ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ - Андрей Кураев

Так когда-то античная философия была перетолкована столь радикально, что стала «служанкой» христианского богословия.

Проповедь разрыва всех связей с миром нецерковной культуры, проповедь бегства из современности есть ведь форма капитуляции. Христиане уходят из спорных культурных пространств — оставляя их в распоряжении бесспорного антихристианства.

Впрочем, проклятия в адрес современной культуры — это всего лишь извращенная форма исповеди. Такой проклинатель по сути просто признается в своей собственной бесталанности. Он не умеет творить христианскую культуру, а потому, ощущая это бессилие своих слов и своей мысли, своего пера и своей кисти, — проклинает светскую культуру вообще.

Так что недостаточно защищать Православие перед лицом культуры. Еще нужно защищать культуру перед лицом тех людей, которых еще в IV веке святитель Григорий Богослов назвал: «некоторые из числа чрез меру у нас православных»[159].

Так естественно замкнуться, отгородиться от мира нехристианской и порой открыто антихристианской культуры, анафематствовать все то, что за порогом храма, стать духовным луддитом. Но апостолы Павел и Иоанн в I веке, святой Иустин Философ и Климент Александрийский[160] во Il столетии христианства смогли увидеть доброе в культуре своих гонителей. И сегодня Церкви нужны люди, которые могли бы защищать христианство от нападок извне не только путем ответной критики, но и тем, что они обращали бы внимание своих оппонентов на те грани в их же собственной культуре, которые роднят ее с Евангелием.

Эта позиция была замечательно выражена в книге современной православной поэтессы Олеси Николаевой «Православие и современная культура». Не считая, что спасение придет к человеку через культуру, Олеся тем не менее убеждена, что и культура достойна защиты и освящения: «Идололатрия в отношении ее столь же утопична, сколь и ее полнейшее отвержение. Вторую тенденцию можно было бы назвать «околоцерковным народничеством»: это вера в то, что в Церковь можно прийти только через отказ от культуры и творчества, через опрощение. Стойкие приверженцы обскурантистского взгляда невольно впадают в манихейство. Не то чтобы творчество было вовсе свободно от греха, но оно не свободно именно в той мере, в какой не свободно от него любое человеческое бытие, любое человеческое проявление, будь то любовь, молитва и даже самопожертвование: плевелы, засеянные лукавым, возросли повсюду, а безгрешен лишь один Господь. Православная культура пока слишком слаба. Ее нельзя пересадить из прошлого, ее можно возделывать лишь в настоящем. К ней нельзя прикасаться брезгливыми обскурантскими руками — она требует любви к творчеству, подвига жизни, мысли и чувства».

Клайв Льюис любил приводить поговорку: «Всякая дорога из Иерусалима должна быть дорогой в Иерусалим»[161].

С «Гарри Поттером» можно уйти из Церкви. А можно с нею повстречаться.

Книги Ролинг раскрывают такое пространство, в котором можно вести диалог. В это пространство уже вошли миллионы детей. Вытащить их оттуда «анафемами» невозможно. А вот запереть их там с помощью предвзятых «низ-з-зя» можно[162].

Так что как некогда христианские миссионеры первых веков погружались в мир языческой философии, чтобы в ее мире и на ее языке говорить с людьми о Боге, так и сегодня можно было бы выучить язык Ролинг для разговора с нашими детьми.

Вот рассказ православного родителя. «Сам я приступил к чтению сериала исключительно из цензорских соображений. Что мне оставалось делать? Два абсолютно благонамеренных магла — бабушка и дедушка, — проконсультировавшись у юной ведьмочки-продавщицы книжного магазина, подарили первую книгу о Гарри Поттере на день рождения своему внуку — моему сыну. Ребенок начал было читать, но достаточно скоро его не слишком горячий читательский энтузиазм угас. Может быть, его утомили весьма схематичные картины безрадостного дохогвардского детства главного героя, а может быть, он побаивается заявленного магизма, чего я еще коснусь ниже. Так или иначе, книгу он отложил — а у меня тем самым появилась возможность спокойно оценить этот текст… Я верю, что бывают правильные православные семьи, где дети настолько чисты, что никогда не видели телевизора, а все глумливые попытки их школьных товарищей рассказать, что такое тампаксы, немедленно и с назиданием пресекает низвергающаяся на охальника с небес сера и жупел. Увы — по грехам моим, моя семья не такая. Мой сын уже в дошкольном возрасте по телику и кровавых мордобоев насмотрелся, и сладострастных стонов наслушался, а от просмотренных мистических ужастиков еще и сейчас спать без света боится. Что до чертей-дьяволов — то они у нас прямо в подъезде на стенках весьма живописно теми же детьми и намалеваны: с синими рогами и красными глазами. Так вот, не для правильных детей, а для тех, которые уже ужалены змеей магизма, — нет ли надежды, что ознакомление с текстом сыграет ту же роль, какую сыграло мужественное созерцание ужаленными евреями воздвигнутого в пустыне медного змея? "И сделал Моисей медного змея и выставил его на знамя, и когда змей ужалил человека, он, взглянув на медного змея, оставался жив" (Чис 21:9)»[163].

Рискованно? Но миссионерство — всегда риск. А отказ от риска разве всегда безопасен? Тот, кто просто от имени Церкви обличит Гарри Поттера, — не рискует ли и он чужими судьбами?

Я прекрасно понимаю, что публикацией этих своих «богословских досугов» я вызову всплеск осуждающей реакции в свой адрес со стороны немалого числа церковных людей. Ну что же, как говорится в книжке про Гарри и философский камень, «храбрость бывает разной. Надо быть достаточно отважным, чтобы противостоять врагу. Но не меньше отваги требуется для того, чтобы противостоять друзьям», — когда друзья совершают ошибку[164].

Книги про волшебную школу могут стать реальным рассадником антихристианских настроений и среди детей, и среди взрослых — в том случае, если Церковь объявит этим книжкам войну. Но миссионерски и педагогически умнее было бы или просто не замечать их, или же, заметив их существование как объективный, не зависящий от нас факт, дать этому факту такое толкование, при котором эти книжки стали бы мостиком на дороге в Церковь.

Я не советую читать эти книги тем, кто еще их не прочитал[165]. Я лишь исхожу из того, что они уже есть в мире наших детей. И предлагаю истолковать этот факт так, чтобы дети не остались с этим фактом один на один, без христианского компаса. Я просто предлагаю читать эту книгу вместе с детьми — иначе они все равно будут ее читать. Но без нас — в гостях или в библиотеках. Вам нужна такая «партизанская война» в вашей семье?

Я не говорю, что со всем, что написано в этих сказках, христианские педагоги должны согласиться. Но и осуждение не должно быть огульным[166].

Если миллионы детей во всем мире полюбили эту книжку — значит, есть в ней добро и свет: ибо детям вряд ли может понравиться зло. Поэтому и реакция педагога должна быть выверенной, как движения глазного хирурга.

Надо различить: где вместе почитать, где поиграть, где попереживать, а где и — вышутить. «Ты что, малыш, всерьез в волшебную школу записаться захотел? Да тебя самого, кажется, заколдовали! По-моему, к тебе применили заклятие на паралич разума! Знаешь, это когда палочку нацеливают на голову и кричат: «Сумасшестикус!». Вот мы с тобой сейчас пойдем купим газету с фоторекламой настоящих колдунов. Видишь — вот тут их фотографии. Присмотрись к глазам этих «целителей». Неужели тебе хочется, чтобы и твои глазки стали такими же пустыми, фальшивыми и злыми? Ты разве не знаешь, что в нашей реальной жизни рядом с каждым настоящим колдуном стоит дементор?».

Если вы просто отберете книгу у ребенка — вы потеряете право на подробный критический разговор о ней с вашим малышом. А если вы будете вместе ее читать и вместе ее переживать — то у вас будет возможность корректировать реакцию маленького читателя так, чтобы не книжка воспользовалась им, а ребенок — книжкой.

Заброшенное поле зарастает сорняками. В своей сегодняшней данности это поле трудное. На нем куча камней, на нем есть пятна, выеденные солью, и так далее. Но если просто пройти мимо него, если ограничиться вывеской таблички «Осторожно: мины!», то это поле все равно принесет урожай. Но — не нам. Табличке детвора не поверит. Сочтет за шутку (скорее всего — за неумную шутку). А другие «агрономы» специально засеют его сорняками своих перетолкований.

У нас перед глазами уже немало подобных примеров. Библия, забытая церковными проповедниками, превращается в источник подручных цитат для сектантов. И сатана ведь искушал Христа в пустыне, подбирая цитаты из Библии[167]… Если сегодня в электричке или метро видишь, как человек достает из сумки Библию и начинает ее читать, — в 99 случаях из ста можно быть уверенным, что это сектант.