулась Роз.

Муэдзин призывал правоверных к молитве... в мечети Хайда ко всем верующим следовало относиться с подозрением. Озера, выступающих из тумана окружающих его холмов, высящихся позади гор будто не было. Не было и ее, восемнадцатилетней. Она никогда не сбегала в Кашмир из Мельбурна. Ей еще предстояло предстать перед отцом и рассориться до того, что в следующий раз ей уже доведется увидеть его незрячее, подкрашенное бальзамировщиком лицо. Ничто из того, что она говорила, его никогда не трогало. В тяжелом осуждающем взгляде отца она всегда читала только досаду и разочарование.

Поручение Хайда. Она встала. Весь дом был в ее распоряжении, потому что сезон только начинался. Как объяснила Сара Мэллоуби, когда они прошлой ночью при свете фонарика англичанки волокли по дорожке ее чемоданы, "мне еще повезет, если обойдусь без убытков – не ехать же людям в зону военных действий, правда?".

"А я здесь что из благодарности Хайду, за то что он обратил на меня внимание? – размышляла она, следуя по узкой дорожке за Сарой Мэллоуби. – Из-за того, что он сделал меня не такой примитивной, в чем всегда упрекал отец?" Отмахнулась от этой мысли. Хайд хотел знать об этой женщине...

...которая, элегантно косолапя, вышагивала от своей дорожки к дорожке, ведущей от домика Роз в Сринагар. В пришвартованной позади домика кухне вовсю кипела работа, а сынишка повара, шлепая босыми ногами по деревянным мосткам вдоль борта, опускал тенты от прыгавшего, как тигр с гор, солнца, уже разорвавшего огромными золотыми лапами остатки висевшего над водой тумана. Ботинки Сары Мэллоуби застучали по настилу домика. Роз сбросила шаль – напоминание о прохладных кашмирских ночах и о прошлом – и через гостиную и узкий проход между спальнями пошла навстречу.

Сара смахнула с лица длинные золотистые волосы. На миг на них упало солнце, и они вспыхнули, словно солома. Роз завидовала ее манере держаться, ее стройной талии, ее утонченности. В присутствии Сары она на какой-то момент почувствовала себя той самой стоящей перед отцом неуклюжей простушкой, хотя в это время англичанка была занята оживленным разговором с поваром и его женой, делая заказы на день. Потом она позволила Роз провести ее на веранду, к плещущемуся о деревянные ступеньки озеру. Но и здесь Сара, заложив ногу на ногу, села первой, снова смахнув с красивых щек волосы, и расправила юбку. Белая госпожа, скорее злорадно, нежели с завистью, подумала испытывающая чувство вины Роз.

– Прекрасно... рада, что вы выспались. Мне кажется, что живу только ради этих ранних утренних часов!.. А вы... вы говорили, что и раньше жили в плавучем домике на этом озере?

Сара Мэллоуби наблюдала за этой утвердительно кивавшей австралийкой. Круглое, как луна, лицо – приятное, но простое, как у многих женщин средних лет. В школе была пухленькой подружкой и зеркалом, подчеркивающим достоинства какой-нибудь красивенькой девочки. Сара потянулась.

– Вы упомянули, что знаете Сринагар. Вчера, когда приехали... – заметила она.

Австралийка кивала, обводя взглядом озеро Дал, горы, храмы, заросли тростника и водяных лилий.

– Так давно. – Теперь, когда она вернулась в края, существовавшие только в ее воображении – или в воспоминаниях юности, что было не меньшей иллюзией, – женщина казалась растерянной, не уверенной в себе. В конце семидесятых годов, когда Сара сама впервые сюда приехала, в Кашмире были сотни австралийцев, англичан и американцев, наводнявших Сринагар, озеро, окружающие деревни и городки, как пепел рассыпанных по холмам. Эта женщина бежала... от чего? От собственной простоты и некрасивости, от невероятной монотонности жизни в Австралии? – Жила здесь с перерывами почти пару лет. Моя растраченная напрасно юность... – У женщины поразительная улыбка – теплая, почти блаженная. Чувствовалось, что эта круглолицая грузная женщина, полноту которой плохо скрывало свободно ниспадающее платье, либо счастлива в настоящее время, либо испытала счастье совсем недавно.

– У всех у нас... – сухо ответила Сара, испытав укол неприязни, словно легкую головную боль. – Прошлое... – Тяжелый вздох выглядел неестественным. Женщина, казалось, не заметила.

Прошлое. Пожалуй, когда на улицах и на берегу озера валялись грязные хиппи, здесь было лучше. Лучше они, чем все более удушающая атмосфера мусульманского Кашмира, ненавидевшего центральное правительство и ненавидимого им...

...лучше, чем вынашиваемые В.К. тайные замыслы создания другой Индии.

Лучше, чем видеть разорванные, залитые кровью тела после еженощных злодеяний, которым, сдерживая армию и поддерживая на высоком уровне контакты с кашмирскими сепаратистскими группировками, позволял свершаться В.К. Потому что все возрастающее брожение делало Кашмир неуправляемым. Тем легче будет его сдать, когда придет время. Она потерла лоб. Ей была ненавистна причастность к этим сведениям; она уже не находила особой привлекательности ни в тайной деятельности, ни в исходившем от собиравшихся в ее доме людей могуществе. Участие в заговоре стало упражнением в способности подавлять чувства, владении техникой допроса. Это приводило ее в бешенство. Зачем еще ей нужно было с деланным интересом поддерживать разговор с этой лондонской толстухой, выведывать новости о местах, к которым она питала отвращение, о стране, которую она покинула почти двадцать лет назад? Старое прошлое.

Проклятый В.К. назначил на этот уик-энд очередную дьявольскую встречу с пакистанскими генералами, сикхами и кашмирскими вождями!.. Чтобы планировать, организовывать, решать... предупреждать и держать в своих руках. И столько насилия, столько убийств. Хладнокровных, зверских, изощренных. Таких же изощренных, как торговля наркотиками, сколотившая состояние семье Шармаров и давшая возможность взять под контроль сепаратистов. Рискованная стратегия – в которую я больше не верю!.. Cri de coeur[6], дорогая, тут же поправилась она. Слишком поздно хочешь стать честной.

– Раньше здесь было куда проще, – заметила она. И с горечью добавила: – И намного спокойнее.

– Я уж было отказалась, – начала Роз, – не хотела ехать дальше Дели. Потом подумала: какого черта? – Пожала плечами. – Кажется, просто не верила. Неужели так плохо?

Сара махнула с сторону стелющегося под утренним ветерком, будто серое полотно, дыма.

– Прошлой ночью было не так плохо. Заметили солдат в аэропорту? – Роз кивнула. Казалось, она живет прошлым, почти не нарушаемым происходящими событиями. Должно быть, ради этого она и продолжила путешествие. Настоящее было всего лишь газетными сообщениями. – У нас здесь никаких неприятностей не было. Сейчас здесь только вы да пожилая американская пара – вон в том домике, зеленом с розовым. Остальные вчера уехали.

– Сколько у вас домиков?

– Четыре... и, конечно, мой собственный.

– Вы тоже влюбились в это место?

Сара чуть не поморщилась, будто от дурного запаха или чего-то противно скользкого. Потом смущенно подумала, что слишком легко отмахивается от прошлого.

– Да, – натянуто ответила она, – пожалуй, да.

В дверях веранды с листиками меню на день возник поваренок, прелестный мальчуган с очаровательной улыбкой. Не дав ему говорить и едва взглянув, согласна ли Роз, Сара произнесла:

– Сегодня у нас французский завтрак, Хамди. Скажи отцу, чтобы не перегрел рогалики и не подпалил тосты. Кофе? – обратилась она к Роз. Та кивнула, расслышав английское слово в непонятном потоке хинди. Важно кивнув, мальчик исчез за занавеской. Мгновение спустя загремели горшки, сигнализируя, что приказание понято.

– А вы, я вижу, явно... влюблены в Кашмир?

Женщина снова кивнула. Казалось, под взглядом Сары она на глазах превращается в нескладного подростка. Неловко подавшись вперед, обхватив руками колени, она как бы примирялась с чувством неполноценности и собственной невзрачностью по сравнению с чужой ленивой самоуверенностью.

Роз наблюдала за следившей за ней соперницей. Было чертовски легко играть роль, которую от нее ожидали: безыскусной, туповатой, наивной, слезливо-сентиментальной. Сара Мэллоуби, по всей видимости, была полностью удовлетворена тем, что распознала ее и, узнав, могла позволить себе сбросить со счетов. Во взгляде больше никакой подозрительности.

У женщины натянуты нервы, она на кого-то обижена, и ей все до смерти надоело. Говорит, лениво растягивая слова, а в чуть заметно дрожащем голосе неуверенность. Такие голоса Роз уже доводилось слышать, когда она время от времени дежурила на "телефоне доверия". Подобно многим голосам на этой линии, если не считать тех, кто давно перестал оправдывать и обманывать себя, он выдавал заблудившуюся, оказавшуюся в безвыходном положении душу. Устоявшиеся привычки и манеры были не в состоянии скрыть смертельную усталость. Хайд, разумеется, ничего бы этого не заметил.