Дом, в котором… не гаснет свеча - Катрина Гростин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дни сменялись неделями, недели месяцами, а месяца годами. Сменялась пора за порой. Я всё так же трепетно навещала его и ожидала его восстановления. Точно маленький ребёнок, верящий в сказки, придуманные взрослыми. И как бы это странно не прозвучало, постепенно бинты стали уходить. Лицо было уставшее, бледное, уже на веки затаившее в себе все ужасы партизанской жизни, но глаза, его голубые глаза, оставались такими же живыми, весёлыми и смотрели на меня ровно так же как и в первый день нашего знакомства.
Спустя пару лет он, вопреки всем вердиктам врачей, всё же встал на ноги. Счастью моему не было предела, а удивления врачей просто описать словами не возможно. Спустя какое-то время мы объединили свои судьбы обручальными кольцами и у нас родился сын, вон к нему еду, не видела давно.
Лёша сидел и внимал каждому слову. Мир для него перестал существовать. Бурлящие эмоции переполняли всё его тело.
— А что сейчас с вашим мужем?
— Он с сыном и внуком меня дожидаются.
Старушка приятно улыбнулась и засмотрелась в окно.
20 глава
— Да что мы всё обо мне, да обо мне.
Спустя полчаса задумчивого молчания начала новая знакомая.
— Чем ты увлекаешься? Зачем в Ленинград едешь? Неужто тоже по зову сердца юношеского решил ворваться в нашу бывалую столицу?
— Ни к кому я не еду, бабуль. Так просто. Родители уже поднадоели со своими учениями как жить, что делать.
— Молодёжь, молодёжь, не угодишь вам всё никак. Учишься ты где?
— В школе ещё.
— Поступать куда хочешь?
— Никуда. Я выбираю свободу.
— Ишь ты, свободолюбивый какой, — засмеялась та.
— Музыкант я.
— Музыкант, значит. — едва слышно проговорила, можно даже сказать, что выдохнула та. — Ну вам-то, больше нашего надо воли.
Лёша обвёл взглядом сидящих напротив его плацкарта людей, словно ища кого-то, вернее что-то. Пройдя немного дальше, взгляд его пал на мужчину с чехлом, стоявшим за спиной.
— Здравствуйте, можно взять вашу гитару?
Тот недовольно обвёл парнишку взглядом, но всё-таки протянул инструмент с тихим «берите». Парнишка тот час же вернулся к старушке и стал наигрывать незнакомые для присутствующих мелодии, сопровождая своими новыми для мира музыки текстами песен, что привлекло не мало постороннего внимания.
— Не знаю я этих ваших молодёжных песен, но звучат чудно.
— Спасибо.
— Слушай, а можешь сыграть что-нибудь этакое?
— Что именно?
— Тёмную ночь.
— Сейчас попробую.
Он провёл рукой по блестящим струнам и как только стали вырисовываться знакомые мотивы, новая знакомая запела. Голос её приятно ласкал слух и разливался по вагону.
— Верю в тебя, дорогую подругу мою. Эта вера меня, тёмной ночью хранила.
Когда уже стемнело, все разговоры путников приостановились до утра. На вагон легла сонная пелена и сквозь стук колёс слышалось сопение и лёгкое похрапывание. Лёшке не спалось, он задумчиво смотрел в окно на мелькающие тени деревьев и редких домов.
— Ну как ты?
Из темноты возник Рамзес. Его практически не было видно, а голос едва затрагивал тонкий слух юноши.
— Не плохо. Знаешь, сегодня впервые сыграл свои песни для настоящих слушателей и понял, что делаю это не зря, что кому-то обязательно таки понравится моя музыка.
— Я в тебе не сомневался, а она и подавно.
— Кто она?
— Не меня спрашивай. Задай этот вопрос лучше себе, а тут — он протянул указательный палец к сердцу парня — подскажут, правильны ли твои домыслы.
— Искра… — непроизвольно сорвалось из его губ.
— Возможно, это знать только тебе.
— Где же она теперь?
Спросил он, но, когда повернул голову никого возле него не было.
— Ушёл, значит.
Лёша тяжело выдохнул и положил голову на руки, лежащие на столе, так и уснул. Глаза расклеил уже утром, когда, звеня ложкой об стеклянные стеночки поездной кружки перемешивала сахар та самая старушка.
— Доброе утро, соня.
— Доброе утро.
Еле внятно промямлил тот, ещё не до конца проснувшись.
— Уснул поздно что-ли?
Пожилая женщина, решившая растормошить его вопросами, мило улыбнулась, запивая кусочек бублика тёплым чёрным чаем.
— Не сказал бы. Честно говоря, не помню когда и как уснул. В памяти плывут ночные деревья и дома, а дальше чернота. Вообще ничего не видно.
Та лишь тихо рассмеялась.
— Скучно. Ехать ещё день, но от скуки, кажется, сейчас на стену залезу.
— На стену лезть не надо. Есть кое-что получше.
Та повернулась к своей сумочке и стала что-то искать.
— Читать любишь?
— Не любитель, но иногда могу глазами по страницам побегать.
— Не любитель. — тихо повторила женщина. — Раньше, мы с библиотек не выходили, но тут уже новое поколение. Раз не читаете, значит не надо вам это.
Помолчав около минуты, она добавила:
— Есть у меня книга одна. Не знаю, читаете ли вы такое, или любовная тема потеснила все приключенческие романы, но может станет интересно как ты говоришь, пробежаться по книжным страницам. И время скоротаешь.
Она положила на столик книгу в жёлтой обложке, где красными буквами вырисовывалось название произведения «Приключения Тома Сойера и Гекльберри Фина».
— Хорошее произведение, часто читал в детстве.
Он с сияющими глазами взял её в руки и с трепетом стал листать пожелтевшие странички, ухватываясь за кусочки текста.
— Можешь почитать пока, а так внуку везу. А то уезжали они, а про книгу позабыли вовсе.
Он принял этот временный подарок и стал погружаться в мир, где обитают герои Марка Твена. Он словно наяву слышал надоедливый голос тётушки, участвовал в задумках Тома. До вечера время прошло незаметно и до конца истории оставалось совсем немного. Под конец дня глаза уже совсем устали и он отложил её.
— Знаешь, когда ты сказал, что ты музыкант, я отнеслась, как и многие советские люди, скептически ко всему этому. В стране у нас творчество не совсем считают за достойную работу, но после вчерашнего дня, я могу твёрдо сказать: ты молодец. У тебя действительно есть талант, который нельзя распускать как какой-то клубок ниток и нельзя запереть его в чулан, уходя на работу каким-нибудь слесарем на завод. Ты сам пишешь песни?
— Можно и так сказать. У меня есть дом, в котором я пишу и есть человек, который меня очень мотивирует
