Хозяин Амура - Хван Дмитрий Иванович

До самого вечера шестеро пограничников, ушедших еще ранним утром в конный объезд, не давали о себе знать. Дело принимало скверный оборот. Начальник отряда в любом случае должен был оповестить заставу об изменении маршрута, прислав одного из бойцов или лояльного местного жителя с запиской. Этого не произошло, что говорило о серьезности происходящего. Миша, радист заставы, сумел, наконец, связаться с радистом канонерки «Солон», доложив ему о времени ухода кораблей маньчжуров и об общей ситуации на посту. Перед тем как окончательно стемнело, начальник заставы, оставив старшим Владислава, решил выйти в конный рейд по ближнему маршруту.

Вечернее солнце медленно клонилось к горизонту, окрашивая тайгу в золотистый цвет. Было душно, спасительный ветерок куда-то пропал, и замолкли еще совсем недавно шумно цвиркающие в траве кузнечики. Внимательно поглядывая по сторонам, трое всадников неспешно двигались по направлению к сопкам, держась открытого пространства.

– Дошшь будет! – авторитетно заявил Гаврила, держа руку на кобуре. – Вишь, все небо обложило, – указал он на быстро темнеющий небесный свод.

– Логично, – согласился Иван. – Духота ведь, да и птицы...

Он не успел договорить, когда знойную тишину внезапно разорвал шумный треск далекого выстрела, а за ним тут же последовал второй и третий. Мгновение – и, переглянувшись, трое сунгарийцев бросились на звук выстрела. Кони послушно наддавали ходу.

Сунгарийский лес дышал жизнью – беззаботно пересвистывались птахи, где-то трещал невидимый глазу дятел, в густой траве кишела своя жизнь. Солнечный свет, проникая сквозь кроны деревьев, играл бликами в душном, словно густой кисель, воздухе. Вдруг раздался сухой щелчок ветки. Стройная косуля, не переставая жевать, испуганно подняла голову и осмотрелась, поводя ушами. Большие и выразительные глаза грациозного животного напряженно оглядывали кусты и деревья. Верно, где-то притаился хищник! Еще один щелчок заставил косулю немедленно покинуть залитую светом лужайку. Несколько больших прыжков – и она скрылась в ближних кустах. Ветки еще покачивались, когда на плотный травяной ковер поляны ступил мягкий сапог рыжей кожи. Оглядевшись, невысокий, коренастый мужчина с ухоженной бородой замер и стал слушать лес, цепко держа в жилистых руках винтовку. Спустя несколько мгновений он продолжил свой путь, за ним из-за деревьев вышли еще два человека. Похожие друг на друга как две капли воды, молодые амурцы, тихо переговариваясь на своем языке, следовали за Фролом.

– А ну цыц! – зашипел вдруг на них старший. – Расщебетались, яко бабы в базарный день! Ишь!

Братья разом замолкли, сконфузившись. Иван и Агей, дауры-погодки, уже второй год служили в сунгарийском войске. Они оба обучались в албазинской школе, а потом отправились в Сунгарийск, в полк охранения. После полугода караульной службы их приметили, за смекалку и усердие переведя в пограничники. Первые три месяца они прослужили в Наунском городке, а недавно их прислали на самый южный пост, что стоял на берегу Сунгари близ устья Мудань-Улы. За это время они успели креститься, приняв православную веру и получив новые имена. Они весьма гордились этим фактом, который заметно поднимал их авторитет в глазах воеводы. Так сыновья захолустного князца со среднего течения Буреи стали полноценными солдатами великого князя Сокола, получив свои первые капральские нарукавные нашивки.

– От послал Ваня так послал! – пробурчал еле слышно Семенов, поглядывая по сторонам. – Нет бы Гаврила пошел али Михайла...

Раздвинув упругие ветки густого кустарника, трое сунгарийцев вышли на опушку леса. Перед их глазами расстилалось холмистое пространство, кое-где покрытое островками редколесья. Высокая трава тянулась до самой Лысухи, куда и шли пограничники. Оставалось спуститься с возвышенности, на склоне которой кончился густой лес, резко перешедший в полустепь.

– Эй, браты, не отставать! Глядеть в оба!

Какое-то время спустя Семенов вдруг замер, превратившись в недвижную статую. Несколько мгновений он вглядывался в землю перед собой, потом напряженно и внимательно посмотрел по сторонам, будто ожидая скорого появления неприятеля, после чего решительным шагом двинулся вперед. Дауры все поняли, когда сами подошли поближе. Земля, что лежала ниже стоявших на возвышении сунгарийцев, была испещрена конскими копытами. Широкая, в три десятка метров, полоса вытоптанной травы уходила на северо-восток, по направлению к главной крепости ангарцев на этой земле – Сунгарийску. Пограничники принялись осматривать землю.

– Маньчжуры еще вчера прошли, – проговорил Агей, кивнув на конские экскременты.

– Старшина, а следов обоза нет! – воскликнул чуть позже Иван, обследуя местность.

– Верно, капрал, – согласился Фрол. – Однако отряд крупный – тысячи полторы самое малое, а то и больше. Обоз нужон им.

Теперь Семенову надо было отправить гонца на заставу, чтобы Мишаня сообщил сунгарийскому воеводе об обходном маневре врага.

– Иван! – позвал одного из братьев старшина. – Дуй что есть сил на заставу, надо о сем весть лейтенанту передать. А мы с Агеем смотреть будем – обоз, верно, будет иттить. Тогда и Агейка до заставы побежит.

– Есть, старшина! – Даур, сняв винтовку с плеча и взяв ее в руки, словно весло на берестянке, побежал обратным маршрутом.

Стараясь не сбить дыхание, Иван бежал по мягкому, пружинящему мху, густой траве, каменистым россыпям, перепрыгивая через многочисленные ручьи. Мимо него проносились деревья, хватали за рукава ветви кустов, мошкара лезла в лицо. И эта духота была невыносима! Но Иван продолжал бежать, несмотря на то что едкий пот заливал глаза, грудь будто жгло железом, а в боку предательски кололо. Тем временем небо стремительно темнело и лес погружался в сумрак.

Когда до заставы оставалось еще четверть пути, даур почувствовал, что ему все-таки нужен привал. Впереди уже показалась примеченная им ранее лужайка, на которой лежала поваленная сосна, покрытая зеленым покрывалом мха. Перед ней он и остановился. Согнувшись чуть ли не пополам, одной рукой он оперся о влажный мох, покрывавший упавшее дерево, рукавом же другой вытирал лоб. Внезапно краем глаза даур заметил неслышное движение среди темного ряда сосен, окаймлявших поляну. Один силуэт, второй, третий! Враги?! Так близко? Он понял, что, возможно, его преследуют уже давно, а сейчас самое время для того, чтобы взять его в полон. Не подавая вида, пограничник потянулся было к приставленной к сосне винтовке, но, на полпути изменив движение руки, он расстегнул кобуру и положил ладонь на рукоять револьвера.

– Эй, ты! Даурская собака! – донеслось вдруг откуда-то сзади. – А ну, сдавайся!

Как сразу понял Иван, это кричали солоны, не маньчжуры.

– От собаки слышу! – прорычал даур и рывком вытащил оружие.

Движением большого пальца Иван взвел курок и перекатом бросился в сторону, ожидая развязки.

– Сдавайся, тебе говорят! – снова раздалось из-за черных столбов сосен. – Жив останешься!

– Да зачем я вам нужен?! – Еще не отдышавшись толком и пытаясь сдержать спазмы, Иван пытался найти хотя бы одну цель, оглядываясь по сторонам. – Попробуйте меня убить, идите сюда!

– Глупец, ты нужен живой! – прокричал все тот же голос. – Твои друзья не захотели даться живыми...

Тут старший среди солонов совершил последнюю ошибку в своей жизни – он вышел из-за дерева, уже не опасаясь одинокого даура. Ведь его винтовка стояла прислоненной в стороне от него, а значит, опасаться было нечего. Ну не станет же противник бросаться на него с ножом, как его товарищи, застигнутые врасплох утром.

– Что с ними? – закричал сунгариец. – Отвечай мне!

Однако солон лишь ухмылялся в ответ, выйдя на край поляны. Оттуда даур уже мог видеть самодовольное лицо врага, державшего перед собой тяжелый короткий клинок.

– Уже ничего, – осклабился тот. – Если не хочешь проследовать вслед за ними, вставай...

Однако Иван не дал ему договорить, выстрелив из револьвера. Солон упал, подогнув ноги. Он шумно хрипел и судорожно цеплял пальцами траву. Но даур не смотрел на него, он быстро поднялся, вытянув перед собой руку. Из темноты леса раздались вопли испуганного человека, и Иван, не раздумывая, выстрелил наудачу. После чего, схватив винтовку, он бросился вперед, сбив с ног оказавшегося перед ним замешкавшегося врага. Тот повалился на землю, воя дурным голосом и прикрывая лицо рукавами длинного, на маньчжурский манер, кафтана.