Тарковский. Так далеко, так близко. Записки и интервью - Ольга Евгеньевна Суркова

Художник не имеет права на замысел, в котором он социально не заинтересован. Иначе его профессиональная деятельность расслоится со всей его остальной жизнью. Но вся наша «остальная» или частная жизнь складывается из череды поступков, которые могут совершать люди порядочные или бесчестные. И нужно быть готовым к тому, что, совершая в своей жизни честный поступок, можешь получить в ответ не одобрение, но давление на себя, а то и прямой конфликт. То же самое происходит в нашей профессиональной деятельности. Так что не стоит бояться ответственности, приступая к работе над картиной. Но мы почему-то стараемся сразу же подстраховаться от любой опасности, не опасаясь некой бессмысленности своей работы. Тогда съемки фильма становятся лишь способом заработка денег, но не существенной частью жизни художника.

Человек, который стоит у токарного станка и вытачивает деталь, с полным основанием считает себя хозяином жизни: ведь он создает материальные ценности, и его руками осуществляется технический прогресс. И этот же человек платит деньги за то, чтобы получить свою толику «развлечения» или отвлечения, подготовленного для него услужливым «художником». Но все же я полагаю, что услужливость таких «художников» продиктована равнодушием: они цинично отнимают свободное время этого честного человека, воспользовавшись его слабостью и непониманием, его эстетическим невежеством, наконец, в своих глубоко личных и корыстных целях. Их деятельность довольно дурно пахнет… И потому мне кажется, что художник имеет право на творчество лишь тогда, когда оно является его жизненной потребностью. Когда творчество для него – не деятельность, а способ существования, его продуцирующее «Я».

Даже в литературе, в конце концов, не так важно, какую книгу ты напишешь, то есть это может оставаться только твоим личным делом. Ведь издательство может принять твою рукопись, а может ее и отклонить. И далее читатель сам будет решать, хочет ли он купить и читать твою книгу или оставить ее пылиться на книжных прилавках. Но кинематограф требует больших капиталовложений, а потому он наступательно-навязчив в своих отношениях с публикой. Фильм обречен на то, чтобы из него извлекался максимум материальной прибыли. Мы как бы продаем свои картины на корню. И оттого так возрастает наша ответственность за свой «товар». Тем более в наше время, когда кинематограф так тесно вплетается в жизнь, так социологичен, так связан с политикой и общественным мнением, – мы более не имеем права относиться к нему как к развлечению.

Тем не менее нас вечно призывают то воспитывать публику, то ее развлекать. Это противоречие меня всегда озадачивало. Потому что так называемое безобидное «развлечение», которое мы поставляем публике, на самом деле отнюдь не безопасно – оно зачастую ведет к разрушению личности, к ее оскудению и нивелировке.

Для поставки такого рода продукции нужны только ремесленники, и никому нет никакого дела до предназначения художника.

Если мы совершаем не слишком благовидный поступок, то должны отвечать за него. Почему же мы не несем ответственности за свой фильм, каждый из которых должен быть для нас знаменательным и осмысленным? Должен сказать, что решение сделать «Зеркало» совершенно равноценно для меня моему жизненному поступку, ставшему результатом моего ответственного выбора. Но самое странное, что именно этот фильм, оплаченный колоссальным духовным напряжением, потребовавший от меня смелости и решимости предстать перед зрителем открытым и незащищенным, легко уязвимым, – вызвал самое активное неприятие со стороны моих коллег. Честно говоря, я не ожидал такого резкого осуждения. Хотя я сам крайне критичен к тому, что делаю, вижу малейшие неточности и недоделанности в своих работах, но все-таки у меня есть твердое ощущение, что «Зеркало» получилось. Даже если судить фильм только с профессиональной стороны. Хотя я вижу сейчас в картине много ошибок, кое-что я бы вовсе переиначил – и все-таки именно «Зеркало» кажется мне наиболее цельной работой. Но почему-то мои предыдущие картины пользовались у моих коллег большей благосклонностью. Странно, конечно…

Ведь именно в «Зеркале» я решился поставить проблему, которая меня давно волновала. Я искренне поведал о том, что меня мучило и что было мне настолько близко, что я просто не мог передоверить свой мир каким-то другим персонажам и сюжетам. Но именно это обстоятельство: то, что картина была в большой степени автобиографической, возымело самые неожиданные последствия. Оказалось, что попытка рассказать о себе вызывает отчего-то самое активное, но труднообъяснимое для меня неприятие и даже сопротивление. Мой искренний поступок неожиданно многих покоробил. Но в каком-то смысле я доволен подобной реакцией, которая продемонстрировала, что кое-кого мне удалось задеть за живое. Но не только моих коллег, так бурно обсуждавших и осуждавших мою картину, но также моих зрителей, сумевших посмотреть «Зеркало» и отозвавшихся на него восторженными письмами. «Сумевших» – потому что «Зеркалу» устроили лишь пробный показ на три недели в трех кинотеатрах, ожидая скандалов и пустых залов. Ошиблись! Залы оказались переполненными, и по настоятельному требованию зрителей пришлось организовывать дополнительные сеансы. К тому же по ежегодному опросу «Советского экрана» именно «Зеркало» и «Рублёв» оказались в списке тех картин, которые зрители просили показать повторно. Но вопреки всякому здравому смыслу мой фильм так и не имел в итоге достойного проката в Москве по непонятным мне причинам. Вот такие случаются казусы…

Но тем не менее, замысел фильма должен рождаться подобно тому, как рождается, вызревая то или иное ваше решение в самые крутые и ответственные моменты жизни. Когда это решение чревато риском и продиктовано глубоким нравственным осознанием своего пути. Конечно, можно воспользоваться также окольными путями. Ради самосохранения, но не для самовыражения. Впрочем, мне не нравится слово «самовыражение». Я хотел бы сказать о бесконечной важности наиболее полной реализации себя и всего того, что в тебе заложено. Ведь так важно сохранить чувство собственного достоинства. Но, увы, все это, как правило, бывает связано с риском. Наверное, каждому человеку приходится переживать трудные моменты кризиса: сомнения, разочарования, а то и депрессию. Но не следует этого бояться. Ведь рождение замысла порой связано с очень глубокими, болезненными и непростыми внутренними процессами, однако определяющими и формирующими наше духовное развитие. Иначе наше творчество окажется совершенно бессмысленным и никому ненужным. Ведь художнику дан на самом деле тот один-единственный путь, который он должен нащупать. Но, свернув с него однажды, рискуешь навсегда потерять самого себя.

Не стоит снимать фильма, если у тебя нет внутренней потребности высказаться. Хотя режиссеры, конечно, сплошь и рядом материально зависимы от своей работы, а заработать себе на жизнь, как правило, очень сложно. И все-таки нужно стараться думать о главном и не продаваться за предложенный алтын. В этом смысле меня