Ловцы человеков - Олег Геннадьевич Суслопаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давненько никого не было! Опять интервью московским гостям давать? – приветствовал он подъехавших, взглянув на номер машины. Убедившись, что подъехали не журналисты, а просто мимо проезжающие «интересующиеся», он в конце концов разговорился.
…В местных краях, богатых грибами да ягодами, в совсем разрушенной деревеньке поселился пару лет назад то ли священник, то ли просто потерявшийся в своей идее человечек. Деревеньку эту он присмотрел давно как очень уж подходящее место для основания религиозной общины: заброшенные дома на одиноком высоком угоре над речкой, за которой – клюквенное болото. По сторонам от бывшей деревни – сосновые леса, в которых после летних ливней появляется такая уйма белых грибов и лисичек, что таскать – не перетаскать все эти дары леса на специально открываемый здесь кем-то с середины лета в сарае заготпункт. Приезжает сюда на сезонный заработок разный народ, кто занимает для ночлегов пустые дома, кто ставит палатки у машин, а на весь световой день уходят все на леса или болота под одуряющую тишину безо всяких мыслей в голове класть да класть грибы да ягоды в огромные корзины, туеса да пестери.
Сюда и привел свою общину в три десятка человек тот, кого все называли «отцом Артемием». Были в общине люди средних лет, мужчины и женщины, были и семейные пары, были и вполне молодые молчаливые люди, кто-то и раньше был по жизни одиноким, кто-то уйдя сюда, бросил родных. Поселились они здесь ранней весной, соорудили деревянное общежитие из нескольких полуразвалившихся остовов деревянных домов, разобрав срубы и сложив вокруг одного более целого домика. В общежитии этом, разделенном на крохотные каморки, где каждый слышал шорохи соседей, прожили они чуть больше года. Начало лета прошло в трудах и обустройстве, окончание его и осень – в работе на сборе ягод и грибов на заготпункт. Все деньги хранились под контролем отца Артемия, который в близлежащих деревнях у фермеров заказал на них картошки да других продуктов на зиму, закупил свечей да прочих вещиц в хозяйство. Зиму община перезимовала сообща, проводя время в разговорах о беспросветности и грязности мирской жизни, слушая наставления духовного предводителя, сообща молясь и творя обряды, а главное, создавая свою подземную церковь.
В таком благодатном месте, где за месяц-другой сбора «даров природы» человек вполне зарабатывал на крупную покупку или скудное пропитание в течение года, община смогла бы просуществовать немало лет. Однако, как водится, предводителя начало заносить. Система проводимых им православных обрядов скоро поменялась на полумистические пугающие таинства, узнавая о которых, никто посторонний не стремился общаться с членами общины. Чуть почувствовав, что члены общины начинают с окончанием летне-осенних трудов раскисать, и разговоры в ставшие долгими вечера окрашиваются в дерзкие краски смешливости, не знающий усталости духовник нашел, как занять паству и не допустить морального разложения.
В склоне бугра, на котором первые местные поселенцы возвели когда-то деревню, началось строительство подземной церкви. Место было выбрано чуть выше родника, так что в обширной выкопанной пещере был сделан и колодец со свежей водой. Потолок укрепили установленными распорками, посреди колоннады которых был установлен диковинного вида алтарь, который более всего напоминал античный жертвенник. Были в пещере и крохотные кельи для уединенных молитв, и склад продовольствия и дров и даже кухня, где можно было испечь в печурке хлеб. Несколько труб вели к поверхности земли и обеспечивали циркуляцию воздуха. Зима прошла в великих трудах, в головах изнеможенных людей звенела усталая пустота, в которую послушно ложилось все сказанное духовным владыкой.
А владыка видел, что легче всего ложится в опустошенные головы страх: страх перед переменами, страх перед неизведанным, страх перед ответственностью и способностью сомневаться. Как самое жидкое чувство, страх имеет свойство растекаться по сознанию, проникая в ничтожные щели и заполняя самые незаметные пустоты. И все чаще и чаще вдавливая в свой голос успокаивающие паству нотки страха, властитель начинал говорить об обреченности неестественного безумного мира и скором конце Света. И люди, видевшие в последние годы вокруг себя в мире одну неразбериху, не понимающие, какой логике подчиняется все происходящее вокруг, благодатно сникали сознанием под действием его слов.
Когда вдруг сотрудники милиции заметили в районном центре в первые дни лета настоятеля общины, они пригласили его в райотдел побеседовать по поводу тех тревожных и неясных сообщений, которые долетали до них. Внезапно батюшка стал с обреченно-торжествующим видом рассказывать, что в самую краткую ночь в этом году придет-таки конец Света. И что паства его встретит окончание мира в подземном храме, поэтому помчавшиеся по земле звери Апокалипсиса не тронут их и не прервут их молитвы. А если кто попробует силой вызволить их из храма – все они покончат с собой, чтобы не стать слугами Антихристовыми. И так далее. Посланный на место поселения наряд милиции, съездив туда, доложил, что действительно, на месте «общежития» – пожарище, вся община забаррикадировалась под землей и на призывы выйти люди просят «уйти от греха, а то отойдем сообща ко Господу». Настоятеля тут же отправили в психбольницу под строгий присмотр, а у подземного храма выставили дежурство из милиционеров, которые маются тут в глуши по суткам, кормя комаров да изредка отвечая на вопросы заезжих телерепортеров.
– А туда не ходите. Не ровен час – придет чего им в голову, кто знает, чему их этот научил… – проговорил капитан.
– А хотя бы посидеть рядом со входом разрешите? – обратился к нему Игорь.
– Ну зачем? – отмахнулся одинокий охранник, – Мне так даже и не по себе там находиться. Лежишь на травке, а под тобой не мертвые, а живые в земле… Затаились! Настоятель собора в райцентре сюда приезжал, пробовал говорить с ними вон через трубу. Заблудшие, говорит, вы, вспомните, от какой благодати божьей вы отвернулись – солнышко светит, птички чивкают… А оттуда кричит кто-то: какая у вас, толстых попов, благодать? А он и не толстый вовсе, просто голосом силен, распелся на службах. Так и уехал ни с чем. А начнешь с ними дольше говорить – крикнут, что с собой покончат, если не прекратишь смущать. Так что мы и дежурим, чтобы кто-нибудь их до такого не довел.
Но пропустить к этой трубе одного человека при условии, что тот не будет «смущать» сидельцев, он согласился.
Высокая трава, еще не зачерствевшая под льющимся с неба потоком жары, волнами спускается к низу оврага, где ручей размывает подпрудившие его кучи свежей земли, добытые трудниками из склона. В траве – почти невидимые в ней уходящие
