ПЕРЕСТРОЙКА В ЦЕРКОВЬ - Андрей Кураев

Я рассказал просто о своем, сугубо частном опыте восприятия «Гарри Поттера» и разговора о нем с детьми. Рассказал с чувством благодарности к сказке за то, что она позволила мне на несколько часов вернуться в мир детства. Написал же я эту работу с тем, чтобы сказать людям, у которых подобное, доброе отношение к этой сказке: если вы ее полюбили, то не стоит считать, будто между вами и миром Церкви пролегла линия фронта. Слухи о «нетерпимости» Православия преувеличены.

P/S. В октябре 2007 года, после завершения всей семитомной эпопеи, Дж. К. Ролинг ездила с турне по Америке: выступала перед поклонниками, раздавала интервью журналистам. И призналась и в своих христианских убеждениях и в том, что книги писала с миссионерской целью:

Вопрос: — «Дары Смерти» — единственная книга из сериала, у которой есть эпиграфы. Первый взят из Эсхила, второй — из книги американского философа Уильяма Пенна «Новые плоды уединенных размышлений».

Ответ: — Я их с любовью выбирала. Смотрите, одна фраза — из языческой трагедии, вторая — из книги философа-христианина. Я поняла, что использую их в последней книге, еще когда опубликовала вторую. Я всегда знала, что, если смогу использовать их в начале седьмой книги, значит, я правильно представила себе ее финал. Еще когда Гарри приходит в Годрикову лощину, он видит могилы и эпитафии на них. Одна — на могиле его родителей: "Последний враг, которого предстоит победить, — Смерть". Вторая — на могиле матери и сестры Дамблдора: Тде сокровище ваше, там будет и сердце ваше". И это прямая цитата из Евангелия от Матфея. Я думаю, эти две надписи резюмируют весь сериал; это практически смысл всей "Поттерианы".

Вопрос: — В последнем романе очевидны параллели с Евангелием: Гарри идет на смерть во имя любви к людям и именно благодаря этому возвращается с того света.

Ответ: — Для меня эти параллели всегда были очевидны. Я с самого начала знала, что в конце концов случится с Гарри. Просто в предыдущих шести романах не хотела об этом говорить. Христианство там никак не упоминается, и не потому, что я бояласьвставлять религиозные мотивы в детскую книжку, просто поклонники Поттера могли бы раньше времени понять, куда ветер дует.

Вопрос: — Многие католики выступают против "Поттерианы": дескать, она детские души совращает с пути истинного.

Ответ: — Да, против них выступают некоторые верующие, и что? Они же не евангелисты, чтобы считать свои рассуждения истиной в последней инстанции. Я сама хожу в церковь и не собираюсь нести никакой ответственности за мнение лунатиков-радикалов, разделяющих со мной религию.

(Дж. К. Ролинг: Гарри Поттер станет мракоборцем, а Гермиона — особисткой // Комсомольская правда 1 ноября 2007)

В общем, еще раз подтвердилась старая истина: наполовину сделанную работу дуракам не показывают…

АГРЕССИВНОЕ МИССИОНЕРСТВО

При встрече с «варваром» миссионер должен прежде всего решить нравственноаскетическую задачу: кто передо мной — враг или завтрашний брат.

Миссионер должен добрым глазом смотреть на того, к кому обращается. А у нас сегодня принято бояться всего того, что не «воцерковлено».

Многие церковные люди несут в себе советский взгляд на мир. «Психология осаждённой крепости». Ощущение того, что кругом враги-вредители, которые подкапываются под православие. Эта мысль, кстати, очень хорошо прослеживается в недавнем письме чукотского епископа Диомида. Да, мир сложен, но не всё в этом мире нам враждебно.

Несомненно, есть сознательные враги Церкви.

Но есть люди, которые, полемизируя с нами, все же готовы нас слышать.

Есть люди, которые по многим вопросам хоть и не согласны с нами, однако они не видят цель своей жизни в борьбе с нами. Они просто высказывают свою точку зрения.

А есть категория людей, выражающая наши же мысли, но на языке другой культуры, через другие символы, образы. Надо просто найти общий язык с этими людьми. И через их же символы донести до них слово Божие.

Миссионер должен переступать «грани» и выходит за рамки привычно-церковного — иначе он не распространит свет Евангелия. Надо приходить «невовремя» — туда, где нас не ждут, где, казалось бы, все закрыто от «клерикализма».

Это тактика агрессивного миссионерства. Принцип «агрессивного миссионерства» — это не цепляние к людям на улице. Это право христианского проповедника неполемически цитировать такие произведения, которые не помечены знаком сделано в Церкви.

Она означает, что даже в тех слоях и произведениях культуры, которые сами не осознают себя как христианские, мы должны уметь видеть их христианские смыслы.

Агрессия состоит в том, чтобы понудить людей к мысли и пониманию, к тому, чтобы они увидели в созерцаемой ими картинке больше, чем поначалу они хотели сами.

Первое поле такого агрессивно-миссионерского усилия — это рассказ о христианском смысле произведений христианской культуры. Например, пояснение того, что главное в Евангелии — собственно религия, мистика и богословие, а не «общечеловеческие этические ценности». И в христианстве главное — вера в Христа, а не «любовь к меньшинствам». Рублев написал икону Святой Троицы, а не плакат с призывом к собиранию русских земель. И монастыри — это не строительно-монтажные управления, история которых сводится к истории строительства храмов и колоколен, а места духовной борьбы и роста. На этом же поле приходится растолковывать вещи, понятные в христианском кругу и непонятные за его пределами — например, церковные аллюзии в произведениях Достоевского. Или «Хроники Нарнии» Льюиса. Дети (и взрослые), незнакомые с Первоисточником — Библией — не узнают ее переложения и в сказках Льюиса, тем самым обедняя свое восприятие этого писателя.

В некотооых случаях хоистианская идея в светском пооизвелении и не поячется. но чи.

Тут опять же миссионер может предложить замереть и подольше постоять мыслью на этой, вроде бы проходной фразе. Так обстоит дело с детективами Честертона про отца Брауна.

Агрессия может состоять и в том, чтобы сделать стоп-кадр, понудить детей заметить такие детали в просмотренном ими фильме, мимо которых они, скорее всего, прошли. Например, в фильме «Первый рыцарь» король Артур (Шон О'Коннори) перед началом заседаний Круглого стала и суда) произносит чеканные слова: «Да ниспошлет нам Господь желание найти Истину, мудрость открыть ее и мужество ее принять». По-моему, прекрасный повод для серьезной беседы… Кстати, еще одна гениальная фраза из этого фильма: «По другую сторону войны всегда лежит мир. И если ради него нужно сразиться — мы сразимся!».

А в фильме «Эскадрилья Лафайет» христианская тема присутствует на уровне просто жеста — один из американских летчиков пишет на фюзеляже своей «этажерки» «2 Тим 4:7». Умный зритель догадается, запомнит код-не-да-винчи и дома раскроет Библию по этой ссылке и прочитает — «Подвигом добрым я подвизался, течение совершил, веру сохранил».

Второе поле агрессивно-миссионерского действия — обнажение того глубинного следа, которое века христианства оставили в светской культуре. Есть двухтысячелетняя инерция христианского воспитания, и она сказывается даже в тех современных людях, которые сами себя не считают связанными с религией. Но незаметно для себя самих они множеством нитей все же соединены с миром Евангелия. Однако то, что незаметно для них, может быть замечено взглядом со стороны. Именно так работает психотерапевт: он пробует заметить то, что в человеке есть, что влияет на его мышление и поведение, но что сам человек не замечает. Так работает культуролог: он показывает такие логические цепочки и такие ассоциативные связи, которые в культуре есть, но которые сама данная культура и ее носители могут не осознавать. Так может работать и богослов: узнавая незакавыченные цитаты из древних Книг в современных литературных исповедях. Христианские подтексты и смыслы были даже в советской высокой культуре — в лучших книгах и фильмах той поры (например, в фильмах Эльдара Рязанова). Даже если в них не упоминалось имя Бога, но в них было столь доброе и глубокое видение человека, которое могло появиться только в пространстве евангельского восприятия человеческой трагедии.

Границы христианской культуры и церковной жизни не совпадают. Человек может формально являться членом Церкви, но смотреть на людей не по-евангельски, а потребительским взглядом язычника. Возможно и обратное. Люди, живущие вне сознательной христианской веры и даже в формальном противостоянии ей, могут продолжать творить по сути именно христианскую культуру.

Третье поле — это узнавание того общего, действительно общечеловеческого, что есть в разных религиях. Например, некоторые правила аскезы будут одинаковы у йога и у христианского монаха. И тогда в той аудитории, где со словом йога сопряжен знак «Ух ты!», а со словом православие сопрягается разве что последняя скандальная статья из «Московского комсомольца», лучше сказать «В буддизме есть такая практика… Кстати, и в православной традиции есть нечто похожее». Может быть и за пределами Церкви найден такой образ, такой жест, выражающий благоговение перед святыней, который может быть внесен в нашу жизнь. Это заимствование не из язычества, а из человечества.